Очень люблю эти истории и не смотря на то, что многие из них знаю наизусть, всегда с удовольствием слушаю.
Он достал из шкатулки маленькую круглую коробочку, несколько минут что-то там колдовал с трубкой, затем извлёк из шкатулки деревянную палочку, зажёг её от свечки и тщательно раскурил трубку, окутавшись с головы до пят густым дымом.
Они с Юсуфом передавали друг другу трубку, а я, как зачарованный, смотрел на их священнодейство, как мне тогда казалось. Видимо гашиш начал действовать и на меня, и я ощутил, что тело моё теряет вес и как бы растворяется в пространстве каюты. А может быть, это было следствие опьянения дамасским. Когда они закончили и дым слегка развеялся, я увидел их сидящие по-турецки фигуры, причём Гасан ибн-Камал блаженно улыбался, а Юсуф был весьма сосредоточен. Видимо, гашиш, всё же, по разному действует на различных людей.
- Ну что, сынок, - обратился после некоторой паузы Гасан ибн-Камал к Юсуфу, - Приступим?
Юсуф склонил голову, приложив правую руку к груди, раскрыл книгу и начал: "Во имя Аллаха, милостивого и милосердного..."
Синдбад-мореход на капитанском мостике, железная гора, птица Рух, единороги, юные девственницы, сабельные поединки, колдуны, динозавры, брамсели, стоксы, реи, фоки, снова сабельные поединки, рыдающие черепа, солёный ветер в лицо, раскалённые угли и летающие жаровни - всё это завертелось перед моими глазами, и я провалился то ли в сон, то ли в какое другое забытьё, продолжая слышать голос Юсуфа даже тогда, когда краем сознания ощущал, что меня переносят в мою каюту, Гасан ибн-Камал заботливо укрывает меня лоскутным одеялом и я сплю и вижу во сне Кордову, отца, бабушку, кошку и чувствую пряный запах цветущих олив, доносящийся с Гвадалквивира.
Разбудил меня утром следующего дня стук в дверь.
- Войдите! - крикнул я и в каюту вошёл матрос с кувшином воды и свежим полотенцем из хлопчатой бумаги.
- Пожалуйте умываться. После этого капитан приглашает вас к себе позавтракать.
Воспользовавшись помощью любезного Мусы, а именно так звали матроса, я умыл лицо и руки и поблагодарив его, отправился в капитанские покои.
- Как почивалось? - любезно встретил меня капитан широкой улыбкой.
- Благодарю вас, прекрасно, - начал я, - но как я очутился в своей каюте, помню смутно. Похоже, я вчера перебрал.
Гасан ибн-Камал на это рассмеялся:
- Пустяки. Вино и дым гашиша. Прибавьте сюда качку, к которой вы совершенно не привыкли. А в каюту вашу перенёс вас Муса.
- Мы уже с ним познакомились. Очень приятный молодой человек.
- Прекрасно. В продолжение всего путешествия Муса будет вам прислуживать.
- Спасибо, - ответил я, - Однако мне это как-то не привычно. Я привык обходиться сам.
- Не беспокойтесь ради Бога, благословен Он, - успокоил меня капитан, - Мусе за это платят жалование. Да он и не будет вам мешать. Просто когда вам что-нибудь понадобится, позвоните в колокольчик - вы найдёте его в своей каюте. А теперь - прошу к столу.
Мы кратко обсудили за завтраком вчерашнюю историю о Синдбаде-мореходе и то, что я заснул, не дослушав её до конца, нисколько нам не помешало, ибо Гасан ибн-Камал знал её наизусть, и я тоже когда-то читал её. Потом мы перешли к внешней политике, видам на урожай различных сельскохозяйственных культур и закончили обсуждением одной газели Хафиза, причём Гасан ибн-Камал показал себя прекрасным знатоком средневековой персидско-таджикской поэзии. Затем мы, продолжая беседовать, вышли на палубу и я в первый миг просто онемел от вида водных просторов, окружавших каравеллу со всех сторон. Какой бескрайний простор! Море, море - на сотни миль на Запад, на сотни миль на Восток, на сотни миль на Север и на сотни миль на Юг! Так, по крайней мере, мне показалось в тот момент.
- Потрясающе!.. - наконец выдавил я из себя, а капитан только улыбнулся. Ему всё было и так ясно без слов и он оставил меня наедине с морем, и только явившийся пригласить к обеду Муса отвлёк меня от созерцания. Опустошённый совершенно и обновлённый, я вошёл в капитанову каюту и рухнул на свое место. Гасан ибн-Камал прочитал молитву, но я почти ни к чему не притронулся - я был сыт морем по горло, если это устойчивое выражение подходит в данном случае. Я поблагодарил капитана и вернулся в свою каюту, чтобы провести время до ужина в размышлениях над одной не дававшей мне покоя строкой Писания.
Солнце клонилось к вечеру, погода постепенно ухудшалась, но капитан, казалось, был беспечен. Когда я обратил за ужином его внимание на всё усиливающуюся непогоду, он сказал, что боятся нечего, корабль у него отличный, команда подобрана тщательно, все профессионалы самого высокого уровня и пока мы тут беседуем, вкушая хлебы, за компасом и парусами следит Юсуф. И предложил покурить. Я снова отказался. Тогда Гасан ибн-Камал предложил мне розовый шербет и сказал:
- А я, с вашего позволения, покурю.
Он достал с полочки шкатулку с курительными принадлежностями и пока я попивал шербет из бокала, проделал все операции по подготовке трубки и покурил.
- Хазария... - произнёс капитан сквозь улыбку, причём судно уже основательно раскачивало, - Хазария... - повторил он и налил себе шербета, - Понятно, вас очень интересуют сведения об этой земле, но вы из скромности и вследствие хорошего воспитания не одолеваете меня вопросами. Не стесняйтесь на этот счёт. Хотя, признаться, я очень мало о ней знаю. Даже и почти ничего не знаю... - язык его слегка заплетался и в речи, помимо арабских, проскакивали слова святого языка и языка, который был мне неизвестен. Я полагаю, что это был тюркский язык его родины или, хазарский, который, как он говорил ранее, очень похож на его родной. - Ну, во-первых, хазары тоже принадлежат, как и мы с вами, к роду человеческому, но слегка косоглазы. Не так сильно, как, например, монголы, а слегка, как вот, к примеру, узбеки. Они белокожие, но встречаются и смуглые. А помесь белокожих и смуглых даёт рябые экземпляры. Любят они играть в кости и не верят в чудеса. Главное удовольствие для них - скакать во весь опор по северному побережью Понта Эвксинского, кричать при этом "Э-ге-гей!" и размахивать ятаганом. Иногда, правда, во время своих скачек, они, несясь во весь опор, пускают стрелы в небо, ибо являются искусными стрелками из лука. Вот. А едят вяленую кобылятину и запивают её кумысом - очень противным на мой вкус напитком из перебродившего кобыльего молока.
- Любопытно, - откликнулся я, - А каков их повседневный быт?
- Ну, они, в общем-то, полуоседлые кочевники и живут в юртах. Являются целой кагалой в какое-нибудь место в степи, выбранное по одним им известным признакам, расставляют свои шатры-юрты - кстати, вы знаете, что это такое? - так вот, юрты - это деревянные каркасы, обтянутые всяким тряпьём и шкурами - и начинают жить в этом импровизированном посёлке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11
Он достал из шкатулки маленькую круглую коробочку, несколько минут что-то там колдовал с трубкой, затем извлёк из шкатулки деревянную палочку, зажёг её от свечки и тщательно раскурил трубку, окутавшись с головы до пят густым дымом.
Они с Юсуфом передавали друг другу трубку, а я, как зачарованный, смотрел на их священнодейство, как мне тогда казалось. Видимо гашиш начал действовать и на меня, и я ощутил, что тело моё теряет вес и как бы растворяется в пространстве каюты. А может быть, это было следствие опьянения дамасским. Когда они закончили и дым слегка развеялся, я увидел их сидящие по-турецки фигуры, причём Гасан ибн-Камал блаженно улыбался, а Юсуф был весьма сосредоточен. Видимо, гашиш, всё же, по разному действует на различных людей.
- Ну что, сынок, - обратился после некоторой паузы Гасан ибн-Камал к Юсуфу, - Приступим?
Юсуф склонил голову, приложив правую руку к груди, раскрыл книгу и начал: "Во имя Аллаха, милостивого и милосердного..."
Синдбад-мореход на капитанском мостике, железная гора, птица Рух, единороги, юные девственницы, сабельные поединки, колдуны, динозавры, брамсели, стоксы, реи, фоки, снова сабельные поединки, рыдающие черепа, солёный ветер в лицо, раскалённые угли и летающие жаровни - всё это завертелось перед моими глазами, и я провалился то ли в сон, то ли в какое другое забытьё, продолжая слышать голос Юсуфа даже тогда, когда краем сознания ощущал, что меня переносят в мою каюту, Гасан ибн-Камал заботливо укрывает меня лоскутным одеялом и я сплю и вижу во сне Кордову, отца, бабушку, кошку и чувствую пряный запах цветущих олив, доносящийся с Гвадалквивира.
Разбудил меня утром следующего дня стук в дверь.
- Войдите! - крикнул я и в каюту вошёл матрос с кувшином воды и свежим полотенцем из хлопчатой бумаги.
- Пожалуйте умываться. После этого капитан приглашает вас к себе позавтракать.
Воспользовавшись помощью любезного Мусы, а именно так звали матроса, я умыл лицо и руки и поблагодарив его, отправился в капитанские покои.
- Как почивалось? - любезно встретил меня капитан широкой улыбкой.
- Благодарю вас, прекрасно, - начал я, - но как я очутился в своей каюте, помню смутно. Похоже, я вчера перебрал.
Гасан ибн-Камал на это рассмеялся:
- Пустяки. Вино и дым гашиша. Прибавьте сюда качку, к которой вы совершенно не привыкли. А в каюту вашу перенёс вас Муса.
- Мы уже с ним познакомились. Очень приятный молодой человек.
- Прекрасно. В продолжение всего путешествия Муса будет вам прислуживать.
- Спасибо, - ответил я, - Однако мне это как-то не привычно. Я привык обходиться сам.
- Не беспокойтесь ради Бога, благословен Он, - успокоил меня капитан, - Мусе за это платят жалование. Да он и не будет вам мешать. Просто когда вам что-нибудь понадобится, позвоните в колокольчик - вы найдёте его в своей каюте. А теперь - прошу к столу.
Мы кратко обсудили за завтраком вчерашнюю историю о Синдбаде-мореходе и то, что я заснул, не дослушав её до конца, нисколько нам не помешало, ибо Гасан ибн-Камал знал её наизусть, и я тоже когда-то читал её. Потом мы перешли к внешней политике, видам на урожай различных сельскохозяйственных культур и закончили обсуждением одной газели Хафиза, причём Гасан ибн-Камал показал себя прекрасным знатоком средневековой персидско-таджикской поэзии. Затем мы, продолжая беседовать, вышли на палубу и я в первый миг просто онемел от вида водных просторов, окружавших каравеллу со всех сторон. Какой бескрайний простор! Море, море - на сотни миль на Запад, на сотни миль на Восток, на сотни миль на Север и на сотни миль на Юг! Так, по крайней мере, мне показалось в тот момент.
- Потрясающе!.. - наконец выдавил я из себя, а капитан только улыбнулся. Ему всё было и так ясно без слов и он оставил меня наедине с морем, и только явившийся пригласить к обеду Муса отвлёк меня от созерцания. Опустошённый совершенно и обновлённый, я вошёл в капитанову каюту и рухнул на свое место. Гасан ибн-Камал прочитал молитву, но я почти ни к чему не притронулся - я был сыт морем по горло, если это устойчивое выражение подходит в данном случае. Я поблагодарил капитана и вернулся в свою каюту, чтобы провести время до ужина в размышлениях над одной не дававшей мне покоя строкой Писания.
Солнце клонилось к вечеру, погода постепенно ухудшалась, но капитан, казалось, был беспечен. Когда я обратил за ужином его внимание на всё усиливающуюся непогоду, он сказал, что боятся нечего, корабль у него отличный, команда подобрана тщательно, все профессионалы самого высокого уровня и пока мы тут беседуем, вкушая хлебы, за компасом и парусами следит Юсуф. И предложил покурить. Я снова отказался. Тогда Гасан ибн-Камал предложил мне розовый шербет и сказал:
- А я, с вашего позволения, покурю.
Он достал с полочки шкатулку с курительными принадлежностями и пока я попивал шербет из бокала, проделал все операции по подготовке трубки и покурил.
- Хазария... - произнёс капитан сквозь улыбку, причём судно уже основательно раскачивало, - Хазария... - повторил он и налил себе шербета, - Понятно, вас очень интересуют сведения об этой земле, но вы из скромности и вследствие хорошего воспитания не одолеваете меня вопросами. Не стесняйтесь на этот счёт. Хотя, признаться, я очень мало о ней знаю. Даже и почти ничего не знаю... - язык его слегка заплетался и в речи, помимо арабских, проскакивали слова святого языка и языка, который был мне неизвестен. Я полагаю, что это был тюркский язык его родины или, хазарский, который, как он говорил ранее, очень похож на его родной. - Ну, во-первых, хазары тоже принадлежат, как и мы с вами, к роду человеческому, но слегка косоглазы. Не так сильно, как, например, монголы, а слегка, как вот, к примеру, узбеки. Они белокожие, но встречаются и смуглые. А помесь белокожих и смуглых даёт рябые экземпляры. Любят они играть в кости и не верят в чудеса. Главное удовольствие для них - скакать во весь опор по северному побережью Понта Эвксинского, кричать при этом "Э-ге-гей!" и размахивать ятаганом. Иногда, правда, во время своих скачек, они, несясь во весь опор, пускают стрелы в небо, ибо являются искусными стрелками из лука. Вот. А едят вяленую кобылятину и запивают её кумысом - очень противным на мой вкус напитком из перебродившего кобыльего молока.
- Любопытно, - откликнулся я, - А каков их повседневный быт?
- Ну, они, в общем-то, полуоседлые кочевники и живут в юртах. Являются целой кагалой в какое-нибудь место в степи, выбранное по одним им известным признакам, расставляют свои шатры-юрты - кстати, вы знаете, что это такое? - так вот, юрты - это деревянные каркасы, обтянутые всяким тряпьём и шкурами - и начинают жить в этом импровизированном посёлке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11