– Бросив на Кирка взгляд, который у людей сочли бы озорным, он добавил. – Даже вы можете быть в бою лучше него, Кирк.
– Спасибо за голос доверия, – ответил Кирк, и усмехнувшись почесал бороду.
Пластырь, который использовал Маккой чтобы прикрепить протез к его лицу, начал раздражать кожу, и ее состояние ухудшалось из-за температуры на борту ?Гал’тага?, которую клингоны считали комфортной. Он будет очень рад избавиться от клингонской маскировки.
Отвернувшись от станции коммуникации Колот прошелся по палубе тесного мостика к своему командирскому стулу как раз тогда, когда приблизились двое его подчиненных, чтобы унести безжизненное тело Дж’ргана.
– Однако Комор будет беспокоиться не только о нас. Он попытается прикрыть все данные о наших действиях. Это означает, что мирные переговоры в опасности.
– Они не станут нападать на Звездную базу, – возразил Сулу. – Во-первых, она слишком глубоко в пространстве Федерации. У них нет никакой возможности достаточно близко подвести корабль, чтобы не оказаться обнаруженными. Разве нет?
Кирк покачал головой.
– Нет, это не кажется вероятным, но нужно подготовить Спока к такой возможности.
Впервые с момента отъезда с «Энтерпрайза» Кирк задался вопросом, как его первый офицер справится с продолжительным обманом, который был инсценирован, чтобы прикрыть его отсутствие. Он знал что Маккой или Скотти помогут ему.
– Нет, – продолжил он. – Реальной проблемой может оказаться саботаж изнутри. Если они смогли запихнуть шпиона на борт ?Гал’тага?, значит они с той же легкостью могут иметь шпиона и на другом корабле.
Колот хлопнул по подлокотнику своего кресла.
– Это не имеет значения. Мы закончим нашу миссию и вернем честь Империи не считаясь с препятствиями.
Кирк обменялся с Сулу взглядами, задаваясь вопросом, разделяет ли рулевой его беспокойство о неприятностях, которые точно доставит им уверенность клингонского капитана.
Глава 20
Лазерный бур не был тяжелым, и при этом не вибрировал и не брыкался во время работы, но Гарровик все равно ненавидел этот инструмент. Его интенсивный жар обвивался вокруг него подобно кокону, удушающему и выбивающему пот. Он чувствовал потоки пота, бегущие вниз по его телу под рабочим комбинезоном, которые в свою очередь действовали как наждак, трущийся о кожу. Нижнее белье, которое он носил под комбинезоном, тоже промокло, и только усугубляло положение.
Охранникам понадобилось меньше дня, чтобы вернуть заключенных после землетрясения к чему-то, напоминающему их нормальный режим работы. Хотя восемнадцать обитателей тюрьмы погибли, и многие получили повреждения, Синак оказался единственным раненым офицером с «Гагарина». Гарровик еще раз про себя поблагодарил бога, или богов, присматривающих за ними все эти годы. Сколько еще он и его друзья смогут извлекать пользу из этого божественного провидения? Это был вопрос, который он часто задавал, ожидая ответа, который как он был уверен, никогда не придет.
Он попытался направить все свое внимание на работу, но это было сложно. Гарровик еще не видел сегодня Кулра, и это его тревожило. Он предпочел бы, чтобы клингон был там, где он мог его видеть, а не прятался в тени в ожидании удобного случая для удара. Первый офицер «Гагарина» знал: после инцидента во время землетрясения два дня назад теперь он станет целью, возможно даже большей, чем Сидни. Гордости клингона был нанесен урон, который был гораздо губительней, чем любая физическая рана, которую мог нанести Гарровик. Однако Кулр не был дураком, и он не станет рисковать, чтобы детали его последнего столкновения с людьми дошли до внимания Коракса. Вместо этого он дождется своего времени, удобного момента, чтобы попытаться отомстить.
Перед ним сфокусированный энергетический луч бура продолжал вгрызаться в плотную породу добывающей пещеры. Датчики, встроенные в устройство, были запрограммированы так, чтобы прорезать вокруг кристалла дилития, содержащегося в основной породе, освобождая драгоценный минерал из его подземной тюрьмы и позволял образчикам всевозможных размеров падать на землю. Периодически рабочий с буром должен был прекращать бурение, чтобы переместить извлеченный дилитий в портативные контейнеры, которые потом вручную перетаскивались к ряду дистанционно управляемых тележек. В момент затишья эту работу выполнял мужчина галламит, которого Гарровик не знал.
Когда он дезактивировал свой лазерный бур и поставил его на землю, чтобы помочь собрать дилитий, он не мог не уставиться на прозрачный череп галламита. Мозг заключенного размером почти вдвое больше мозга среднего человеческого, был видим без кожи, мускульной ткани или окружающей его крови. Видна была только полупрозрачная жидкость, окружающая мозг галламита. Можно было рассмотреть почти каждую деталь самого мозга, что до некоторой степени напоминало Гарровику голографические анатомические изображения, которые он изучал в школе на давно забытых уроках биологии.
– Привет, – радушно произнес он.
Галламит сначала ответил простым кивком, потому что наклонился для сбора дилития.
– Ваше старание производит много руды, – сказал он, когда положил несколько больших обломков в один из двух контейнеров для сбора, которые принес с собой. – Наши хозяева будут довольны.
Побледнев из-за упоминания о клингонских охранниках, Гарровик возможно слишком резко произнес:
– Они не наши хозяева. Все это я делаю, чтобы гарантировать, что они останутся довольны и будут прилично к нам относиться. И не больше.
– Аминь, коммандер, – сказал Кавагучи справа от него, дезактивируя свой собственный бур и стирая с лица пот тыльной стороной ладони в перчатке. – Если это заставит их не приближаться к моей спине, тогда я готов прорыть дыру на другую сторону этой планеты. Кроме того, здесь больше нечего делать. Разве что гнить в камере, это точно.
Гарровик был вынужден согласиться с этим мнением. Он понимал, что без работы, поглощающей их накопленную энергию, и занятий для ума, к настоящему времени он уже давно мог утратить рассудок. По этой причине он ненавидел камеры изоляции, к которым Коракс приговорил его и Сидни несколько дней назад. Отрезанный от всех внешних стимулов и вынужденный ничего не делать кроме как противостоять глубочашим тайникам собственного разума, было опытом по меньшей мере лишающим душевного спокойствия. Замурованный в своей крошечной камере, он все глубже погружался в непрошенные мысли. Надежды, страхи, мечты и кошмары – все требовали его внимания с выворачивающей нутро ясностью, обрушивая на него весь эмоциональный багаж простирающийся от неограниченной радости до абсолютного ужаса. Самое долгое время, что он провел в камере изоляции составляло десять дней.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75
– Спасибо за голос доверия, – ответил Кирк, и усмехнувшись почесал бороду.
Пластырь, который использовал Маккой чтобы прикрепить протез к его лицу, начал раздражать кожу, и ее состояние ухудшалось из-за температуры на борту ?Гал’тага?, которую клингоны считали комфортной. Он будет очень рад избавиться от клингонской маскировки.
Отвернувшись от станции коммуникации Колот прошелся по палубе тесного мостика к своему командирскому стулу как раз тогда, когда приблизились двое его подчиненных, чтобы унести безжизненное тело Дж’ргана.
– Однако Комор будет беспокоиться не только о нас. Он попытается прикрыть все данные о наших действиях. Это означает, что мирные переговоры в опасности.
– Они не станут нападать на Звездную базу, – возразил Сулу. – Во-первых, она слишком глубоко в пространстве Федерации. У них нет никакой возможности достаточно близко подвести корабль, чтобы не оказаться обнаруженными. Разве нет?
Кирк покачал головой.
– Нет, это не кажется вероятным, но нужно подготовить Спока к такой возможности.
Впервые с момента отъезда с «Энтерпрайза» Кирк задался вопросом, как его первый офицер справится с продолжительным обманом, который был инсценирован, чтобы прикрыть его отсутствие. Он знал что Маккой или Скотти помогут ему.
– Нет, – продолжил он. – Реальной проблемой может оказаться саботаж изнутри. Если они смогли запихнуть шпиона на борт ?Гал’тага?, значит они с той же легкостью могут иметь шпиона и на другом корабле.
Колот хлопнул по подлокотнику своего кресла.
– Это не имеет значения. Мы закончим нашу миссию и вернем честь Империи не считаясь с препятствиями.
Кирк обменялся с Сулу взглядами, задаваясь вопросом, разделяет ли рулевой его беспокойство о неприятностях, которые точно доставит им уверенность клингонского капитана.
Глава 20
Лазерный бур не был тяжелым, и при этом не вибрировал и не брыкался во время работы, но Гарровик все равно ненавидел этот инструмент. Его интенсивный жар обвивался вокруг него подобно кокону, удушающему и выбивающему пот. Он чувствовал потоки пота, бегущие вниз по его телу под рабочим комбинезоном, которые в свою очередь действовали как наждак, трущийся о кожу. Нижнее белье, которое он носил под комбинезоном, тоже промокло, и только усугубляло положение.
Охранникам понадобилось меньше дня, чтобы вернуть заключенных после землетрясения к чему-то, напоминающему их нормальный режим работы. Хотя восемнадцать обитателей тюрьмы погибли, и многие получили повреждения, Синак оказался единственным раненым офицером с «Гагарина». Гарровик еще раз про себя поблагодарил бога, или богов, присматривающих за ними все эти годы. Сколько еще он и его друзья смогут извлекать пользу из этого божественного провидения? Это был вопрос, который он часто задавал, ожидая ответа, который как он был уверен, никогда не придет.
Он попытался направить все свое внимание на работу, но это было сложно. Гарровик еще не видел сегодня Кулра, и это его тревожило. Он предпочел бы, чтобы клингон был там, где он мог его видеть, а не прятался в тени в ожидании удобного случая для удара. Первый офицер «Гагарина» знал: после инцидента во время землетрясения два дня назад теперь он станет целью, возможно даже большей, чем Сидни. Гордости клингона был нанесен урон, который был гораздо губительней, чем любая физическая рана, которую мог нанести Гарровик. Однако Кулр не был дураком, и он не станет рисковать, чтобы детали его последнего столкновения с людьми дошли до внимания Коракса. Вместо этого он дождется своего времени, удобного момента, чтобы попытаться отомстить.
Перед ним сфокусированный энергетический луч бура продолжал вгрызаться в плотную породу добывающей пещеры. Датчики, встроенные в устройство, были запрограммированы так, чтобы прорезать вокруг кристалла дилития, содержащегося в основной породе, освобождая драгоценный минерал из его подземной тюрьмы и позволял образчикам всевозможных размеров падать на землю. Периодически рабочий с буром должен был прекращать бурение, чтобы переместить извлеченный дилитий в портативные контейнеры, которые потом вручную перетаскивались к ряду дистанционно управляемых тележек. В момент затишья эту работу выполнял мужчина галламит, которого Гарровик не знал.
Когда он дезактивировал свой лазерный бур и поставил его на землю, чтобы помочь собрать дилитий, он не мог не уставиться на прозрачный череп галламита. Мозг заключенного размером почти вдвое больше мозга среднего человеческого, был видим без кожи, мускульной ткани или окружающей его крови. Видна была только полупрозрачная жидкость, окружающая мозг галламита. Можно было рассмотреть почти каждую деталь самого мозга, что до некоторой степени напоминало Гарровику голографические анатомические изображения, которые он изучал в школе на давно забытых уроках биологии.
– Привет, – радушно произнес он.
Галламит сначала ответил простым кивком, потому что наклонился для сбора дилития.
– Ваше старание производит много руды, – сказал он, когда положил несколько больших обломков в один из двух контейнеров для сбора, которые принес с собой. – Наши хозяева будут довольны.
Побледнев из-за упоминания о клингонских охранниках, Гарровик возможно слишком резко произнес:
– Они не наши хозяева. Все это я делаю, чтобы гарантировать, что они останутся довольны и будут прилично к нам относиться. И не больше.
– Аминь, коммандер, – сказал Кавагучи справа от него, дезактивируя свой собственный бур и стирая с лица пот тыльной стороной ладони в перчатке. – Если это заставит их не приближаться к моей спине, тогда я готов прорыть дыру на другую сторону этой планеты. Кроме того, здесь больше нечего делать. Разве что гнить в камере, это точно.
Гарровик был вынужден согласиться с этим мнением. Он понимал, что без работы, поглощающей их накопленную энергию, и занятий для ума, к настоящему времени он уже давно мог утратить рассудок. По этой причине он ненавидел камеры изоляции, к которым Коракс приговорил его и Сидни несколько дней назад. Отрезанный от всех внешних стимулов и вынужденный ничего не делать кроме как противостоять глубочашим тайникам собственного разума, было опытом по меньшей мере лишающим душевного спокойствия. Замурованный в своей крошечной камере, он все глубже погружался в непрошенные мысли. Надежды, страхи, мечты и кошмары – все требовали его внимания с выворачивающей нутро ясностью, обрушивая на него весь эмоциональный багаж простирающийся от неограниченной радости до абсолютного ужаса. Самое долгое время, что он провел в камере изоляции составляло десять дней.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75