Увлеченная сбором ягод, она и не подумала посмотреть на лицо сына, иначе к своему удивлению и стыду она увидела бы, что Владик совсем не дремлет. Конечно, она поняла бы, что его глаза неспроста широко раскрыты. Но она на него даже не взглянула...
Зрелище наготы матери еще долго стояло перед глазами Владика. Теснились безумные мысли: она обычная грешная женщина, не надевающая трусов в жаркий день, у нее есть половые органы, мало чем отличающиеся от половых органов других женщин, значит, она должна быть так же сексуальна и жадна до наслаждений, как другие люди (ему невольно вспомнилось, как мать унизительно стыдила его, застав за мастурбированием в ванной, - теперь он лишь презрительно усмехнулся при воспоминании об этом бесславном для него случае). Странно - ему и в голову не пришло, что его мать и не может отличаться от других людей. И что, разве он продолжал бы ее бояться и уважать по-прежнему, если бы у нее были не развитые половые органы женщины, много и с удовольствием отдававшейся мужчинам, а инфантильные половые органы, как у девочки первоклассницы?
Невольно всплыло в памяти, как когда-то в детстве он разглядывал половые органы у девочки - первоклассницы, которая была года на три моложе его и ее звали Тая, - она ему позволила делать все, что ему хотелось, когда во время игр на заросшем кустарником деревенском пустыре он ловил ее, случайно поднял ее платье и обнаружил, что она без трусов. Владика как током ударило, он схватил ее за плечи, повернул лицом к себе и, повалив на песок, раздвинул ее загорелые худые ляжки и долго рассматривал и ощупывал то, что между ними было. А был там безволосое - еще бы, он и сам не подозревал, что там когда-нибудь со временем должны быть волосы! - девичье лоно, всего лишь сокровенный между ног бугорок с длинной бороздкой, которую Владик раздвинул большими пальцами обеих рук и в которой обнаружил еще одну кожную складку, еще более нежную, которую тоже раздвинул. Семилетней Тае это явно нравилось, потому что она не сопротивлялась этому "врачебному осмотру", и они оба не забыли о времени, пока их не начали звать другие дети, котрые уже начали их разыскивать.
Так вот, теперь, когда Владик вдруг увидел гениталии матери, ему как-то не пришло в голову, какое чувство он стал бы испытывать к Инне Семеновне, если вдруг увидел бы у нее такие же детские органы, какие были тогда у Таи. Разве мать не должна была быть тем, что она есть в самом деле - женщина в расцвете лет и сексуальных желаний? Занятый бурей мыслей, он лежал неподвижно, забыв обо всем, и обгорел бы на солнце, если бы его не вывел из блаженного оцепенения голос той, что так неосмотрительно дала ему возможность наслаждаться ее наготой: мать звала его обедать. Владик стряхнул с себя одолевавшие мысли и пошел в дом, где его уже дожидалась тарелка окрошки.
За обедом он украдкой взглядывал на ничего не подозревавшую мать и невольно ловил себя на том, что спрашивал себя, надела ли она теперь трусы или все еще нет? Конечно, под сарафаном он не мог ничего увидеть, но при взгляде на выглядывающее из-под подола загорелое колено воображение само дорисовывало остальное. Когда за обедом отец объявил, что намерен съездить со своим приятелем на расположенный неподалеку конный завод, чтобы договориться там о получении уроков верховой езды, а мать сказала, что после обеда собирается пойти купаться и загорать на реку, Владик уже знал, что он будет делать после обеда: ему хотелось тоже пойти на реку, но тайком, чтобы подсмотреть за купающеся матерью. Сказав для отвода глаз, что ему хочется после обеда поспать в гамаке на веранде, он весь погрузился в обумывание своего плана, который вскоре и осуществил.
Река была недалеко от их дачи, протекая неспешно под сенью раскидистых ив. Ее берега словно нарочно были приготовлены для засад: прямо к берегу с узкой полоской песчаного пляжа подступали густые кусты. При желании было нетрудно подобраться незамеченным и из кустов видеть все, что происходит на берегу. Владик выждал, пока Инна Семеновна закончила суету на кухне и ушла на реку. После ее ухода у него от нетерпения дрожали ноги - так ему хотелось тут же пойти следом! Однако он заставил себя выждать еще минут десять и только потом отправился по той же тропинке к реке. Он был предусмотрителен: надел разрисованную камуфляжными разводами и пятнами охотничью куртку отца и такую же закамуфлированную панаму, а также взял с собой сильный отцовский бинокль. Стараясь быть совершенно бесшумным, он прокрался в гущу кустов возле того места, где любила загорать мать. Ему не совсем удалась его затея, потому что пробираясь среди густых веток, он ненароком сломал одну из них. Ветка сломалась с громким треском, чем чуть не погубила весь замысел Владика. Замерев, он смотрел, как Инна Семеновна, лежавшая навзничь на расстеленной накидке, с накрытым широкополой соломенной шляпой лицом, сбросила с лица шляпу, приподнялась и стала испуганно всматриваться в темную гущу кустарника. Ничего там не разглядев, она вернулась в прежнюю позу, но Владик еще несколько минут не смел шелохнуться. Потом он очень осторожно переполз в то место, которое показалось ему с самого начала наиболее удобным для наблюдения, и стал наблюдать за Инной Семеновной. Она лежала ногами в сторону того куста, где притаился непрошеный соглядатай, и ему приходилось упираться взглядом в ее ступни, которые, впрочем, были слегка разведены в стороны, так что между бедер виднелась широкая зеленая полоска купальника, которой было скрыто от глаз то, что он недавно видел под материным сарафаном - густо заросшее волосами женское лоно. Такой же зеленой материей были обтянуты холмики грудей. Владик смотрел на мать и беззвучно шевеля губами, ругал ее за то, что она изменила своему обыкновению загорать без купальника и никак не давала ему полюбоваться своими сокровищами. Та, к кому были обращены эти беззвучные упреки, казалось, дремала, разнеженная под ласковыми солнечными лучами, и Владику опасался, что она будет дремать так еще долго. Он уже приготовился к тому, что придется понапрасну проскучать час - другой, но долго ждать ему не пришлось. Позагорав немного, Инна Семеновна вдруг встала и, осмотревшись - не видит ли кто? стала снимать с себя купальник. Решила позагорать всем телом, понял Владик. Неспешные движения Инны Семеновны поначалу ничего нового не предоставили его нетерпеливому взгляду: Инна Семеновна стояла повернувшись спиной, но минута ожидания была вознаграждена: раздеваясь, мать постепенно поворачивалась к Владику передом, и вот он увидел сначала ее большие груди, почти целиком потемневшие от загара, что резко контрастировало с белизной кожи там, где тело обычно было скрыто бюстгальтером;
1 2 3 4 5 6 7
Зрелище наготы матери еще долго стояло перед глазами Владика. Теснились безумные мысли: она обычная грешная женщина, не надевающая трусов в жаркий день, у нее есть половые органы, мало чем отличающиеся от половых органов других женщин, значит, она должна быть так же сексуальна и жадна до наслаждений, как другие люди (ему невольно вспомнилось, как мать унизительно стыдила его, застав за мастурбированием в ванной, - теперь он лишь презрительно усмехнулся при воспоминании об этом бесславном для него случае). Странно - ему и в голову не пришло, что его мать и не может отличаться от других людей. И что, разве он продолжал бы ее бояться и уважать по-прежнему, если бы у нее были не развитые половые органы женщины, много и с удовольствием отдававшейся мужчинам, а инфантильные половые органы, как у девочки первоклассницы?
Невольно всплыло в памяти, как когда-то в детстве он разглядывал половые органы у девочки - первоклассницы, которая была года на три моложе его и ее звали Тая, - она ему позволила делать все, что ему хотелось, когда во время игр на заросшем кустарником деревенском пустыре он ловил ее, случайно поднял ее платье и обнаружил, что она без трусов. Владика как током ударило, он схватил ее за плечи, повернул лицом к себе и, повалив на песок, раздвинул ее загорелые худые ляжки и долго рассматривал и ощупывал то, что между ними было. А был там безволосое - еще бы, он и сам не подозревал, что там когда-нибудь со временем должны быть волосы! - девичье лоно, всего лишь сокровенный между ног бугорок с длинной бороздкой, которую Владик раздвинул большими пальцами обеих рук и в которой обнаружил еще одну кожную складку, еще более нежную, которую тоже раздвинул. Семилетней Тае это явно нравилось, потому что она не сопротивлялась этому "врачебному осмотру", и они оба не забыли о времени, пока их не начали звать другие дети, котрые уже начали их разыскивать.
Так вот, теперь, когда Владик вдруг увидел гениталии матери, ему как-то не пришло в голову, какое чувство он стал бы испытывать к Инне Семеновне, если вдруг увидел бы у нее такие же детские органы, какие были тогда у Таи. Разве мать не должна была быть тем, что она есть в самом деле - женщина в расцвете лет и сексуальных желаний? Занятый бурей мыслей, он лежал неподвижно, забыв обо всем, и обгорел бы на солнце, если бы его не вывел из блаженного оцепенения голос той, что так неосмотрительно дала ему возможность наслаждаться ее наготой: мать звала его обедать. Владик стряхнул с себя одолевавшие мысли и пошел в дом, где его уже дожидалась тарелка окрошки.
За обедом он украдкой взглядывал на ничего не подозревавшую мать и невольно ловил себя на том, что спрашивал себя, надела ли она теперь трусы или все еще нет? Конечно, под сарафаном он не мог ничего увидеть, но при взгляде на выглядывающее из-под подола загорелое колено воображение само дорисовывало остальное. Когда за обедом отец объявил, что намерен съездить со своим приятелем на расположенный неподалеку конный завод, чтобы договориться там о получении уроков верховой езды, а мать сказала, что после обеда собирается пойти купаться и загорать на реку, Владик уже знал, что он будет делать после обеда: ему хотелось тоже пойти на реку, но тайком, чтобы подсмотреть за купающеся матерью. Сказав для отвода глаз, что ему хочется после обеда поспать в гамаке на веранде, он весь погрузился в обумывание своего плана, который вскоре и осуществил.
Река была недалеко от их дачи, протекая неспешно под сенью раскидистых ив. Ее берега словно нарочно были приготовлены для засад: прямо к берегу с узкой полоской песчаного пляжа подступали густые кусты. При желании было нетрудно подобраться незамеченным и из кустов видеть все, что происходит на берегу. Владик выждал, пока Инна Семеновна закончила суету на кухне и ушла на реку. После ее ухода у него от нетерпения дрожали ноги - так ему хотелось тут же пойти следом! Однако он заставил себя выждать еще минут десять и только потом отправился по той же тропинке к реке. Он был предусмотрителен: надел разрисованную камуфляжными разводами и пятнами охотничью куртку отца и такую же закамуфлированную панаму, а также взял с собой сильный отцовский бинокль. Стараясь быть совершенно бесшумным, он прокрался в гущу кустов возле того места, где любила загорать мать. Ему не совсем удалась его затея, потому что пробираясь среди густых веток, он ненароком сломал одну из них. Ветка сломалась с громким треском, чем чуть не погубила весь замысел Владика. Замерев, он смотрел, как Инна Семеновна, лежавшая навзничь на расстеленной накидке, с накрытым широкополой соломенной шляпой лицом, сбросила с лица шляпу, приподнялась и стала испуганно всматриваться в темную гущу кустарника. Ничего там не разглядев, она вернулась в прежнюю позу, но Владик еще несколько минут не смел шелохнуться. Потом он очень осторожно переполз в то место, которое показалось ему с самого начала наиболее удобным для наблюдения, и стал наблюдать за Инной Семеновной. Она лежала ногами в сторону того куста, где притаился непрошеный соглядатай, и ему приходилось упираться взглядом в ее ступни, которые, впрочем, были слегка разведены в стороны, так что между бедер виднелась широкая зеленая полоска купальника, которой было скрыто от глаз то, что он недавно видел под материным сарафаном - густо заросшее волосами женское лоно. Такой же зеленой материей были обтянуты холмики грудей. Владик смотрел на мать и беззвучно шевеля губами, ругал ее за то, что она изменила своему обыкновению загорать без купальника и никак не давала ему полюбоваться своими сокровищами. Та, к кому были обращены эти беззвучные упреки, казалось, дремала, разнеженная под ласковыми солнечными лучами, и Владику опасался, что она будет дремать так еще долго. Он уже приготовился к тому, что придется понапрасну проскучать час - другой, но долго ждать ему не пришлось. Позагорав немного, Инна Семеновна вдруг встала и, осмотревшись - не видит ли кто? стала снимать с себя купальник. Решила позагорать всем телом, понял Владик. Неспешные движения Инны Семеновны поначалу ничего нового не предоставили его нетерпеливому взгляду: Инна Семеновна стояла повернувшись спиной, но минута ожидания была вознаграждена: раздеваясь, мать постепенно поворачивалась к Владику передом, и вот он увидел сначала ее большие груди, почти целиком потемневшие от загара, что резко контрастировало с белизной кожи там, где тело обычно было скрыто бюстгальтером;
1 2 3 4 5 6 7