из области сердца как бы распространяется какое-то движение. Что это такое? Это ощущение необходимо или является препятствием?
Кришнамурти: Вот где самая существенная часть дела. Без этого нет восприятия. Одно интеллектуальное восприятие — не восприятие. Простое действие интеллектуального восприятия разорвано, тогда как понимание подразумевает симпатию, сердце. Иначе вы не способны чувствовать, не в состоянии воспринимать. А воспринимать — значит действовать.
И вот восприятие, действие вне времени — это и есть красота.
П.: А глаза и сердце — участвуют ли они в акте восприятия одновременно?
Кришнамурти: Восприятие предполагает полное внимание: нервы, уши, мозг, сердце — все проявляет свои высшие способности, иначе восприятия нет.
П.: Но в силу особого свойства, в силу фрагментарной природы чувственного акта, организм не действует как целостность.
Кришнамурти: Все дело в том, что мозг, сердце, нервы, глаза, уши никогда не проявляют полного внимания. А если они не проявляют полного внимания, вы не в состоянии что-либо воспринять.
Так что же такое красота? Заключается ли она в экспрессии, в отрывочном действии? Я могу быть художником, инженером, поэтом. Поэт, инженер, художник, ученый — все это фрагментарные люди. Один фрагмент становится необыкновенно восприимчивым, чувствительным, и его действие может выразить нечто прекрасное; однако оно по-прежнему останется фрагментарным действием.
П.: А когда организм воспринимает насилие — террор или безобразие — что это за состояние?
Кришнамурти: Рассмотрим разные формы насилия. Но почему вы задаете этот вопрос?
П.: Необходимо его исследовать.
Кришнамурти: Является ли насилие частью красоты — вы спрашиваете об этом?
П.: Я бы сказала иначе.
Кришнамурти: Вы видите насилие. Каким будет ответ восприимчивого ума — в том смысле, в каком мы употребляем слово «восприимчивый», — на любую форму разрушения, которая является частью насилия? (Пауза. )
Я понял. Является ли насилие актом полного восприятия, или это фрагментарное действие?
П.: Это не ясно; это другое.
Кришнамурти: Вы задали вопрос о насилии. Я хочу исследовать насилие. Является ли насилие актом гармоничного восприятия?
П.: Нет.
Кришнамурти: Итак, вы говорите, что это фрагментарное действие; а фрагментарное действие должно отрицать красоту.
П.: Вы опрокинули всю ситуацию.
Кришнамурти: Каким бывает ответ восприимчивого ума, когда он видит насилие? Он смотрит на него, исследует, видит в насилии фрагментарное действие; поэтому оно не является актом красоты. Что случается с восприимчивым умом, когда он видит акт насилия? Он видит «то, что есть».
П.: Для вас природа ума, как таковая, не меняется?
Кришнамурти: Почему она должна измениться? Он видит «то, что есть». Сделайте еще один шаг.
П.: Это виденье «того, что есть» — изменяет ли оно природу «того, что есть»? Существует осознание; существует насилие, которое является фрагментарным. Постижение этого факта — изменяет ли оно природу насилия?
Кришнамурти: Подождите минутку. Вы спрашиваете, каково действие восприимчивого ума, когда он наблюдает насилие?
П.: Вы сказали, что он видит «то, что есть». Изменяет ли он «то, что есть»? Воспринимающий ум наблюдает насилие и видит «то, что есть»; и вот сам этот акт виденья — действует ли он на насилие, изменяет ли его природу?
Кришнамурти: Вы спрашиваете, говорит ли этот воспринимающий ум, видя акт насилия, видя «то, что есть», — говорит ли он себе: «Что я должен делать?» Вы хотите спросить это?
П.: Воспринимающий ум не задает вопроса; однако должно ведь существовать какое-то действие со стороны воспринимающего ума, которое изменяет природу действия другого человека.
Кришнамурти: Воспринимающий ум видит акт насилия. Этот акт является фрагментарным. Какое же действие может произвести воспринимающий ум?
П.: Воспринимающий ум видит насилие, совершаемое неким Х. Виденье есть действие.
Кришнамурти: Но что он может сделать?
П.: Я бы сказала так: если воспринимающий ум действует, он должен изменить насилие в Х.
Кришнамурти: Давайте выясним это. Воспринимающий ум видит, что другой человек совершает насилие. Для воспринимающего ума само виденье есть действие. Таков факт. Идет восприятие и воспринимающий ум видит, как Х совершает насилие. Какое же действие включено в такое виденье? — остановить насилие?
П.: Все это — побочное действие. Я говорю, что, когда воспринимающий ум сталкивается с актом насилия, сам акт восприятия изменяет действие насилия.
Кришнамурти: Здесь сразу несколько явлений. Воспринимающий ум видит акт насилия. Человек, совершающий насилие, может реагировать прекращением насилия, потому что человек с воспринимающим умом находится вблизи, возле него; и это происходит внезапно.
П.: К вам приходит человек со своей проблемой ревности. Что происходит с вами во время разговора с запутавшимся человеком?
В самом акте восприятия эта запутанность исчезает.
Кришнамурти: Очевидно, так случается вследствие контакта. Вы взяли на себя труд обсудить проблему насилия, и что-то при этом происходит, потому что мы совместно решаем проблему. Имеет место общение, совместный подход. Это просто. Вы видите где-то далеко человека, который совершает насильственное действие. Какова будет реакция воспринимающего ума?
П.: От воспринимающего ума должна исходить огромная энергия, которая обязательно окажет какое-то воздействие.
Кришнамурти: Возможно, она подействует. Но здесь нет той же уверенности, как в случае тесного общения. Человек может проснуться среди ночи, испытав какую-то странную реакцию, которая зависит от его чувствительности. Она может оказаться следствием воздействия воспринимающего ума, тогда как результат тесного общения бывает иным. Оно действительно производит в нем перемену.
Вернемся назад. Вы спрашивали, что такое красота. Я думаю, нам можно сказать, что ум, свободный от внутренней разорванности, от расколотости, обладает красотой.
П.: Имеет ли он какое-то отношение к чувственному восприятию — если вы закроете глаза, уши?..
Кришнамурти: Ум не зависит от этого. Когда вы закрываете уши и глаза, не существует разорванности; и вот он обладает этим качеством красоты, чувствительности. Он не зависит от внешней красоты. Поместите инструмент такого ума в центр самого шумного города, что тогда произойдет? Он подвергнется физическому воздействию, но особенность ума, свободного от разорванности, не изменится. Он не зависит от окружения, а потому не беспокоится по поводу выражения.
П.: В этом его уединенность.
Кришнамурти: Поэтому красота и есть уединенность. Почему существует жажда самовыражения? Является ли она частью красоты, будь то страстное желание женщины иметь ребенка, жажда сексуального наслаждения, которую испытывает мужчина в момент нежности, или настойчивое стремление художника к самовыражению?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79
Кришнамурти: Вот где самая существенная часть дела. Без этого нет восприятия. Одно интеллектуальное восприятие — не восприятие. Простое действие интеллектуального восприятия разорвано, тогда как понимание подразумевает симпатию, сердце. Иначе вы не способны чувствовать, не в состоянии воспринимать. А воспринимать — значит действовать.
И вот восприятие, действие вне времени — это и есть красота.
П.: А глаза и сердце — участвуют ли они в акте восприятия одновременно?
Кришнамурти: Восприятие предполагает полное внимание: нервы, уши, мозг, сердце — все проявляет свои высшие способности, иначе восприятия нет.
П.: Но в силу особого свойства, в силу фрагментарной природы чувственного акта, организм не действует как целостность.
Кришнамурти: Все дело в том, что мозг, сердце, нервы, глаза, уши никогда не проявляют полного внимания. А если они не проявляют полного внимания, вы не в состоянии что-либо воспринять.
Так что же такое красота? Заключается ли она в экспрессии, в отрывочном действии? Я могу быть художником, инженером, поэтом. Поэт, инженер, художник, ученый — все это фрагментарные люди. Один фрагмент становится необыкновенно восприимчивым, чувствительным, и его действие может выразить нечто прекрасное; однако оно по-прежнему останется фрагментарным действием.
П.: А когда организм воспринимает насилие — террор или безобразие — что это за состояние?
Кришнамурти: Рассмотрим разные формы насилия. Но почему вы задаете этот вопрос?
П.: Необходимо его исследовать.
Кришнамурти: Является ли насилие частью красоты — вы спрашиваете об этом?
П.: Я бы сказала иначе.
Кришнамурти: Вы видите насилие. Каким будет ответ восприимчивого ума — в том смысле, в каком мы употребляем слово «восприимчивый», — на любую форму разрушения, которая является частью насилия? (Пауза. )
Я понял. Является ли насилие актом полного восприятия, или это фрагментарное действие?
П.: Это не ясно; это другое.
Кришнамурти: Вы задали вопрос о насилии. Я хочу исследовать насилие. Является ли насилие актом гармоничного восприятия?
П.: Нет.
Кришнамурти: Итак, вы говорите, что это фрагментарное действие; а фрагментарное действие должно отрицать красоту.
П.: Вы опрокинули всю ситуацию.
Кришнамурти: Каким бывает ответ восприимчивого ума, когда он видит насилие? Он смотрит на него, исследует, видит в насилии фрагментарное действие; поэтому оно не является актом красоты. Что случается с восприимчивым умом, когда он видит акт насилия? Он видит «то, что есть».
П.: Для вас природа ума, как таковая, не меняется?
Кришнамурти: Почему она должна измениться? Он видит «то, что есть». Сделайте еще один шаг.
П.: Это виденье «того, что есть» — изменяет ли оно природу «того, что есть»? Существует осознание; существует насилие, которое является фрагментарным. Постижение этого факта — изменяет ли оно природу насилия?
Кришнамурти: Подождите минутку. Вы спрашиваете, каково действие восприимчивого ума, когда он наблюдает насилие?
П.: Вы сказали, что он видит «то, что есть». Изменяет ли он «то, что есть»? Воспринимающий ум наблюдает насилие и видит «то, что есть»; и вот сам этот акт виденья — действует ли он на насилие, изменяет ли его природу?
Кришнамурти: Вы спрашиваете, говорит ли этот воспринимающий ум, видя акт насилия, видя «то, что есть», — говорит ли он себе: «Что я должен делать?» Вы хотите спросить это?
П.: Воспринимающий ум не задает вопроса; однако должно ведь существовать какое-то действие со стороны воспринимающего ума, которое изменяет природу действия другого человека.
Кришнамурти: Воспринимающий ум видит акт насилия. Этот акт является фрагментарным. Какое же действие может произвести воспринимающий ум?
П.: Воспринимающий ум видит насилие, совершаемое неким Х. Виденье есть действие.
Кришнамурти: Но что он может сделать?
П.: Я бы сказала так: если воспринимающий ум действует, он должен изменить насилие в Х.
Кришнамурти: Давайте выясним это. Воспринимающий ум видит, что другой человек совершает насилие. Для воспринимающего ума само виденье есть действие. Таков факт. Идет восприятие и воспринимающий ум видит, как Х совершает насилие. Какое же действие включено в такое виденье? — остановить насилие?
П.: Все это — побочное действие. Я говорю, что, когда воспринимающий ум сталкивается с актом насилия, сам акт восприятия изменяет действие насилия.
Кришнамурти: Здесь сразу несколько явлений. Воспринимающий ум видит акт насилия. Человек, совершающий насилие, может реагировать прекращением насилия, потому что человек с воспринимающим умом находится вблизи, возле него; и это происходит внезапно.
П.: К вам приходит человек со своей проблемой ревности. Что происходит с вами во время разговора с запутавшимся человеком?
В самом акте восприятия эта запутанность исчезает.
Кришнамурти: Очевидно, так случается вследствие контакта. Вы взяли на себя труд обсудить проблему насилия, и что-то при этом происходит, потому что мы совместно решаем проблему. Имеет место общение, совместный подход. Это просто. Вы видите где-то далеко человека, который совершает насильственное действие. Какова будет реакция воспринимающего ума?
П.: От воспринимающего ума должна исходить огромная энергия, которая обязательно окажет какое-то воздействие.
Кришнамурти: Возможно, она подействует. Но здесь нет той же уверенности, как в случае тесного общения. Человек может проснуться среди ночи, испытав какую-то странную реакцию, которая зависит от его чувствительности. Она может оказаться следствием воздействия воспринимающего ума, тогда как результат тесного общения бывает иным. Оно действительно производит в нем перемену.
Вернемся назад. Вы спрашивали, что такое красота. Я думаю, нам можно сказать, что ум, свободный от внутренней разорванности, от расколотости, обладает красотой.
П.: Имеет ли он какое-то отношение к чувственному восприятию — если вы закроете глаза, уши?..
Кришнамурти: Ум не зависит от этого. Когда вы закрываете уши и глаза, не существует разорванности; и вот он обладает этим качеством красоты, чувствительности. Он не зависит от внешней красоты. Поместите инструмент такого ума в центр самого шумного города, что тогда произойдет? Он подвергнется физическому воздействию, но особенность ума, свободного от разорванности, не изменится. Он не зависит от окружения, а потому не беспокоится по поводу выражения.
П.: В этом его уединенность.
Кришнамурти: Поэтому красота и есть уединенность. Почему существует жажда самовыражения? Является ли она частью красоты, будь то страстное желание женщины иметь ребенка, жажда сексуального наслаждения, которую испытывает мужчина в момент нежности, или настойчивое стремление художника к самовыражению?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79