Мы стараемся «притянуть за уши» реального человека к мифическому образцу — а что в результате? А в результате теряем и иллюзию, и действительность: разочарование заставляет нас расстаться и с придуманным идеалом, и с близкими, «не дотянувшими» до идеала. В детстве такие «крушения» переживаются легче. Видимо, сказывается присутствие титанических планов на долгую-долгую жизнь. Мысль о том, что «все еще будет», приглаживает наждачную шкуру жизненного пути. С возрастом, когда контакты налаживаются с большим трудом, когда начинаешь высоко ценить не столько новое, сколько привычное, когда всякая потеря оставляет шрам на душе — ты готова закрыть глаза на очевидное, дабы продолжать верить в невероятное. Так и рождаются комплексы.
Наше сознание пытается спрятать от нас травмоопасные реалии за флером идеализации — и не только в детские годы. Всю жизнь мы опьяняем себя старыми и новыми мифами, стараясь отыскать в собственной жизни признаки наличия «доброй сказки». И ужасно расстраиваемся, если «что-то ничего в волнах не видно», как говаривал новеллист Иероним Поприхин в «Мастере и Маргарите». А ведь стоило бы саму себя поблагодарить за объективность и проницательность. Многие люди, правда, прибегают не к поиску, а к домыслу: подсознательно искажают черты действительности, добавляя своему окружению черты «мифических героев». Увы, но подобное одурманивание мифами, как правило, заканчивается тем, что настоящие, немифические шансы упускаются.
Великий писатель Федор Достоевский писал: «Человек всю жизнь не живет, а сочиняет себя, самосочиняется». А если вспомнить другого великого человека — Ингмара Бергмана, — то можно повторить и его слова: «Жизнь имеет в точности ту ценность, которой мы хотим ее наделить». Потом, сложив эти изречения, получаем совсем не парадоксальное утверждение: тот, кто «самосочиняется», низводит ценность жизни до создания воображаемой маски, накрепко приросшей к истинной личности. И маскарад становится его жизнью, а его жизнь — маскарадом. Сперва забавно, но только сперва. Есть, разумеется, определенная психологическая категория, которая страшно увлекается всякими «тусовочными мероприятиями» — про них можно сказать, что маска для них становится лицом, потому что они есть то, что видят окружающие. Но это всего лишь один компонент психологического рисунка личности. В рисунок обычно входят несколько таких компонентов, и им, скорее всего, будет ужасно неуютно в «нескончаемом вихре развлечений». Так что, вероятно, стоит сохранить свою индивидуальность, как бы тебя не тянуло «самосочиняться» — например, ради удовлетворения амбиций твоей родни. Как уже было сказано, поначалу это сработает и даже покажется забавным — а потом станет тошно и жалко себя, потерянную, до невозможности.
Конечно, время от времени так и тянет сказануть нечто в духе напыщенной фразы Максима Горького, заученной еще в школе: «жизнь дается один раз, и прожить ее надо так, чтобы не было мучительно больно за бесцельно»… потраченную зарплату. Впрочем, это бесполезное занятие: каждому из нас придется искать свое собственное «прожить надо так». Никаких единых вариантов не существует — на создание подобных «образцов» отваживаются только идеологи. То есть категория, наименее заинтересованная в счастье отдельно взятого человека. Ведь задача идеолога — обеспечение бесперебойной работы социальных механизмов, даже в ущерб интересам «социальной единицы». Итак, если тебе однажды покажется, что ты обнаружила всеобщий смысл жизни — тогда одно из двух. Либо ты подалась в идеологи, либо тебе пора проконсультироваться у психиатра.
Иногда к специалистам данного профиля мы попадаем непосредственно «с подачи» наших родных и близких. Иначе сама идея психоанализа не только не развилась бы в индустрию, но и вообще не родилась бы! Приходится признать: мы не только подвергаемся прессингу со стороны близких, но и сами усугубляем негативные последствия оного, прячась от объективного мировосприятия в свое собственное «измерение». От подобной тактики неизбежные разочарования не перестают быть неизбежными — но становятся гораздо мощнее и сокрушительнее. Поэтому для сохранения твердого ума и ясной памяти у человека выход один: смотреть реальности в лицо, не пудрить мозги ни себе, ни другим байками и сказками. И отстаивать свои интересы в любой ситуации. Но не впадая в паранойю. А это бывает так трудно!
Почему же мы, люди вполне здоровые (по крайней мере психически), так устрашающе меняемся, когда приходится решать обычную, вроде бы, задачу — как добиться необходимых уступок от своего круга общения? Почему мы впадаем то в истерику, то в аутизм, то в абулию (это патологическое отсутствие воли), то в депрессию? Почему мы периодически закатываем родным скандалы, больше напоминающие потопление «Титаника», нежели выяснение отношений? Почему нам покоя не дает идиотский (да-да, идиотский!) вопрос: кто глава семьи? Да потому, что когда-то, в детстве, нам годами прививали примитивные «подавляющие» методы общения. И мы взяли их на вооружение, а потом уверовали в соответствующие ценности — натиск, напор, нажим. Поэтому сейчас мы расплачиваемся за неверную информацию, усвоенную в юные годы: либо ты — либо тебя. И выбираем одну из двух далеко не симпатичных ролей — подавляющего или подавляемого.
Но мы же не хотели оказаться перед выбором «съесть или быть съеденной», особенно, когда речь идет о налаживании родственных отношений. И как вся эта жуткая система «налаживания», спрашивается, складывается? Складывается она довольно примитивно — но очень, очень подолгу, можно считать, десятилетиями. Многократное повторение — не мать учения, а мать зубрежки. Повторив сто, тысячу раз какую-нибудь абракадабру, ты затвердишь ее на всю жизнь. И, вероятно, никогда уже не сможешь от нее избавиться. Немало существует семей, в которых намертво прижилась (считай, что это каламбур) карательная тактика взаимоотношений. В принципе, не такое уж это редкое явление. И не так уж много альтернатив «домашнему концлагерю», где правит семейный «айне кляйне фюрер». Суди сама, какие розы нам приготовил — нет, не Гименей, скорее доктор Спок.
Сотрудничество . Самый сложный и трудоемкий вариант общения. И уж тем более с детьми. Потому что равное партнерство вообще трудно дается русскому человеку — в силу некоторых исторических особенностей — а тем более партнерское отношение к собственному ребенку. Как это так: я его (ее) породил, но, в отличие от Тараса Бульбы, я не вправе его (ее) не только убить, но даже и оскорбить? Да где ж такое видано, православные?! Видимо, там, где история о приношении Авраамом сына в жертву рассматривается с точки зрения Исаака, которому папенька приставил нож к горлу оттого, что у него, видите ли, в мозгу прозвучал чей-то весьма кровожадный глас.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25
Наше сознание пытается спрятать от нас травмоопасные реалии за флером идеализации — и не только в детские годы. Всю жизнь мы опьяняем себя старыми и новыми мифами, стараясь отыскать в собственной жизни признаки наличия «доброй сказки». И ужасно расстраиваемся, если «что-то ничего в волнах не видно», как говаривал новеллист Иероним Поприхин в «Мастере и Маргарите». А ведь стоило бы саму себя поблагодарить за объективность и проницательность. Многие люди, правда, прибегают не к поиску, а к домыслу: подсознательно искажают черты действительности, добавляя своему окружению черты «мифических героев». Увы, но подобное одурманивание мифами, как правило, заканчивается тем, что настоящие, немифические шансы упускаются.
Великий писатель Федор Достоевский писал: «Человек всю жизнь не живет, а сочиняет себя, самосочиняется». А если вспомнить другого великого человека — Ингмара Бергмана, — то можно повторить и его слова: «Жизнь имеет в точности ту ценность, которой мы хотим ее наделить». Потом, сложив эти изречения, получаем совсем не парадоксальное утверждение: тот, кто «самосочиняется», низводит ценность жизни до создания воображаемой маски, накрепко приросшей к истинной личности. И маскарад становится его жизнью, а его жизнь — маскарадом. Сперва забавно, но только сперва. Есть, разумеется, определенная психологическая категория, которая страшно увлекается всякими «тусовочными мероприятиями» — про них можно сказать, что маска для них становится лицом, потому что они есть то, что видят окружающие. Но это всего лишь один компонент психологического рисунка личности. В рисунок обычно входят несколько таких компонентов, и им, скорее всего, будет ужасно неуютно в «нескончаемом вихре развлечений». Так что, вероятно, стоит сохранить свою индивидуальность, как бы тебя не тянуло «самосочиняться» — например, ради удовлетворения амбиций твоей родни. Как уже было сказано, поначалу это сработает и даже покажется забавным — а потом станет тошно и жалко себя, потерянную, до невозможности.
Конечно, время от времени так и тянет сказануть нечто в духе напыщенной фразы Максима Горького, заученной еще в школе: «жизнь дается один раз, и прожить ее надо так, чтобы не было мучительно больно за бесцельно»… потраченную зарплату. Впрочем, это бесполезное занятие: каждому из нас придется искать свое собственное «прожить надо так». Никаких единых вариантов не существует — на создание подобных «образцов» отваживаются только идеологи. То есть категория, наименее заинтересованная в счастье отдельно взятого человека. Ведь задача идеолога — обеспечение бесперебойной работы социальных механизмов, даже в ущерб интересам «социальной единицы». Итак, если тебе однажды покажется, что ты обнаружила всеобщий смысл жизни — тогда одно из двух. Либо ты подалась в идеологи, либо тебе пора проконсультироваться у психиатра.
Иногда к специалистам данного профиля мы попадаем непосредственно «с подачи» наших родных и близких. Иначе сама идея психоанализа не только не развилась бы в индустрию, но и вообще не родилась бы! Приходится признать: мы не только подвергаемся прессингу со стороны близких, но и сами усугубляем негативные последствия оного, прячась от объективного мировосприятия в свое собственное «измерение». От подобной тактики неизбежные разочарования не перестают быть неизбежными — но становятся гораздо мощнее и сокрушительнее. Поэтому для сохранения твердого ума и ясной памяти у человека выход один: смотреть реальности в лицо, не пудрить мозги ни себе, ни другим байками и сказками. И отстаивать свои интересы в любой ситуации. Но не впадая в паранойю. А это бывает так трудно!
Почему же мы, люди вполне здоровые (по крайней мере психически), так устрашающе меняемся, когда приходится решать обычную, вроде бы, задачу — как добиться необходимых уступок от своего круга общения? Почему мы впадаем то в истерику, то в аутизм, то в абулию (это патологическое отсутствие воли), то в депрессию? Почему мы периодически закатываем родным скандалы, больше напоминающие потопление «Титаника», нежели выяснение отношений? Почему нам покоя не дает идиотский (да-да, идиотский!) вопрос: кто глава семьи? Да потому, что когда-то, в детстве, нам годами прививали примитивные «подавляющие» методы общения. И мы взяли их на вооружение, а потом уверовали в соответствующие ценности — натиск, напор, нажим. Поэтому сейчас мы расплачиваемся за неверную информацию, усвоенную в юные годы: либо ты — либо тебя. И выбираем одну из двух далеко не симпатичных ролей — подавляющего или подавляемого.
Но мы же не хотели оказаться перед выбором «съесть или быть съеденной», особенно, когда речь идет о налаживании родственных отношений. И как вся эта жуткая система «налаживания», спрашивается, складывается? Складывается она довольно примитивно — но очень, очень подолгу, можно считать, десятилетиями. Многократное повторение — не мать учения, а мать зубрежки. Повторив сто, тысячу раз какую-нибудь абракадабру, ты затвердишь ее на всю жизнь. И, вероятно, никогда уже не сможешь от нее избавиться. Немало существует семей, в которых намертво прижилась (считай, что это каламбур) карательная тактика взаимоотношений. В принципе, не такое уж это редкое явление. И не так уж много альтернатив «домашнему концлагерю», где правит семейный «айне кляйне фюрер». Суди сама, какие розы нам приготовил — нет, не Гименей, скорее доктор Спок.
Сотрудничество . Самый сложный и трудоемкий вариант общения. И уж тем более с детьми. Потому что равное партнерство вообще трудно дается русскому человеку — в силу некоторых исторических особенностей — а тем более партнерское отношение к собственному ребенку. Как это так: я его (ее) породил, но, в отличие от Тараса Бульбы, я не вправе его (ее) не только убить, но даже и оскорбить? Да где ж такое видано, православные?! Видимо, там, где история о приношении Авраамом сына в жертву рассматривается с точки зрения Исаака, которому папенька приставил нож к горлу оттого, что у него, видите ли, в мозгу прозвучал чей-то весьма кровожадный глас.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25