На днях я должна буду поговорить с мистером Дунканом о какой-либо плате наличными за мои услуги, но пока я слишком зависела от него, чтобы поднимать эту тему. Если он меня выгонит, я скоро опять окажусь перед судьей и на сей раз наверняка буду заключена в тюрьму и отправлена работать на кого-то в поле, и труд там будет гораздо более изнурительным. Итак, я собралась извлекать из своего положения все возможное и выжидать благоприятного случая.
IV
Утром я начала понимать, что меня ждет. Поскольку я легла очень рано, я была уже на ногах, одета и готова начать день, когда постучала Одетта. Она прямо-таки молотила в дверь – полагала, что я еще в постели. Я открыла и встала в дверях, пресекая всякую попытку Одетты войти.
– Слуги уже позавтракали, – сказала она. – Вы будете завтракать на кухне, и не вздумайте доложить об этом. В этом нет ничего худого, если вас не заставят есть с прислугой.
Я сказала:
– Мадам, я никогда не давала повода думать, что мне не нравится делить стол с кем бы то ни было. Это идея миссис Дункан, а не моя.
– Ну что ж, тогда не мешкайте. Хозяйка ждет вас к себе сразу после завтрака. Так что спускайтесь тотчас же.
Я ела мой завтрак в обществе одной лишь веселой чернокожей поварихи с Ямайки. Она сообщила, что ее зовут Сильвиана и что она самая лучшая в мире повариха, – мнение, которое я вскоре с нею разделила.
Я не съела еще и половины, как в кухню ворвалась Одетта, чтобы поторопить меня. Оставив часть завтрака, я последовала за нею снова наверх. Там она, постучав в одну из дверей, открыла ее и пропустила меня в гостиную Селины Дункан, затем в ее опочивальню. Комната была большая, и в ней легко дышалось, несмотря на задернутые портьеры и плотно закрытые ставни. В комнате было так темно, что миссис Дункан зажгла три большие лампы, хотя снаружи стоял ясный и солнечный день.
На кровати перед нею стояла подставка для письма, на которой лежала солидная пачка бумаг – похоже, писем. Селина указала на них.
– Я запустила свою корреспонденцию и теперь предоставляю ее вам. На каждом письме я сделала заметки, обозначающие, как хочу ответить. Ваше искусство, без сомнения, позволит составить очень хорошие и должные ответы. Когда покончите с этим делом, я найду вам другие занятия.
Упомянутые «другие» занятия заключались в подрезании цветов и их расстановке, чтении вслух, задергивании штор, когда она укладывалась вздремнуть днем, передаче распоряжений поварихе и Одетте, подготовке списка всевозможных покупок, кроме связанных с кухней.
Три дня я трудилась с раннего утра до часа, когда Селина решала отойти ко сну, и каждый вечер я чувствовала такое же изнеможение, как в тот вечер после трагедии. До сих пор Клод Дункан держался от меня в стороне, а Уолтер вроде бы провел последние три дня в городе. Человек по имени Лаверн Кейвет еще не почтил нас визитом. Я надеялась, что он и Уолтер не будут мне навязываться, ибо теперь целиком была поглощена поручениями Селины.
Моя рука уставала от возложенной на меня писанины. На все надо было отвечать, даже на самые пустые записки. Я не имела понятия, что меня ждет, но наверняка знала, если когда-либо эта работа принесет отдачу, она будет заслуженной.
На четвертое утро Уолтер ворвался в кухню, когда я ела. На нем были бриджи для верховой езды и бледно-желтая рубашка. Он был в сапогах, держал плеть и похлопывал ею по сапогам точно на манер своего отца.
– Вы не очень ранняя пташка, – сказал он. – Надевайте костюм для верховой езды. У Мари он был. Жду вас внизу через двадцать минут.
– Кататься верхом? – воскликнула я.
– А что же еще, женщина? Кататься, само собой.
– Но я должна узнать, что желает от меня ваша мать…
– Она желает от вас, чтобы вы ехали со мной. Шевелитесь же. Ненавижу верховые прогулки, когда солнце становится слишком жарким.
Мне опять не удалось как следует позавтракать, но я поспешила наверх, чтобы отыскать амазонку и влезть в нее. Я подумала, что Мари обладала превосходным вкусом в одежде, в отличие от вкуса в мужчинах, ибо экипировка была прелестной. Она состояла из довольно тяжелого облегающего бедра длинного твидового двубортного жакета с широкими лацканами. Под него я надела белую блузку с крахмальным, плотно облегающим воротничком. Юбка была пышной, но совсем простой. Все это увенчивалось блестящим цилиндром, который мне пришлось надежно пришпилить к волосам.
Сапоги сияли так же, как у Уолтера, и имелся арапник, тоже входивший в комплект. Когда я спускалась по лестнице, Уолтер, ждавший в вестибюле, казался ужасно раздраженным, но его лицо просветлело, едва он увидел меня, что я восприняла как комплимент. И не ошиблась.
– Ей-Богу, – сказал он, – вы необыкновенно привлекательная женщина. Костюм Мари смотрится на вас чрезвычайно хорошо. Лучше, чем на ней.
– Спасибо, – сказала я.
– Надеюсь, вы хорошая наездница, потому что мне нравится нечто большее, чем просто легкий галоп по пастбищам. Если не будете поспевать за мной, я больше вас не приглашу.
У меня имелись некоторые сомнения относительно моих способностей как всадницы, но я лишь наклонила голову в знак того, что приняла предупреждение. Мы двинулись к конюшне по вымощенной дорожке, изящно извивавшейся между строго распланированными цветниками. Работавшие в имении мужчины не обратили на нас внимания, когда мы проходили мимо. Я было хотела похвалить их за великолепные цветы, но удержалась, усомнившись в том, что Уолтер это одобрит.
Лошади были готовы: лоснящаяся симпатичная кобыла для меня и красновато-коричневый каурный жеребец для Уолтера. Мы сели в седла – я слегка неуклюже, ведь уже прошло время с тех пор, как я ездила верхом. Уолтер врезал арапником по конскому боку, и жеребец с места в карьер рванул по равнине. Я пятками стронула свою лошадь с места и не заставляла ее набирать полную скорость. Уолтер, придержав свою, ждал меня.
– Вы слишком медлите, – сказал он. – Боитесь?
– Не вижу смысла изнурять свою лошадь, – ответила я.
– Ах, вы не видите смысла!
С этими словами он изо всей силы вытянул арапником мою лошадь по боку. Кобыла рванулась, Уолтер поехал следом. Приблизившись вплотную, он ударил мою лошадь арапником и свою тоже, смеясь над моими отчаянными усилиями удержаться в седле.
Я подумала, что Уолтеру крайне необходимо преподать урок. Краем глаза я видела, как он поднимает плетку, чтобы еще раз стегнуть мою лошадь. Прежде чем он опустил плетку, я резко бросила кобылу вправо, прямо наперерез ему, испугав жеребца и заставив его вдруг встать на дыбы. Теперь уже я воспользовалась плеткой, правда, слегка, чтобы только кобыла поняла, чего я от нее жду. Она вроде бы действовала со мной заодно, ибо мы помчались, намного опередив Уолтера.
Он с криком последовал вдогонку, но моя лошадь была меньше и резвее, и мы оставили Уолтера далеко позади;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46
IV
Утром я начала понимать, что меня ждет. Поскольку я легла очень рано, я была уже на ногах, одета и готова начать день, когда постучала Одетта. Она прямо-таки молотила в дверь – полагала, что я еще в постели. Я открыла и встала в дверях, пресекая всякую попытку Одетты войти.
– Слуги уже позавтракали, – сказала она. – Вы будете завтракать на кухне, и не вздумайте доложить об этом. В этом нет ничего худого, если вас не заставят есть с прислугой.
Я сказала:
– Мадам, я никогда не давала повода думать, что мне не нравится делить стол с кем бы то ни было. Это идея миссис Дункан, а не моя.
– Ну что ж, тогда не мешкайте. Хозяйка ждет вас к себе сразу после завтрака. Так что спускайтесь тотчас же.
Я ела мой завтрак в обществе одной лишь веселой чернокожей поварихи с Ямайки. Она сообщила, что ее зовут Сильвиана и что она самая лучшая в мире повариха, – мнение, которое я вскоре с нею разделила.
Я не съела еще и половины, как в кухню ворвалась Одетта, чтобы поторопить меня. Оставив часть завтрака, я последовала за нею снова наверх. Там она, постучав в одну из дверей, открыла ее и пропустила меня в гостиную Селины Дункан, затем в ее опочивальню. Комната была большая, и в ней легко дышалось, несмотря на задернутые портьеры и плотно закрытые ставни. В комнате было так темно, что миссис Дункан зажгла три большие лампы, хотя снаружи стоял ясный и солнечный день.
На кровати перед нею стояла подставка для письма, на которой лежала солидная пачка бумаг – похоже, писем. Селина указала на них.
– Я запустила свою корреспонденцию и теперь предоставляю ее вам. На каждом письме я сделала заметки, обозначающие, как хочу ответить. Ваше искусство, без сомнения, позволит составить очень хорошие и должные ответы. Когда покончите с этим делом, я найду вам другие занятия.
Упомянутые «другие» занятия заключались в подрезании цветов и их расстановке, чтении вслух, задергивании штор, когда она укладывалась вздремнуть днем, передаче распоряжений поварихе и Одетте, подготовке списка всевозможных покупок, кроме связанных с кухней.
Три дня я трудилась с раннего утра до часа, когда Селина решала отойти ко сну, и каждый вечер я чувствовала такое же изнеможение, как в тот вечер после трагедии. До сих пор Клод Дункан держался от меня в стороне, а Уолтер вроде бы провел последние три дня в городе. Человек по имени Лаверн Кейвет еще не почтил нас визитом. Я надеялась, что он и Уолтер не будут мне навязываться, ибо теперь целиком была поглощена поручениями Селины.
Моя рука уставала от возложенной на меня писанины. На все надо было отвечать, даже на самые пустые записки. Я не имела понятия, что меня ждет, но наверняка знала, если когда-либо эта работа принесет отдачу, она будет заслуженной.
На четвертое утро Уолтер ворвался в кухню, когда я ела. На нем были бриджи для верховой езды и бледно-желтая рубашка. Он был в сапогах, держал плеть и похлопывал ею по сапогам точно на манер своего отца.
– Вы не очень ранняя пташка, – сказал он. – Надевайте костюм для верховой езды. У Мари он был. Жду вас внизу через двадцать минут.
– Кататься верхом? – воскликнула я.
– А что же еще, женщина? Кататься, само собой.
– Но я должна узнать, что желает от меня ваша мать…
– Она желает от вас, чтобы вы ехали со мной. Шевелитесь же. Ненавижу верховые прогулки, когда солнце становится слишком жарким.
Мне опять не удалось как следует позавтракать, но я поспешила наверх, чтобы отыскать амазонку и влезть в нее. Я подумала, что Мари обладала превосходным вкусом в одежде, в отличие от вкуса в мужчинах, ибо экипировка была прелестной. Она состояла из довольно тяжелого облегающего бедра длинного твидового двубортного жакета с широкими лацканами. Под него я надела белую блузку с крахмальным, плотно облегающим воротничком. Юбка была пышной, но совсем простой. Все это увенчивалось блестящим цилиндром, который мне пришлось надежно пришпилить к волосам.
Сапоги сияли так же, как у Уолтера, и имелся арапник, тоже входивший в комплект. Когда я спускалась по лестнице, Уолтер, ждавший в вестибюле, казался ужасно раздраженным, но его лицо просветлело, едва он увидел меня, что я восприняла как комплимент. И не ошиблась.
– Ей-Богу, – сказал он, – вы необыкновенно привлекательная женщина. Костюм Мари смотрится на вас чрезвычайно хорошо. Лучше, чем на ней.
– Спасибо, – сказала я.
– Надеюсь, вы хорошая наездница, потому что мне нравится нечто большее, чем просто легкий галоп по пастбищам. Если не будете поспевать за мной, я больше вас не приглашу.
У меня имелись некоторые сомнения относительно моих способностей как всадницы, но я лишь наклонила голову в знак того, что приняла предупреждение. Мы двинулись к конюшне по вымощенной дорожке, изящно извивавшейся между строго распланированными цветниками. Работавшие в имении мужчины не обратили на нас внимания, когда мы проходили мимо. Я было хотела похвалить их за великолепные цветы, но удержалась, усомнившись в том, что Уолтер это одобрит.
Лошади были готовы: лоснящаяся симпатичная кобыла для меня и красновато-коричневый каурный жеребец для Уолтера. Мы сели в седла – я слегка неуклюже, ведь уже прошло время с тех пор, как я ездила верхом. Уолтер врезал арапником по конскому боку, и жеребец с места в карьер рванул по равнине. Я пятками стронула свою лошадь с места и не заставляла ее набирать полную скорость. Уолтер, придержав свою, ждал меня.
– Вы слишком медлите, – сказал он. – Боитесь?
– Не вижу смысла изнурять свою лошадь, – ответила я.
– Ах, вы не видите смысла!
С этими словами он изо всей силы вытянул арапником мою лошадь по боку. Кобыла рванулась, Уолтер поехал следом. Приблизившись вплотную, он ударил мою лошадь арапником и свою тоже, смеясь над моими отчаянными усилиями удержаться в седле.
Я подумала, что Уолтеру крайне необходимо преподать урок. Краем глаза я видела, как он поднимает плетку, чтобы еще раз стегнуть мою лошадь. Прежде чем он опустил плетку, я резко бросила кобылу вправо, прямо наперерез ему, испугав жеребца и заставив его вдруг встать на дыбы. Теперь уже я воспользовалась плеткой, правда, слегка, чтобы только кобыла поняла, чего я от нее жду. Она вроде бы действовала со мной заодно, ибо мы помчались, намного опередив Уолтера.
Он с криком последовал вдогонку, но моя лошадь была меньше и резвее, и мы оставили Уолтера далеко позади;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46