она пришла потому, что не могла не прийти, и последствия войны так же ожидаемы и предсказуемы, как и последствия цивилизации. Мировая война несет с собой человечеству глубокий духовный кризис. Последствия такой небывалой войны неисчислимы и не могут быть предвидены целиком: наряду с внешними (международными, политическими и экономическими) изменениями происходят внутренние, "неприметные", духовные изменения. Бердяев полагает, что духовные последствия войны не менее значимы, чем последствия экономические и политические.
Рассматривая проблему социализации жизни, философ пишет, что "в XIX в. мироощущение и миросознание передовых слоев человечества было окрашено в ярко социальный цвет. Не раз уже указывали на то, что социология заменила теологию, что религиозное чувство потерявшего веру человечества направилось на социальность. Ориентация жизни сделалась социальной по преимуществу, ей были подчинены все другие оценки. Все ценности были поставлены в социальную перспективу. Человеческая общественность была выделена из жизни космической, из мирового целого и ощущалась как замкнутое и самодовлеющее целое. Человек окончательно был водворен на замкнутую социальную территорию, на ней захотел он быть господином, забыл обо всем остальном мире и об иных мирах, на которые не простирается его власть и господство. Завоевания человека на ограниченной, замкнутой социальной территории достигались ослаблением памяти, забвением бесконечности. Быть может, нужно было человеку пережить период этого ограниченного мироощущения, чтобы усилить и укрепить свою социальную энергию. Всякого рода ограничения бывают прагматически нужны
291
в известные периоды человеческой эволюции. Но ограниченность этого социологического мироощущения не могла продолжаться слишком долго. Эта ограниченность таила в себе возможность слишком неожиданных катастроф" [74].
Одной из таких катастроф явилась Первая мировая война. Бердяев сравнивает ее с девятым валом, который смёл все поверхностные иллюзии и показал всем, даже наиболее ослепленным, насколько поверхностны и недолговечны социальные утопии. Такова участь утопий гуманизма, пацифизма, международного социализма, международного анархизма и т.д. "Выясняется не теорией, а самой жизнью, - пишет Бердяев, - что социальный гуманизм имел слишком ограниченный и слишком поверхностный базис. Не было принято во внимание, что существуют глубокие недра земли и необъятная мировая ширь и звездные миры. Много темно иррационального, всегда приносящего неожиданность, лежит в этих недрах и в бесконечной шири... Слишком многое не принимается во внимание в социальных утопиях, всегда основанных на упрощении и искусственной изоляции" [75].
Война нанесла окончательный удар по "фаустовской" Европе (в трактовке Шпенглера), Европе Нового времени, она сняла налет цивилизации XIX и XX вв. и обнажила более глубокие пласты человеческой жизни, раскрепостила хаотически иррациональное в человеческой природе, лишь внешне прикрытое, но не претворенное в нового человека. В XX в. на место казавшихся вечными буржуазных и социалистических ценностей приходят "расовые и национальные инстинкты". Взлелеянный столетиями рационализм Западной Европы потерпел фиаско перед стихией иррационального: "Борьба рас, борьба национальных достоинств, борьба великих империй за могущество и владычество по существу сверхнациональна" [76].
74 Бердяев Н.А. Космическое и социологическое мироощущение // Бердяев Н.А. Судьба России. М., 1990. С. 145.
75 Там же. С. 145.
76 Там же. С. 118.
292
Кризис интеллигентского сознания
Значительная часть человечества, согласно Бердяеву, оказалась духовно совершенно неподготовленной к катастрофе мировой войны, которая разразилась внезапно, разбивая все укрепленные позиции: "Многие почувствовали себя выброшенными за борт истории" [77]. В огромной массе русской интеллигенции война породила глубокий кризис сознания, изменение основных оценок жизни. Большинство представителей российской интеллигенции были совершенно не подготовлены к столь грандиозным по своим масштабам и значимости событиям, как мировая война. Бердяев объясняет кризис интеллигентского сознания в России трансформацией двух его важных параметров: обращенности сознания к внутриполитическим и социальным проблемам, а также сформированной и устоявшейся в течение очень длительного времени системы ценностей и категорий. Вот эти-то ментальные конструкты и не выдержали проверки мировой войной, что соответственно вызвало кризисные ощущения выброшенности, несостоятельности, несвоевременности, недееспособности и пр.
Итак, традиционное сознание представителей интеллигенции в России было целиком обращено на внутреннюю политику и рассмотрение внутренних же социальных проблем: "Мировая война неизбежно обращает сознание к политике международной и вызывает исключительный интерес к роли России в мировой жизни. Кругозор сознания делается мировым. Преодолевается провинциализм сознания, провинциализм интересов. Мы волей судьбы выводимся в ширь всемирной истории" [78]. По мысли Бердяева, традиционный русский интеллигент, привыкший все оценивать по своим отвлеченно-моралистическим категориям, растерялся, когда от него потребовалась живая реакция на события такого масштаба. Привычные проверенные доктрины и теории оказались бессильными перед "грозным лицом всемирно исторического фатума", неспособными объяснить
77 Там же. С. 148.
78 Там же. С. 43.
293
происходящее. Все это потребовало срочной перестройки, даже ломки сознания, привычных традиционных чувств. Многие переживали это трагически. Но одна из характерных черт социокультурного кризиса в том-то и состоит, что коренным образом меняются ценностные ориентации, не выдерживая гнета сметающей все социальной катастрофы.
Западная Европа пережила разочарование в ценностях Нового времени разочарование постигло и Россию. Однако разочарование в традиционных интеллигентских ценностях, по мысли Бердяева, имело и благие последствия для России: "Широким кругам интеллигенции (русской. - Т.С.) война несет сознание ценности своей национальности, ценности всякой национальности, чего она была почти совершенно лишена. Для традиционного интеллигентского сознания существовала ценность добра, справедливости, блага народа, братства народов, но не существовало ценности национальности, занимающей совершенно особенное место в иерархии мировых ценностей. Национальность представлялась не самоценностью, а чем-то подчиненным другим отвлеченным ценностям блага. И это объясняется прежде всего тем, что традиционное сознание интеллигенции никогда не было обращено к исторически-конкретному, всегда жило отвлеченными категориями и оценками" [79].
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131
Рассматривая проблему социализации жизни, философ пишет, что "в XIX в. мироощущение и миросознание передовых слоев человечества было окрашено в ярко социальный цвет. Не раз уже указывали на то, что социология заменила теологию, что религиозное чувство потерявшего веру человечества направилось на социальность. Ориентация жизни сделалась социальной по преимуществу, ей были подчинены все другие оценки. Все ценности были поставлены в социальную перспективу. Человеческая общественность была выделена из жизни космической, из мирового целого и ощущалась как замкнутое и самодовлеющее целое. Человек окончательно был водворен на замкнутую социальную территорию, на ней захотел он быть господином, забыл обо всем остальном мире и об иных мирах, на которые не простирается его власть и господство. Завоевания человека на ограниченной, замкнутой социальной территории достигались ослаблением памяти, забвением бесконечности. Быть может, нужно было человеку пережить период этого ограниченного мироощущения, чтобы усилить и укрепить свою социальную энергию. Всякого рода ограничения бывают прагматически нужны
291
в известные периоды человеческой эволюции. Но ограниченность этого социологического мироощущения не могла продолжаться слишком долго. Эта ограниченность таила в себе возможность слишком неожиданных катастроф" [74].
Одной из таких катастроф явилась Первая мировая война. Бердяев сравнивает ее с девятым валом, который смёл все поверхностные иллюзии и показал всем, даже наиболее ослепленным, насколько поверхностны и недолговечны социальные утопии. Такова участь утопий гуманизма, пацифизма, международного социализма, международного анархизма и т.д. "Выясняется не теорией, а самой жизнью, - пишет Бердяев, - что социальный гуманизм имел слишком ограниченный и слишком поверхностный базис. Не было принято во внимание, что существуют глубокие недра земли и необъятная мировая ширь и звездные миры. Много темно иррационального, всегда приносящего неожиданность, лежит в этих недрах и в бесконечной шири... Слишком многое не принимается во внимание в социальных утопиях, всегда основанных на упрощении и искусственной изоляции" [75].
Война нанесла окончательный удар по "фаустовской" Европе (в трактовке Шпенглера), Европе Нового времени, она сняла налет цивилизации XIX и XX вв. и обнажила более глубокие пласты человеческой жизни, раскрепостила хаотически иррациональное в человеческой природе, лишь внешне прикрытое, но не претворенное в нового человека. В XX в. на место казавшихся вечными буржуазных и социалистических ценностей приходят "расовые и национальные инстинкты". Взлелеянный столетиями рационализм Западной Европы потерпел фиаско перед стихией иррационального: "Борьба рас, борьба национальных достоинств, борьба великих империй за могущество и владычество по существу сверхнациональна" [76].
74 Бердяев Н.А. Космическое и социологическое мироощущение // Бердяев Н.А. Судьба России. М., 1990. С. 145.
75 Там же. С. 145.
76 Там же. С. 118.
292
Кризис интеллигентского сознания
Значительная часть человечества, согласно Бердяеву, оказалась духовно совершенно неподготовленной к катастрофе мировой войны, которая разразилась внезапно, разбивая все укрепленные позиции: "Многие почувствовали себя выброшенными за борт истории" [77]. В огромной массе русской интеллигенции война породила глубокий кризис сознания, изменение основных оценок жизни. Большинство представителей российской интеллигенции были совершенно не подготовлены к столь грандиозным по своим масштабам и значимости событиям, как мировая война. Бердяев объясняет кризис интеллигентского сознания в России трансформацией двух его важных параметров: обращенности сознания к внутриполитическим и социальным проблемам, а также сформированной и устоявшейся в течение очень длительного времени системы ценностей и категорий. Вот эти-то ментальные конструкты и не выдержали проверки мировой войной, что соответственно вызвало кризисные ощущения выброшенности, несостоятельности, несвоевременности, недееспособности и пр.
Итак, традиционное сознание представителей интеллигенции в России было целиком обращено на внутреннюю политику и рассмотрение внутренних же социальных проблем: "Мировая война неизбежно обращает сознание к политике международной и вызывает исключительный интерес к роли России в мировой жизни. Кругозор сознания делается мировым. Преодолевается провинциализм сознания, провинциализм интересов. Мы волей судьбы выводимся в ширь всемирной истории" [78]. По мысли Бердяева, традиционный русский интеллигент, привыкший все оценивать по своим отвлеченно-моралистическим категориям, растерялся, когда от него потребовалась живая реакция на события такого масштаба. Привычные проверенные доктрины и теории оказались бессильными перед "грозным лицом всемирно исторического фатума", неспособными объяснить
77 Там же. С. 148.
78 Там же. С. 43.
293
происходящее. Все это потребовало срочной перестройки, даже ломки сознания, привычных традиционных чувств. Многие переживали это трагически. Но одна из характерных черт социокультурного кризиса в том-то и состоит, что коренным образом меняются ценностные ориентации, не выдерживая гнета сметающей все социальной катастрофы.
Западная Европа пережила разочарование в ценностях Нового времени разочарование постигло и Россию. Однако разочарование в традиционных интеллигентских ценностях, по мысли Бердяева, имело и благие последствия для России: "Широким кругам интеллигенции (русской. - Т.С.) война несет сознание ценности своей национальности, ценности всякой национальности, чего она была почти совершенно лишена. Для традиционного интеллигентского сознания существовала ценность добра, справедливости, блага народа, братства народов, но не существовало ценности национальности, занимающей совершенно особенное место в иерархии мировых ценностей. Национальность представлялась не самоценностью, а чем-то подчиненным другим отвлеченным ценностям блага. И это объясняется прежде всего тем, что традиционное сознание интеллигенции никогда не было обращено к исторически-конкретному, всегда жило отвлеченными категориями и оценками" [79].
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131