- Я прошу вас меня извинить и не отказать мне выйти ко мне в эту комнату: мы должны сейчас объясниться.
Гелия не отвечала.
- Я хочу знать, слышите ли вы, что я вам говорю?
- Слышу.
- Оденьтесь и выйдите. Это важно для моей и вашей жизни.
Молчание.
- Я вам даю слово, что вы не услышите ни одного грубого слова. Не бойтесь меня.
Ему слышалось, что она как будто ходит и что-то делает, но на его слова не отвечает.
- Я вам даю слово, что вам меня не должно бояться.
Она ответила: "я не боюсь", и опять слышались её шаги и движение.
"Она ждёт служанку и хочет уйти другим ходом!"
Это его взбесило.
- Вы не отворите?! - вскричал он, после нескольких слов, оставленных ею без ответа.
Гелия снова молчала.
- А, в таком случае я сейчас сожгу вас в вашем затворе.
С этим он плеснул скипидаром на портьеры и зажёг их и в полном безумии бросился к другому выходу из спальни, но в это же мгновение осаждённая повернула ключ и, открыв двери, предстала в пылающей раме горящих портьер. Она была в мантилье и в платье, с головой, покрытой кружевною косынкой. Этого Фебуфис не ожидал и вскрикнул:
- Куда вы?
Она только смерила его глазами и сделала шаг вперёд.
Тогда он, забыв всё, кинулся, чтобы остановить её, но она на всё это была готова: она вынула из-под мантильи руку и подняла прямо против его лица маленький щегольский пистолет.
- Я этого не боюсь! - вскричал Фебуфис.
- А я требую только, чтобы вы до меня не касались.
Из отуманенной бешенством и, может быть, отчасти вином головы Фебуфиса выскочил сразу весь план его мирных и благородных действий. Не успела его жена пройти через залу, как он догнал её у второй двери и схватил её сзади за мантилью. Гелия ударилась виском о резной шпингалет и, вскрикнув от боли, рванулась и убежала... В руках Фебуфиса осталась только её мантилья. Жена ушла... стало пусто: на полу лежала большая золотая шпилька, вершка в четыре длиной, какие носили по тогдашней моде, и на узорчатом шпингалете двери веялись, тихо колеблясь, несколько длинных и тонких шелковистых чёрных волос.
Гелия выбежала из мужнина дома, как из разбойничьего вертепа, в одном платье, и безотчётно пошла, как некогда шёл куда-то обиженный Пик. Она не замечала ни окружавшей её стужи, ни ветра, который трепал её прекрасные волосы и бил в её красивое негодующее лицо мелкими искрами леденистого снега.
В уме Гелии было идти прямо к герцогу и сказать ему:
- Защитите меня от обиды и, если вы рыцарь, - как о вас говорят, скажите, что я не была вашею любовницей, и отмстите за мою честь.
Она верила, что она должна и может это сказать, что она это непременно скажет и что он защитит её, как рыцарь.
ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ
Не давая себе отчёта, хорошо или дурно она думает, Гелия очутилась у герцогского замка. Выросши в торговом городе, жившем более во внешних политических сношениях с Европой, чем с своим правительственным центром, Гелия имела очень недостаточные понятия о том, как можно и как нельзя говорить с герцогом; но это и послужило ей в пользу, или, быть может, во вред, как мы увидим потом, при развитии нашего повествования.
В замке и вокруг замка герцога жизнь начиналась по-военному, то есть очень рано, и в тот ранний час, когда Гелия показалась у подъезда герцога, там уже стояла запряжённая для него лошадь.
Гелия пошла прямо к подъезду и стала у колонны. Дежуривший у подъезда офицер настоятельно просил её удалиться и особенно указал ей на сопровождавшую её собаку.
Гелия слабо понимала речь того языка, на котором говорили в столице герцогства, но поняла указания на Рапо и нетерпеливо взглянула на него глазами.
Тяжёлый и сильный зверь поднялся и пошёл прочь за угол главной площадки замка.
- И вы сами тоже должны удалиться, - сказал офицер; но прежде чем он успел настоять на этом, массивная дверь быстро распахнулась, и появился герцог. Гелия к нему бросилась, как дитя, и в то же время как уверенная в своём достоинстве женщина.
Герцог остановился: ветер сильно перебивал её лепет.
Она говорила, но он не понимал её и... не узнавал её.
Она в отчаянии закрыла лицо руками.
Герцог ещё отодвинулся и приложил ладонь над глазами.
Гелия упала на колени и на этот раз твёрдо сказала:
- Молю вас, спасите!
- Что нужно? - спросил грозно герцог.
И в этот же миг он узнал Гелию и ужаснулся.
- Это вы, Гелия! Что с вами случилось?
И он подался к ней ближе и закрыл её от ветра и снега полою своего плаща.
- Ваша светлость! - простонала она, - была ли я вашею любовницей? - и, зарыдав, она не могла продолжать далее.
Герцог заметил, что она шатается, и подхватил её под руки.
- Кто смел сказать это?
- Вы меня выдали замуж, - произнесла Гелия.
- Ну да!.. Что ж дальше?
Гелия протянула к герцогу руку, в которой был пистолет, и сказала:
- Прикажите скорее взять меня в тюрьму.
- За что?
- Я сейчас хотела убить моего мужа.
- За что?
Она плакала.
- Говорите скорее, за что?
- Он хотел меня сжечь, - он обращается со мною как разбойник!
И, произнося каждое слово, она колебалась на ногах и вдруг совсем пошатнулась в сторону.
Герцог плотнее прикрыл её плащом и сказал:
- Смотрите... правда ли это?
Вместо ответа Гелия взяла холодною рукой руку герцога и приблизила её к своей голове.
На белой замшевой перчатке герцога остались капля крови и несколько глянцевитых и тонких чёрных волос.
Из груди его вырвался звук ужаса и негодования.
- Злодей! - вскричал герцог, - он будет страшно наказан!
С этими словами, задыхаясь и сверкая глазами, разгневанный герцог всхлипнул и потом отечески обнял молодую красавицу и, почувствовав, что она падает, поднял её, как дитя, на руки, поцеловал в темя и с этою ношей возвратился назад в двери замка.
ПРИМЕЧАНИЯ
Впервые - журнал "Русская мысль", 1890, Л 1.
Опубликована была лишь первая часть романа. Продолжения не последовало, вероятно, из-за цензурных опасений редакции журнала. Написанный в условной манере, роман представлял собой сатирический памфлет. Изображенные Лесковым безграничный деспотизм, порожденная им дряблость характеров, падение нравов в высшем обществе вызывали у читателя ассоциации с "глухой порой" николаевского царствования. Правитель-самодур герцог напоминал Николая I, в его приближенных без особого труда можно было узнать деятелей царской администрации - Нессельроде, Дубельта, Адлерберга. Под именем Фебуфиса в романе выведен русский художник К. П. Брюллов (1799 - 1852). Опираясь на многие факты его биографии, Лесков, однако, не ограничивает себя только этим материалом. Фебуфис - собирательный образ художника, талант которого гибнет под опекой деспотической власти.
Чтобы обойти цензуру, Лесков предложил "Русской мысли" печатать продолжение "вразнобивку": сперва третью часть, которая "удобна и интересна", затем вторую, "неудобную", видимо, именно в цензурном отношении (Письмо В.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24