Дурацкий ночной сон до того опутал сознание, что, как говорится, ум за разум зашел…
Но ключ!.. Максим Петрович поежился, вспомнив, как двухголовый Бардадым-Малахин кинулся на него, замахнувшись двумя ключами. Такой железякой расколоть человеку черепушку – что кобелю муху проглотить, извините за выражение! Откуда мог взяться этот ключ с пометкой «С.Л.»? Каким образом попал он на изваловский двор? Ведь если предположить… тьфу, черт! Опять ерунда полезла в голову!
Максим Петрович взял карандаш и, сильно надавливая, кроша графитное острие, крест-накрест перечеркнул столбец, озаглавленный «Бардадым-Малахин».
Именно в эту самую минуту послышался шум подъехавшей машины, в окнах мелькнула голубая «Победа» и, пошаркав в сенях ногами о рогожку (у Щетининых насчет этого было престрого заведено), с громогласным «разрешите?», скрипя регланом и сапогами, оглушительно сморкаясь в клетчатый синий платок, в комнату ввалился Муратов. Уже по одному его озабоченному виду, по тому, как он шумно вошел, как небрежно пошаркал ногами о рогожку, Максим Петрович понял, что случилось нечто особенное, из ряда вон выходящее, заставившее начальника прийти в дневное, служебное время, к использованию которого он относился крайне щепетильно.
– Ну, брат, дела! – не здороваясь, прямо с порога, протрубил Муратов. – Твой подопечный прямо-таки землю носом роет!
– Какой подопечный? – удивился Максим Петрович, проворно прикрывая газетой расчерченный им лист бумаги. – Какие дела?
– А вот слушай. Представь себе, вчера вечером является Авдохин, пьян, конечно, лыка не вяжет, говорит: сажайте и всё! У меня, говорит, в колодце наш Продольный топор нашел!
– Позвольте, позвольте… какой топор? – остолбенел Щетинин.
– Какой! Тот самый, каким Извалова ухлопали… Доходит? Нет? Мы тут с тобой сидим, ничего не знаем, а этот твой питомец втихаря по колодцам лазит, топоры отыскивает! Что, думаю себе, за черт? Звоню в Садовое Евстратову, а он мне: «Давайте срочно машину, Поперечный убийцу задержал!» – «Какого убийцу?» – «Изваловского!» Нет, ты понимаешь, что творится? – Муратов яростно заскрежетал регланом, вытащил из кармана портсигар, хотел закурить, но удержался, сунул портсигар обратно. – Ты понимаешь? Чуть не полгода на пустом месте бьемся, намека даже на преступника не можем найти, а то вдруг такой урожай, отбою нет, словно грибы после дождика полезли… Одного на болоте поймали, другой сам прибежал, кричит: сажайте! Теперь этот, как его… Клушин! Представляешь? Этак твой Костя нас завалит убийцами… ей-богу завалит!
– Клушин где? – живо спросил Максим Петрович.
– В капезе?, где ж ему быть…
– А Костя?
– В Борки на рассвете помчался.
– Это зачем?
– Да видишь ли, у Клушина – алиби: в ночь с восьмого на девятое, именно в те часы, когда произошло убийство, утверждает, что был на станции Борки, собирался вроде уехать, билет даже купил… Назвал, кто его там видел. Ну, Поперечный и мотнулся туда, проверить. Отчаянный, скажу я тебе, парнюга! Этот дядя Петя, надо полагать, ему не легко дался…
– То есть?
– А вот приедет – сам увидишь: глаз заплыл, вся физика расцарапана… Не подоспей Евстратов вовремя – неизвестно, чем бы это у них все кончилось…
Максим Петрович молча барабанил пальцами по столу. Да, конечно, произошло именно то, чего он так боялся: мальчишеский азарт, желание удивить, отличиться – вот, мол, все сам сделал, без вашей помощи, извольте получить… Ах, дурачок, дурачок!.. Хорошо, что так кончилось, а ведь могло бы…
– А я, знаешь ли, вчера Голубятникова допрашивал, – как-то вяло, без интереса, сказал Муратов. – Целый час с ним бился…
– И что же? – вежливо, но тоже без интереса, осведомился Максим Петрович.
– Стопроцентный псих! – принимаясь за любимое свое занятие – шагать по комнате, – вздохнул Муратов. – Третьего дня сгоряча доложил в область, а теперь… Черт его знает, что с ним делать! По всей видимости, дальше психиатрички дело его не пойдет, а? Твое мнение?
– Да, видимо, так, – согласился Максим Петрович. – Андрей Павлыч! – круто обернулся он к шагающему Муратову. – Вам известно, что Малахин себе на берегу Черного моря огромный домище сооружает?
– Что-о! – враз остановился Муратов. – Малахин? На берегу моря?
– Вот именно. Не слыхали?
– Понятия не имею… Так что?
– Да вот, – Максим Петрович похлопал ладонью по папке с делом лохмотовского сельпо. – Подозреваю, что здесь какая-то связь имеется…
– С ограблением магазина?
– Не только с ограблением, но и еще кое с чем… Тут, Андрей Павлыч, сдается мне, дело широко поставлено. В районном-то масштабе – наверняка.
– М-м… – неопределенно промычал Муратов, пускаясь снова в путешествие по комнате. – Вон оно что… Да-да-да… Занятно! Это, знаешь ли, мысль! Дело в том, что вчера новые сигналы поступили…
– Еще магазин? – Максим Петрович так и подскочил на стуле.
– Нет, брат, посерьезней. Райпотребовский промкомбинат. Валяльное производство, в частности. Десятками тысяч пахнет дельце.
– Он! Он! – воскликнул Максим Петрович. – Бардадым!
– Что? – не понял Муратов. – Как ты сказал?
– А-а! – пропела, входя, Марья Федоровна. – У нас гости, оказывается… Почему не в постели? – накинулась она на мужа. – Хоть бы вы, Андрей Павлыч, на него повлияли: всю ночь кричал, метался, и вот тебе – вскочил!
– Да я, Машута, вполне здоров, – виновато, оглядываясь на Муратова, словно ища в нем поддержки, начал было Максим Петрович, но Марья Федоровна уже взбивала подушки, поправляла кровать, всем своим видом показывая суровую непреклонность.
Цепкими, маленькими смуглыми ручками она ухватила мужа за плечи, как бы помогая ему подняться со стула, подталкивая его к кровати. Спустя минуту Максим Петрович уже лежал в постели, безоговорочно покорившись жене.
– Вот так-то лучше, – успокаиваясь, проговорила Марья Федоровна, заботливо подтыкая под мужнины бока одеяло. – Распрыгался… Тебе, милочка, покой предписан, так ты, будь добр, выполняй предписание… Да вот, кажется, и доктор, – прислушалась она к какой-то возне в сенях. – Входите, входите, доктор! Пожалуйте! Там не заперто!
– Это не доктор, – просовывая голову в дверь, сказал Костя. – Это я…
– Господи! – ахнула Марья Федоровна в ужасе, оглядывая Костю. – Что же это у тебя с глазом-то?
– Да так, знаете, вчера одна история вышла…
– Ну, что? – спросил Муратов. – Выяснил?
– Три человека подтвердили, что видели Клушина в Борках между двенадцатью ночи и шестью утра, – сказал Костя. – Чистейшее алиби… Здравствуйте, Максим Петрович!
Глава шестьдесят первая
Чем-то таким язвительным хотел ответить Максим Петрович Косте на его приветствие, чем-то таким, что пригвоздило бы самоуверенного, увлекающегося мальчишку, хоть чуть остепенило бы его, осадило подлинно жеребячью прыть и вздорное тщеславие.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163
Но ключ!.. Максим Петрович поежился, вспомнив, как двухголовый Бардадым-Малахин кинулся на него, замахнувшись двумя ключами. Такой железякой расколоть человеку черепушку – что кобелю муху проглотить, извините за выражение! Откуда мог взяться этот ключ с пометкой «С.Л.»? Каким образом попал он на изваловский двор? Ведь если предположить… тьфу, черт! Опять ерунда полезла в голову!
Максим Петрович взял карандаш и, сильно надавливая, кроша графитное острие, крест-накрест перечеркнул столбец, озаглавленный «Бардадым-Малахин».
Именно в эту самую минуту послышался шум подъехавшей машины, в окнах мелькнула голубая «Победа» и, пошаркав в сенях ногами о рогожку (у Щетининых насчет этого было престрого заведено), с громогласным «разрешите?», скрипя регланом и сапогами, оглушительно сморкаясь в клетчатый синий платок, в комнату ввалился Муратов. Уже по одному его озабоченному виду, по тому, как он шумно вошел, как небрежно пошаркал ногами о рогожку, Максим Петрович понял, что случилось нечто особенное, из ряда вон выходящее, заставившее начальника прийти в дневное, служебное время, к использованию которого он относился крайне щепетильно.
– Ну, брат, дела! – не здороваясь, прямо с порога, протрубил Муратов. – Твой подопечный прямо-таки землю носом роет!
– Какой подопечный? – удивился Максим Петрович, проворно прикрывая газетой расчерченный им лист бумаги. – Какие дела?
– А вот слушай. Представь себе, вчера вечером является Авдохин, пьян, конечно, лыка не вяжет, говорит: сажайте и всё! У меня, говорит, в колодце наш Продольный топор нашел!
– Позвольте, позвольте… какой топор? – остолбенел Щетинин.
– Какой! Тот самый, каким Извалова ухлопали… Доходит? Нет? Мы тут с тобой сидим, ничего не знаем, а этот твой питомец втихаря по колодцам лазит, топоры отыскивает! Что, думаю себе, за черт? Звоню в Садовое Евстратову, а он мне: «Давайте срочно машину, Поперечный убийцу задержал!» – «Какого убийцу?» – «Изваловского!» Нет, ты понимаешь, что творится? – Муратов яростно заскрежетал регланом, вытащил из кармана портсигар, хотел закурить, но удержался, сунул портсигар обратно. – Ты понимаешь? Чуть не полгода на пустом месте бьемся, намека даже на преступника не можем найти, а то вдруг такой урожай, отбою нет, словно грибы после дождика полезли… Одного на болоте поймали, другой сам прибежал, кричит: сажайте! Теперь этот, как его… Клушин! Представляешь? Этак твой Костя нас завалит убийцами… ей-богу завалит!
– Клушин где? – живо спросил Максим Петрович.
– В капезе?, где ж ему быть…
– А Костя?
– В Борки на рассвете помчался.
– Это зачем?
– Да видишь ли, у Клушина – алиби: в ночь с восьмого на девятое, именно в те часы, когда произошло убийство, утверждает, что был на станции Борки, собирался вроде уехать, билет даже купил… Назвал, кто его там видел. Ну, Поперечный и мотнулся туда, проверить. Отчаянный, скажу я тебе, парнюга! Этот дядя Петя, надо полагать, ему не легко дался…
– То есть?
– А вот приедет – сам увидишь: глаз заплыл, вся физика расцарапана… Не подоспей Евстратов вовремя – неизвестно, чем бы это у них все кончилось…
Максим Петрович молча барабанил пальцами по столу. Да, конечно, произошло именно то, чего он так боялся: мальчишеский азарт, желание удивить, отличиться – вот, мол, все сам сделал, без вашей помощи, извольте получить… Ах, дурачок, дурачок!.. Хорошо, что так кончилось, а ведь могло бы…
– А я, знаешь ли, вчера Голубятникова допрашивал, – как-то вяло, без интереса, сказал Муратов. – Целый час с ним бился…
– И что же? – вежливо, но тоже без интереса, осведомился Максим Петрович.
– Стопроцентный псих! – принимаясь за любимое свое занятие – шагать по комнате, – вздохнул Муратов. – Третьего дня сгоряча доложил в область, а теперь… Черт его знает, что с ним делать! По всей видимости, дальше психиатрички дело его не пойдет, а? Твое мнение?
– Да, видимо, так, – согласился Максим Петрович. – Андрей Павлыч! – круто обернулся он к шагающему Муратову. – Вам известно, что Малахин себе на берегу Черного моря огромный домище сооружает?
– Что-о! – враз остановился Муратов. – Малахин? На берегу моря?
– Вот именно. Не слыхали?
– Понятия не имею… Так что?
– Да вот, – Максим Петрович похлопал ладонью по папке с делом лохмотовского сельпо. – Подозреваю, что здесь какая-то связь имеется…
– С ограблением магазина?
– Не только с ограблением, но и еще кое с чем… Тут, Андрей Павлыч, сдается мне, дело широко поставлено. В районном-то масштабе – наверняка.
– М-м… – неопределенно промычал Муратов, пускаясь снова в путешествие по комнате. – Вон оно что… Да-да-да… Занятно! Это, знаешь ли, мысль! Дело в том, что вчера новые сигналы поступили…
– Еще магазин? – Максим Петрович так и подскочил на стуле.
– Нет, брат, посерьезней. Райпотребовский промкомбинат. Валяльное производство, в частности. Десятками тысяч пахнет дельце.
– Он! Он! – воскликнул Максим Петрович. – Бардадым!
– Что? – не понял Муратов. – Как ты сказал?
– А-а! – пропела, входя, Марья Федоровна. – У нас гости, оказывается… Почему не в постели? – накинулась она на мужа. – Хоть бы вы, Андрей Павлыч, на него повлияли: всю ночь кричал, метался, и вот тебе – вскочил!
– Да я, Машута, вполне здоров, – виновато, оглядываясь на Муратова, словно ища в нем поддержки, начал было Максим Петрович, но Марья Федоровна уже взбивала подушки, поправляла кровать, всем своим видом показывая суровую непреклонность.
Цепкими, маленькими смуглыми ручками она ухватила мужа за плечи, как бы помогая ему подняться со стула, подталкивая его к кровати. Спустя минуту Максим Петрович уже лежал в постели, безоговорочно покорившись жене.
– Вот так-то лучше, – успокаиваясь, проговорила Марья Федоровна, заботливо подтыкая под мужнины бока одеяло. – Распрыгался… Тебе, милочка, покой предписан, так ты, будь добр, выполняй предписание… Да вот, кажется, и доктор, – прислушалась она к какой-то возне в сенях. – Входите, входите, доктор! Пожалуйте! Там не заперто!
– Это не доктор, – просовывая голову в дверь, сказал Костя. – Это я…
– Господи! – ахнула Марья Федоровна в ужасе, оглядывая Костю. – Что же это у тебя с глазом-то?
– Да так, знаете, вчера одна история вышла…
– Ну, что? – спросил Муратов. – Выяснил?
– Три человека подтвердили, что видели Клушина в Борках между двенадцатью ночи и шестью утра, – сказал Костя. – Чистейшее алиби… Здравствуйте, Максим Петрович!
Глава шестьдесят первая
Чем-то таким язвительным хотел ответить Максим Петрович Косте на его приветствие, чем-то таким, что пригвоздило бы самоуверенного, увлекающегося мальчишку, хоть чуть остепенило бы его, осадило подлинно жеребячью прыть и вздорное тщеславие.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163