Пилюли, молодой господин, бывают трех сортов: по двадцать сэн, по десять и по пять сэн. (Вытаскивает из-за пазухи бледно-голубое полотенчико и достает из него три небольших мешочка.)
Фудзиноскэ с интересом следит за стариком.
Взгляните, молодой господин, это пилюли моего изготовления. Как вы знаете, они, когда берешь их в рот, разламываются с хрустом. Так вот в подделки, чтобы они хрустели на зубах, добавляют песок или другие вредные вещества. Эхе-хе… Вы знаете, господин, нам дарован родовой герб, и мы ставим печать на все свои лекарства. Печать – это чрезвычайно важно.
Фудзиноскэ (проявляя странный интерес, подходит ближе). А какой у вас герб?
Торговец. Это герб знатного рода Коноэ – изображение пиона внутри круга. Мы оттискиваем его на золотой фольге.
Фудзиноскэ смотрит на герб с таким вниманием, что кажется, у него от напряжения кружится голова.
(Морщинистыми руками сворачивает полотенце.) Ваш дом всегда стоял тут? По-моему, что-то изменилось.
Фудзиноскэ (как будто очнувшись). А? Наш дом? Всегда… Правда, его перестраивали. А что, дедушка, вы уже бывали у нас?
Торговец. Лет двенадцать-тринадцать назад, эх-эх, частенько приходил сюда. Н-да… Все здесь совсем иначе. Вот того дома тогда не существовало. (Показывает направо, на дом начальника налогового управления.) Вокруг был луг, видны были даже поезда там вдали.
Фудзиноскэ. У-у, это еще, наверное, до моего рождения.
Торговец (рассматривая лицо Фудзиноскэ). Да-да… У господина Маруфудзи был в то время один ребенок, только мне казалось – девочка. (Еще раз пристально посмотрел на Фудзиноскэ.) Значит, то была не девочка? Вы ведь сын господина Маруфудзи?
Фудзиноскэ. Да. Но дедушка, наверное, запомнил не меня, а мою сестрицу.
Торговец. Ну конечно-конечно. Эхе-хе-хе… Старый стал, памяти нет. Да-да, конечно, то была ваша сестрица. Сколько ей сейчас?
Фудзиноскэ (печально). Сестра умерла.
Торговец (не особенно удивившись, однако с повышенным вниманием). Эхе-хе… Умерла, значит, сестрица… А когда?
Фудзиноскэ. Четыре года назад.
Торговец. Четыре года назад… Отец, должно быть, очень горевал. И юный господин, надо думать, до сих пор печалится по ней.
Фудзиноскэ. Печалюсь. Но почему-то мне кажется, сестрица где-то в другом месте живет.
Торговец (улыбаясь). В другом месте? Да, может, и в самом деле… Живет где-то ваша сестрица. Очень может быть. (Меняя тему разговора.) А господин Маруфудзи дома?
Фудзиноскэ. Дома. У вас к нему дело?
Торговец. Эхе-хе. Я долго торговал на Хоккайдо, весь остров исходил, давно вашего отца не видел, захотелось поговорить с ним немного.
Фудзиноскэ. А мне, дедушка, кажется, что я вас когда-то встречал.
Торговец (идя влево). Да? Лучше войти в дом с парадного. (Перед амбаром приостановился.) Гм, странное дело: вот отсюда мне все вдруг вспомнилось… За амбаром должен быть пруд, а рядом, помнится, маленький храм в честь Инари…
Фудзиноскэ (провожая глазами торговца). Ой-ой, не туда, там черный вход в трактир.
Торговец со смиренным видом уходит налево. Слышен только его голос: «Снега-то, снега еще сколько!»
Дедушка, вам надо направо! (Стоит перед дверью амбара и смотрит в ту сторону, куда ушел старец.)
Под звуки колыбельной тихо опускается занавес
Действие второе
Обстановка почти та же, только двери амбара раскрыты настежь, чуть по-другому цветет камелия, весь снег убран. Над изгородью – персиковое дерево все в цветах, впрочем, не слишком ярких. Утреннее солнце освещает заднюю часть двора.
На ступеньках амбара сидит Фудзиноскэ, справа от него стоит четырнадцатилетняя Кимико. Волосы заплетены в косу; у нее тонкое лицо, красивые глаза. Но по сравнению с Фудзиноскэ она более «земная».
Кимико (разговаривает с Фудзиноскэ, как старшая сестра с младшим братом). Я еще не знаю своих отметок. А ты?
Фудзиноскэ. И я пока не знаю. Да наверняка провалился…
Кимико. Не может быть! Вот я точно не сдала. По географии такие трудные вопросы были. Фудзи-тян, вот ты знаешь, где находится город Веллингтон?
Фудзиноскэ. Веллингтон?
Кимико. Вот где Манила, например, я знаю, ну а…
Фудзиноскэ. Манила – порт на Филиппинских островах, там выращивают табак… А Веллингтон? Где он, в самом деле?
Кимико. И я никак не могла вспомнить. Досадно мне стало, ну так досадно, чуть не заплакала.
Фудзиноскэ. А ведь я что-то слышал про Веллингтон… А сколько вопросов было по географии?
Кимико. Надо было ответить хотя бы на три из пяти. Я на три ответила, а про Веллингтон ничего не смогла написать. Из-за этого, наверное, сильно снизят отметку.
Фудзиноскэ. Выбрала бы другой вопрос.
Кимико. «Другой»… Другие и того хуже: сколько чего производят, да какая у какой страны территория… Откуда мне знать это?
Фудзиноскэ. Ну а мне все станет известно завтра. Ох, скорей бы наступило завтра!
Кимико. Как я тебе завидую!.. Узнаешь и сразу, наверное, уедешь в город.
Фудзиноскэ. Придется… Да нет, наверняка я провалился. А вот ты, Кимико-сан, сдала экзамены успешно.
Кимико. Что ты, что ты! Я точно не прошла… Хотелось бы мне увидеть, как ты в форме с золотыми пуговицами будешь гулять по городу.
Фудзиноскэ (покраснев). Не надену я эту форму.
Кимико. Так нельзя, учителя ругать будут. Наденешь фуражку с новенькой блестящей кокардой и будешь ходить такой важный…
Фудзиноскэ. Не будет этого.
Кимико. Будет, будет! А нашу школу совсем забудешь.
Фудзиноскэ. Все, что ты говоришь, произойдет, только не со мной, а с тобой, Кимико-сан.
Кимико. Я? Забуду? Ни за что! Знаешь, Фудзи-тян, если бы тебе пришлось остаться тут, а мне ехать – я бы не поехала.
Фудзиноскэ. Все это враки. Наденешь красную парадную юбку, будешь гулять по улице, а встретишь меня – и сделаешь вид, будто не знаешь. А что, не так? Гляди, покраснела.
Кимико (протестуя). Нет! Там у тебя появятся другие, хорошие… А меня сразу забудешь.
Фудзиноскэ. Что значит «другие, хорошие»?
Кимико. Ну, хорошие… которые тебе нравятся.
Фудзиноскэ (сконфузившись). Никто мне так уж… не нравится.
Кимико. Да? А на станции, помнишь? Стояла такая, с прической «маргаретт», – кто она?
Фудзиноскэ (серьезно). А, это дядина дочь. Да ну, такая…
Кимико. А как ее зовут?
Фудзиноскэ. Цуюко.
Кимико. Цуюко-сан… Красивое имя.
Фудзиноскэ. Только и хорошего, что имя.
Кимико. Но ведь она тебе нравится?
Фудзиноскэ. Терпеть не могу.
Кимико. Но кто-нибудь же тебе нравится?
Фудзиноскэ. М-мм… Никто мне не нравится.
Кимико. Да?… Ты, Фудзи-тян, значит, весь белый свет не любишь?
Фудзиноскэ. Ну… не совсем так…
Кимико. Значит, все-таки есть такие, кто нравится, и такие, кто не нравится?
Фудзиноскэ. В общем-то да, но… знаешь…
Кимико (с детской непосредственностью). Кто же тебе нравится больше всех?
Фудзиноскэ. Господин директор школы!
Кимико. Да нет, я не о том спрашиваю, не из мужчин…
Фудзиноскэ (не без издевки).
1 2 3 4 5
Фудзиноскэ с интересом следит за стариком.
Взгляните, молодой господин, это пилюли моего изготовления. Как вы знаете, они, когда берешь их в рот, разламываются с хрустом. Так вот в подделки, чтобы они хрустели на зубах, добавляют песок или другие вредные вещества. Эхе-хе… Вы знаете, господин, нам дарован родовой герб, и мы ставим печать на все свои лекарства. Печать – это чрезвычайно важно.
Фудзиноскэ (проявляя странный интерес, подходит ближе). А какой у вас герб?
Торговец. Это герб знатного рода Коноэ – изображение пиона внутри круга. Мы оттискиваем его на золотой фольге.
Фудзиноскэ смотрит на герб с таким вниманием, что кажется, у него от напряжения кружится голова.
(Морщинистыми руками сворачивает полотенце.) Ваш дом всегда стоял тут? По-моему, что-то изменилось.
Фудзиноскэ (как будто очнувшись). А? Наш дом? Всегда… Правда, его перестраивали. А что, дедушка, вы уже бывали у нас?
Торговец. Лет двенадцать-тринадцать назад, эх-эх, частенько приходил сюда. Н-да… Все здесь совсем иначе. Вот того дома тогда не существовало. (Показывает направо, на дом начальника налогового управления.) Вокруг был луг, видны были даже поезда там вдали.
Фудзиноскэ. У-у, это еще, наверное, до моего рождения.
Торговец (рассматривая лицо Фудзиноскэ). Да-да… У господина Маруфудзи был в то время один ребенок, только мне казалось – девочка. (Еще раз пристально посмотрел на Фудзиноскэ.) Значит, то была не девочка? Вы ведь сын господина Маруфудзи?
Фудзиноскэ. Да. Но дедушка, наверное, запомнил не меня, а мою сестрицу.
Торговец. Ну конечно-конечно. Эхе-хе-хе… Старый стал, памяти нет. Да-да, конечно, то была ваша сестрица. Сколько ей сейчас?
Фудзиноскэ (печально). Сестра умерла.
Торговец (не особенно удивившись, однако с повышенным вниманием). Эхе-хе… Умерла, значит, сестрица… А когда?
Фудзиноскэ. Четыре года назад.
Торговец. Четыре года назад… Отец, должно быть, очень горевал. И юный господин, надо думать, до сих пор печалится по ней.
Фудзиноскэ. Печалюсь. Но почему-то мне кажется, сестрица где-то в другом месте живет.
Торговец (улыбаясь). В другом месте? Да, может, и в самом деле… Живет где-то ваша сестрица. Очень может быть. (Меняя тему разговора.) А господин Маруфудзи дома?
Фудзиноскэ. Дома. У вас к нему дело?
Торговец. Эхе-хе. Я долго торговал на Хоккайдо, весь остров исходил, давно вашего отца не видел, захотелось поговорить с ним немного.
Фудзиноскэ. А мне, дедушка, кажется, что я вас когда-то встречал.
Торговец (идя влево). Да? Лучше войти в дом с парадного. (Перед амбаром приостановился.) Гм, странное дело: вот отсюда мне все вдруг вспомнилось… За амбаром должен быть пруд, а рядом, помнится, маленький храм в честь Инари…
Фудзиноскэ (провожая глазами торговца). Ой-ой, не туда, там черный вход в трактир.
Торговец со смиренным видом уходит налево. Слышен только его голос: «Снега-то, снега еще сколько!»
Дедушка, вам надо направо! (Стоит перед дверью амбара и смотрит в ту сторону, куда ушел старец.)
Под звуки колыбельной тихо опускается занавес
Действие второе
Обстановка почти та же, только двери амбара раскрыты настежь, чуть по-другому цветет камелия, весь снег убран. Над изгородью – персиковое дерево все в цветах, впрочем, не слишком ярких. Утреннее солнце освещает заднюю часть двора.
На ступеньках амбара сидит Фудзиноскэ, справа от него стоит четырнадцатилетняя Кимико. Волосы заплетены в косу; у нее тонкое лицо, красивые глаза. Но по сравнению с Фудзиноскэ она более «земная».
Кимико (разговаривает с Фудзиноскэ, как старшая сестра с младшим братом). Я еще не знаю своих отметок. А ты?
Фудзиноскэ. И я пока не знаю. Да наверняка провалился…
Кимико. Не может быть! Вот я точно не сдала. По географии такие трудные вопросы были. Фудзи-тян, вот ты знаешь, где находится город Веллингтон?
Фудзиноскэ. Веллингтон?
Кимико. Вот где Манила, например, я знаю, ну а…
Фудзиноскэ. Манила – порт на Филиппинских островах, там выращивают табак… А Веллингтон? Где он, в самом деле?
Кимико. И я никак не могла вспомнить. Досадно мне стало, ну так досадно, чуть не заплакала.
Фудзиноскэ. А ведь я что-то слышал про Веллингтон… А сколько вопросов было по географии?
Кимико. Надо было ответить хотя бы на три из пяти. Я на три ответила, а про Веллингтон ничего не смогла написать. Из-за этого, наверное, сильно снизят отметку.
Фудзиноскэ. Выбрала бы другой вопрос.
Кимико. «Другой»… Другие и того хуже: сколько чего производят, да какая у какой страны территория… Откуда мне знать это?
Фудзиноскэ. Ну а мне все станет известно завтра. Ох, скорей бы наступило завтра!
Кимико. Как я тебе завидую!.. Узнаешь и сразу, наверное, уедешь в город.
Фудзиноскэ. Придется… Да нет, наверняка я провалился. А вот ты, Кимико-сан, сдала экзамены успешно.
Кимико. Что ты, что ты! Я точно не прошла… Хотелось бы мне увидеть, как ты в форме с золотыми пуговицами будешь гулять по городу.
Фудзиноскэ (покраснев). Не надену я эту форму.
Кимико. Так нельзя, учителя ругать будут. Наденешь фуражку с новенькой блестящей кокардой и будешь ходить такой важный…
Фудзиноскэ. Не будет этого.
Кимико. Будет, будет! А нашу школу совсем забудешь.
Фудзиноскэ. Все, что ты говоришь, произойдет, только не со мной, а с тобой, Кимико-сан.
Кимико. Я? Забуду? Ни за что! Знаешь, Фудзи-тян, если бы тебе пришлось остаться тут, а мне ехать – я бы не поехала.
Фудзиноскэ. Все это враки. Наденешь красную парадную юбку, будешь гулять по улице, а встретишь меня – и сделаешь вид, будто не знаешь. А что, не так? Гляди, покраснела.
Кимико (протестуя). Нет! Там у тебя появятся другие, хорошие… А меня сразу забудешь.
Фудзиноскэ. Что значит «другие, хорошие»?
Кимико. Ну, хорошие… которые тебе нравятся.
Фудзиноскэ (сконфузившись). Никто мне так уж… не нравится.
Кимико. Да? А на станции, помнишь? Стояла такая, с прической «маргаретт», – кто она?
Фудзиноскэ (серьезно). А, это дядина дочь. Да ну, такая…
Кимико. А как ее зовут?
Фудзиноскэ. Цуюко.
Кимико. Цуюко-сан… Красивое имя.
Фудзиноскэ. Только и хорошего, что имя.
Кимико. Но ведь она тебе нравится?
Фудзиноскэ. Терпеть не могу.
Кимико. Но кто-нибудь же тебе нравится?
Фудзиноскэ. М-мм… Никто мне не нравится.
Кимико. Да?… Ты, Фудзи-тян, значит, весь белый свет не любишь?
Фудзиноскэ. Ну… не совсем так…
Кимико. Значит, все-таки есть такие, кто нравится, и такие, кто не нравится?
Фудзиноскэ. В общем-то да, но… знаешь…
Кимико (с детской непосредственностью). Кто же тебе нравится больше всех?
Фудзиноскэ. Господин директор школы!
Кимико. Да нет, я не о том спрашиваю, не из мужчин…
Фудзиноскэ (не без издевки).
1 2 3 4 5