Институт был международной организацией, призванной использовать и применять транслокацию — перенос во времени. Цель состояла в том, чтобы «возвращаться назад во времени» на ТКЗ и собирать там информацию и «культурные артефакты», в том числе музыкальные, утраченные на настоящей Земле. Обладая монополией на эту технологию, институт нес также ответственность за то, чтобы транслокация не использовалась в неподобающих целях. Существовало правило, называвшееся «Первым законом контактов», которому все сотрудники института должны были следовать неукоснительно. Согласно закону, любой, поевший на ТКЗ, брал обязательство сводить к минимуму любые контакты с людьми и не делать ничего, что могло бы изменить «прошлое».
Именно это правило Роббинс предлагал сейчас нарушить, причем весьма существенно.
– Это и должно послужить ответом на ваш вопрос. — Доктор Эверетт величественно сложила руки на груди.
Директор выглядела такой же смущенной, как и все остальные.
– Следовательно, вы утверждаете, насколько я поняла, что мы способны изменить прошлое на ТКЗ, не изменив нашего собственного прошлого?
Эверетт побагровела.
– Вот именно! Об этом я и твержу. Или вы меня не слушаете?
Роббинс трепетал перед ней не меньше, чем все прочие, хотя не переставал удивляться, каким образом эта маленькая старушка с безупречным узлом седых волос на затылке, годящаяся большинству из них в бабки, умудряется превращать их всех, в том числе признанных экспертов в своих областях, а также своих сверстников, в нашкодивших приготовишек, смиренно выслушивающих нагоняи от наставницы.
– Тогда попробую объяснить проще. Транскосмическая Земля двигалась по вектору линейного времени, так же, как и мы. Собственно, когда мы ничем друг от друга не отличались. Но после квантово-временного сдвига, приведшего к ответвлению существующей Вселенной от ГКЗ, реальная связь между нашим линейным временем и ТКЗ прервалась. ТКЗ перестала быть «прошлым вообще», превратившись в «одно из прошлых», которое мы можем менять, не опасаясь за единственное в своем роде прошлое или настоящее на нашей ветви Вселенной. Позволю себе грубое сравнение: точно так же новорожденный после перерезания пуповины живет отдельно от матери и продолжает существование, что бы с ней ни стряслось. Вот и наша Земля со своим линейным временем существует теперь отдельно от ТКЗ.
Реализация предложения доктора Роббинса станет доказательством ого, о чем я уже много лет твержу моим невосприимчивым коллегам и сполнительному комитету. Мы не изменим свою собственную исто-ию, которая существует в памяти человечества, и не прекратим сущес-вование, изменив ход истории на ТКЗ.
Директор учтиво кивнула.
– Благодарю вас, доктор Эверетт. — Она обернулась к седовласому |ужчине слева. — Прошу, доктор Харрисон.
Сесил Л. Харрисон был конкретен.
–Доктор Эртманн, физик из моей группы, обладающая наибольшим опытом практической работы на ТКЗ, предприняла серию ночных посещений квартиры интересующего нас объекта, начав с периода за два года до его смерти, для взятия анализов крови во сне. Через несколько часов после смерти объекта были взяты образцы тканей и жидкостей. Наш анализ подтвердил заключение лечащего врача о смерти пациента от болезни печени. Однако врач ошибочно заключил, что причиной болезни было злоупотребление алкоголем или сифилис. Применив современные медицинские тесты, не существовавшие в XIX веке, мы с доктором Эртманн обнаружили, что больной страдал хроническим гепатитом; заражение вирусом гепатита В произошло не раньше, чем за пятнадцать месяцев до кончины.
Следовательно, достаточно сделать пациенту инъекцию соответствующего препарата примерно за месяц до заражения. Лекарство препятствует проникновению вирусной ДНК в клетки и дает почти стопроцентный эффект.
Харрисон кашлянул.
– Тем не менее не следует забывать, что к моменту смерти объект страдал и другими болезнями, поэтому, даже если мы спасем его от гепатита, он может скончаться по другой причине. По моим расчетам, он проживет дополнительно пять, от силы десять лет.
– Благодарю вас, доктор Харрисон, — молвила директор. — По словам наших гостей, технических препятствий к реализации предложения доктора Роббинса не существует. Теперь нам надлежит поразмыслить, следует ли это делать. Доктор Роббинс и доктор Брентано уже высказали свою точку зрения. Есть ли иные соображения?
Настал момент истины, подумал Роббинс. Брентано была ярой противницей проекта. Впрочем, сейчас было бы политически недальновидно выступать с ней заодно. Она вместе с возглавляемым ею сектором философии и теологии впала в немилость у исполнительного комитета, когда факты из их доклада, приоткрывшего завесу тайны над истинным содержанием событий в Лурде в 1858 году, просочились в печать. Институт осадили возмущенные толпы, а кто-то даже грозил подложить бомбу. Официальный протест французского правительства, испугавшегося за будущее своей туристической индустрии, тоже не способствовал репутации сектора.
Литгона и Шимуру надлежало причислять, скорее, к сторонникам. Если предложение Роббинса будет одобрено и эксперимент пройдет удачно, то он станет прецедентом, которым воспользуются ученые, чтобы продвинуть собственные проекты.
Только Биллингсли оставался, как всегда, человеком-загадкой.
– Мы с доктором Литтоном всецело за предложение доктора Роббинса, — высказался Шимура.
Директор кивнул Биллингсли. Самый молодой из участников заседания поправил галстук-бабочку, надел роговые очки и провел рукой по коротким блестящим волосам.
– У меня двойственное отношение к эксперименту. Если план Говарда сработает, я смогу предложить собственные проекты. Скажем, побывать на Второй Земле и посоветовать кое-кому не садиться в самолет.
О ком это он, недоуменно подумал Роббинс.
– Но Тони, — Биллингсли кивнул в сторону Брентано, — сомневается, хватит ли нам ума, чтобы сообразить, что произойдет, если мы изменим прошлое Второй Земли. Вдруг мы все испортим? Опираясь на знакомую мне литературу, я вынужден согласиться с ней: нарушение первой директивы не слишком хорошая идея. Нам не следовало бы так рисковать: того и гляди, превратим тамошних жителей, а то и самих себя в каких-нибудь ящериц.
В кого ? Роббинса раздражало нарочитое, а по сути поверхностное увлечение Биллингсли «поп-культурой» прошлого столетия. Специалисты других гуманитарных секторов выискивали на ТКЗ истинные культурные ценности, тогда как сектор социологии, возглавляемый Биллингсли, тратил время на просмотр замшелых фильмов и запись радио– и телетрансляций, которым лучше было бы кануть в небытие. Биллингсли защищал «научную» ценность своих проектов, твердя:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16