Бедолаге Уильяму даже удалось убедить суд лишить ее содержания, доказав, что она промышляет проституцией.
Даже ее родной отец, Эдвард Уокер, уважаемый кузнец из Кэмбервелла, не смог жить с ней, пока она превращалась в ту жалкую тварь, за которой Джеймс Мейбрик шел в эту промозглую августовскую ночь. Отец долго ругался с ней из-за ее пьянства и в конце концов выгнал из дома. Теперь она проживала — губы Мейбрика брезгливо скривились при одной мысли о том, что это можно назвать проживанием, — в холодных комнатах ночлежек, расположенных на печально известной Флауэр-энд-Дин-стрит или не менее знаменитой Троул-стрит, каморки которых сдавались преимущественно дешевым шлюхам. В Уайтчепле было множество подобных ночлежек; в некоторых из них даже разрешалось сдавать постели мужчинам и женщинам вместе, как бы кощунственно это ни звучало. «Чертовы четверть мили», как назывался в народе отрезок Коммершл-роуд от Троул-стрит до Флауэр-энд-Дин, уже много лет считались едва ли не самым опасным местом в Лондоне.
Все это было известно Джеймсу Мейбрику даже слишком хорошо, ибо на заре своей карьеры, работая клерком в конторе торговца хлопком, он сам некоторое время жил в Уайтчепле. Здесь он повстречался со славной рабочей девушкой по имени Сара и женился на ней, здесь она жила до сих пор втайне от той богатой и вздорной сучки, на которой он женился много лет спустя и с которой жил в богатом особняке в Ливерпуле. Флори, эта змея подколодная, узнала о существовании Сары всего несколько недель назад и даже посмела потребовать от него развода — это после того-то, что сама вытворяла с этим Брирли! Джеймс только посмеялся над ней и посоветовал хорошенько подумать над собственным будущим перед тем, как предпринимать подобный шаг. Пусть подумает, пусть прикинет все свои долги у портных, оплатить которые она сама никак не сможет. Если хочет избежать позора, если не хочет срамиться сама и срамить своих невинных детей, пусть удовлетворяет его аппетиты, оставит бедняжку Сару в покое и вообще молчит в тряпочку.
Джеймс заходил к Саре сегодня, перед тем как появиться у д-ра Лахли. Ему доставляли удовольствие эти тайные визиты к драгоценной первой жене, которая не осуждала его за тягу к деньгам Флори, к положению в обществе, которая скромно жила на те деньги, что он ей давал. Хорошая девушка Сара — богобоязненная, не пожелавшая уехать из Уайтчепла, от своих единственных родственников, чтобы разрушить его карьеру. Хорошо хоть, Саре никогда не придется зарабатывать себе на жизнь на этих улицах. Даже местные спиталфилдские священники приходили в ужас и отчаяние от преступных наклонностей здешних жителей.
Джеймс Мейбрик улыбнулся в темноте. Ничего, по поводу одной местной жительницы им отчаиваться больше не придется. Уже три с половиной часа он бесшумно скользил за Полли Николз, пока та пыталась заработать четыре пенса себе на ночлег, — с самого того момента, как его провожатый, его наставник, д-р Джон Лахли окликнул ее. Одежда, в которую нарядился его замечательный учитель, заметно изменила его внешность, что весьма нравилось Джеймсу — почти так же, как нравилось ему это бесшумное преследование по ночным улицам. Бутафорская борода, которую Мейбрик купил ему в одной из театральных лавок в Сохо, перекрасив затем в другой цвет, сделала Лахли таким же незаметным, как тысячи других неряшливо одетых рабочих, спешивших по Уайтчеплу из одного кабака в другой.
Лахли заступил Полли Николз дорогу и улыбнулся ей в лицо.
— Привет, дорогая. Сырой выдался вечер, не так ли?
Доктор, чье лечение помогло Мейбрику чувствовать себя намного сильнее и бодрее, бросил короткий взгляд через плечо шлюхи на притаившегося в тени Мейбрика и чуть заметно кивнул, подтверждая, что это та самая Полли Николз, ради убийства которой он и привел сюда Джеймса. Полли Николз улыбнулась Джону Лахли обычной оценивающей улыбкой уличной женщины.
— Привет. Да уж, немного сыровато.
— Немного, — согласился Лахли. — Такой леди, как вы, не стоило бы выходить в такую погоду с непокрытой головой.
— Ух ты, сразу видно чуткую душу! — Она игриво провела пальцами по его руке. — И то сказать, была бы пара лишних монет, купила б я себе славную модную шляпку от дождя.
— Надо же, какое совпадение, — снова улыбнулся Лахли. — У меня как раз случилось несколько лишних монет. Она весело рассмеялась.
— И что может поделать леди, чтоб разделить такое богатство, а?
— Считайте, что это подарок. — С этими словами врач сунул ей в ладонь флорин.
Она опустила взгляд на лежащую в ее заскорузлой ладони монету и застыла с открытым ртом.
— Флорин? — Эта жалкая пьянчужка держала в руке монету, стоимость которой равнялась двадцати четырем пенсам: в шесть раз больше той цены, за которую она продавала себя этой ночью. Или, пользуясь другой мерой, стоимость шести стаканов джина. Полли покосилась на Лахли с неожиданной подозрительностью. — За что это вы даете мне цельный флорин, а? — Жадность боролась с опаской на ее маленьком, некогда изящном лице.
Джон Лахли одарил ее теплой улыбкой.
— Это маленький знак признательности. От нашего общего друга. Эдди шлет вам свой привет, мэм. — Он дотронулся рукой до козырька своей мятой кепки. — До него дошло, что еще один наш общий приятель, молодой человек по имени Морган, одолжил вам несколько принадлежавших ему писем. Эдди не терпится перечитать их, видите ли, вот он и попросил меня, не откажу ли я ему в любезности переговорить с вами насчет того, чтобы продать их ему нынче вечером.
— Эдди? — поперхнулась она. — Ох, мамочки! Чтоб мне провалиться, это, значит, все письма !
Мейбрик сжал рукоять ножа в кармане и улыбнулся.
Джон Лахли отвесил этой грязной маленькой шлюхе шутовской поклон.
— Считайте этот флорин обещанием будущей награды вашей щедрости в этом… гм… деликатном деле.
— Ну… да, я, можно сказать, женщина деликатная. И то сказать, мистер Эдди очень добр, что послал цельный флорин в знак расположения. Но тут вон оно что: нету у меня при себе этих писем нынче. Схожу да заберу их, вот как. Оно ведь как: припрятала я их, для Моргана-то, — поспешно добавила она.
— Ну разумеется, мадам. Но мы ведь встретимся после того, как вы их заберете? Назовите время и место, и я принесу вам награду гораздо более щедрую, чем этот жалкий флорин.
— А то как же! Дайте мне на все про все ночь, идет? Может, встретимся утром, а?
Мейбрик снова стиснул нож, на этот раз от ярости. Нет! Он не в силах ждать целый день! Эту шлюху надо покарать сейчас! Этой же ночью! Джон Мейбрик словно видел перед собой свою обнаженную жену в объятиях любовника, и это видение жгло его, распаляя острое желание убить эту грязную потаскуху, выставляющуюся перед ними так, словно она достойна дышать с ними одним воздухом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114