- Наверное, мне лучше уйти... побыть одной.
И тут же, точно боясь, что он не ответит, что, несмотря на все, согласится ее отпустить так просто, - после всего, что было меж ними, сегодня и всегда, - сказала:
- Завтра я тебе позвоню. Хорошо?
Павел никак не прореагировал на ее слова. Должен был, но не ответил, не просил продлить визит. Лишь когда истекли полминуты, сказал, обращаясь к кому-то, кого не было в комнате:
- Я должен был... ничего не попишешь, должен.
- Ты о ком? - она не удивилась, что спросила именно так. Казалось, иначе и спросить нельзя было. Точно ответ был известен ей, и она хотела лишь услышать его из уст Павла.
- О Караеве. Ты же хотела спросить меня о нем, да?
И снова она не удивилась.
- Это так долго объяснять, - произнес он, наконец. - Так долго. Не знаю, станешь ли ты меня слушать.
- Я всегда тебя слушаю.
- Услышишь ли...
Прежде он так не говорил. На мгновение Серафиме показалось, что голос, произнесшей эту фразу, принадлежит другому человеку, незнакомому человеку, который старше Павла лет на пятнадцать-двадцать. Она вздрогнула и неожиданно для себя взглянула в его глаза. Просто, чтобы куда-то смотреть.
Она тут же пожалела об этом. Потому как именно они постарели на указанное число лет, постарели стремительно и необратимо, будто подгоняя и весь организм последовать их заразительному примеру. И, кажется, он покорился им и уже с некоей даже охотою был готов следовать неотвратимому.
- Наверное, я просто устал от всего этого... - произнес он потухшим голосом. - Просто устал от необходимости постоянно быть в форме, быть готовым, соответствовать, подавать надежды, выполнять и перевыполнять, предугадывать следующий этап, вырабатывать решения. И всегда знать при этом, что все твои действия не более чем крохотный шажок в направлении, не имеющем для тебя значения, шажок в то будущее, что ты не выбирал, к которому не стремился, которое пугает ночными кошмарами и дневными стрессами. Изо дня в день, каждый день, каждый неизбежный последующий день, слишком похожий на все предыдущие, неизменный, неколебимый, неотвратимый... - он говорил, с каждым словом все тише и тише, уже не слыша и сам себя. Наконец замолчал вовсе. И подняв голову и встретившись с ней глазами, добавил: - Так просто всего не объяснить. Я сам не понимаю... пока еще. Когда-нибудь, конечно, пойму... в свое время. А сейчас остается жить и ждать, - и неожиданно сменив тему, сказал:
- Я давно уже собирался сделать это. Не знаю, сколько лет, просто давно, без датировки. Наверное, с тех пор, когда первый раз приехал на свою малую родину, в Спасопрокопьевск в качестве уполномоченного лица. Может, даже еще раньше, не знаю. Да и неважно это. Случай удачный подвернулся.... Нет, так нельзя говорить, просто...
Он ничего более не сказал.
- Когда я тебя попросила, ты уже был готов?
- Нет, - честно признался он. - Одно дело мечтать и грезить, а совсем другое, давать обещания, за которые надо будет держать ответ. Так что...
- Я тебя уговорила.
- Я сам себя уговорил. Просто признал тот неоспоримый факт, что дальше будет хуже.
Услышав эти слова, в последующие мгновения Серафима почти завидовала ему. Она оказалась права, он смог вырваться, смог прорвать кокон и выйти из него и лепить новый кокон уже по собственному разумению, более просторный и удобный потому как редко какой человек может жить без кокона.
- И незаметно принял это как данность, как неизбежное. Может быть, заставил себя принять, но только самую малость, - Павел точно оправдывался перед кем. - И очень удачно сложились обстоятельства. Обе горы сошлись к одному Магомету, не воспользоваться этим было бы... - он оборвал себя и продолжил уже другим тоном и другими словами, - я не мог.
- Я понимаю.
- В первый раз, ты была права, обстоятельства сложились так, что я мог исполнить лишь твое желание... хорошо, что ты от него решила отказаться.
- Наверное. Прости, я так неловко предупредила тебя об изменении обстоятельств... да и сегодня тоже...
Он не обратил на ее слова никакого внимания, потому как уже принял их.
- Сегодня нам просто повезло, - неожиданно сказал он. Серафима кивнула. И почувствовала, что еще немного, еще несколько его слов, и она не сможет уйти. И что тогда? - пыль, прах забвения, все построения, возведенные ранее, рассыплются как доминошный домик, от единственного толчка. - Мы стали свободны.
Серафима хотела что-то сказать, но слова не вырвались из ее уст, застряли в горле. Может, и к лучшему.
Она не заметила, как произнесла последние слова вслух.
- А потом все вернется на круги своя, на пять лет назад, - сказал Павел, снова целуя сосок ее груди. - Будет куда проще, - новый поцелуй. - И доступнее. Всё доступнее. Даже ты.
Серафима захотела, чтобы он снова оказался наверху. Чтобы снова овладел ею. Тогда она снова будет вынуждена притворяться, и позже ей легче будет уйти с тем, что она взяла из его квартиры. И она взяла в ладони его голову и прижала к своей груди, а нога ее скользнула под его ногу, ожидая, что он вслед плавно перетечет к простершемуся перед ним всегда желанному лону.
Интересно, что он сейчас чувствует? Захочет ли, готов ли, она могла лишь сожалеть, что не в силах постигнуть ответа на столь простые вопросы.
Если он не возьмет ее, как тогда освободиться ей самой? Ведь невозможно обрести столь бесценный дар, тем более тому, кто знает о нем лишь понаслышке, не отдав взамен самое дорогое и самого дорогого... самого себя.
А есть ли для нее место там? В мире этой свободы?
Но Павел загорелся, и она не думала более об этом. Вспомнила лишь свой разговор с отражением в зеркале, собственные слова об осаде замка. И опустила руки, предоставив себя в полную Павлову волю. Откинула голову назад, решив ни с того, ни с чего, посмотреть, сколько ему понадобится времени на усладу, насколько больше, чем обыкновенно.
Павлу хватило одиннадцати минут. Почти вдвое больше обычного.
- Это ужасно, - сказал он, отдышавшись, - но я хочу тебя как какой-нибудь кролик. Просто другой мир, где мы с тобой очутились... - Павел не договорил, дыхание перехватило, и продолжать он не стал.
Серафима молчала. Сейчас можно уходить, она же все ждала и лежала безмолвно и бездвижно, точно в преддверии какого сигнала.
Сигнал не поступил. Только Павел снова пробормотал как в забытьи: "другой мир", Серафима подумала, быть может, он говорит действительно в забытьи. Забыв о ней. И повернула голову к нему.
Павел смотрел в потолок, теребя в руке галстук, он всегда что-то теребил, когда хотел сказать, но не знал, с чего лучше начать свое сообщение. Серафима решила собираться, и рывком села.
- Иван остался не там, - неожиданно произнес он. - Его отвезли по шоссе к Катуару и уже там оставили, чтобы ниточка через него потянулась.
Павел не договорил, Серафима закрыла ему рот ладонью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36
И тут же, точно боясь, что он не ответит, что, несмотря на все, согласится ее отпустить так просто, - после всего, что было меж ними, сегодня и всегда, - сказала:
- Завтра я тебе позвоню. Хорошо?
Павел никак не прореагировал на ее слова. Должен был, но не ответил, не просил продлить визит. Лишь когда истекли полминуты, сказал, обращаясь к кому-то, кого не было в комнате:
- Я должен был... ничего не попишешь, должен.
- Ты о ком? - она не удивилась, что спросила именно так. Казалось, иначе и спросить нельзя было. Точно ответ был известен ей, и она хотела лишь услышать его из уст Павла.
- О Караеве. Ты же хотела спросить меня о нем, да?
И снова она не удивилась.
- Это так долго объяснять, - произнес он, наконец. - Так долго. Не знаю, станешь ли ты меня слушать.
- Я всегда тебя слушаю.
- Услышишь ли...
Прежде он так не говорил. На мгновение Серафиме показалось, что голос, произнесшей эту фразу, принадлежит другому человеку, незнакомому человеку, который старше Павла лет на пятнадцать-двадцать. Она вздрогнула и неожиданно для себя взглянула в его глаза. Просто, чтобы куда-то смотреть.
Она тут же пожалела об этом. Потому как именно они постарели на указанное число лет, постарели стремительно и необратимо, будто подгоняя и весь организм последовать их заразительному примеру. И, кажется, он покорился им и уже с некоей даже охотою был готов следовать неотвратимому.
- Наверное, я просто устал от всего этого... - произнес он потухшим голосом. - Просто устал от необходимости постоянно быть в форме, быть готовым, соответствовать, подавать надежды, выполнять и перевыполнять, предугадывать следующий этап, вырабатывать решения. И всегда знать при этом, что все твои действия не более чем крохотный шажок в направлении, не имеющем для тебя значения, шажок в то будущее, что ты не выбирал, к которому не стремился, которое пугает ночными кошмарами и дневными стрессами. Изо дня в день, каждый день, каждый неизбежный последующий день, слишком похожий на все предыдущие, неизменный, неколебимый, неотвратимый... - он говорил, с каждым словом все тише и тише, уже не слыша и сам себя. Наконец замолчал вовсе. И подняв голову и встретившись с ней глазами, добавил: - Так просто всего не объяснить. Я сам не понимаю... пока еще. Когда-нибудь, конечно, пойму... в свое время. А сейчас остается жить и ждать, - и неожиданно сменив тему, сказал:
- Я давно уже собирался сделать это. Не знаю, сколько лет, просто давно, без датировки. Наверное, с тех пор, когда первый раз приехал на свою малую родину, в Спасопрокопьевск в качестве уполномоченного лица. Может, даже еще раньше, не знаю. Да и неважно это. Случай удачный подвернулся.... Нет, так нельзя говорить, просто...
Он ничего более не сказал.
- Когда я тебя попросила, ты уже был готов?
- Нет, - честно признался он. - Одно дело мечтать и грезить, а совсем другое, давать обещания, за которые надо будет держать ответ. Так что...
- Я тебя уговорила.
- Я сам себя уговорил. Просто признал тот неоспоримый факт, что дальше будет хуже.
Услышав эти слова, в последующие мгновения Серафима почти завидовала ему. Она оказалась права, он смог вырваться, смог прорвать кокон и выйти из него и лепить новый кокон уже по собственному разумению, более просторный и удобный потому как редко какой человек может жить без кокона.
- И незаметно принял это как данность, как неизбежное. Может быть, заставил себя принять, но только самую малость, - Павел точно оправдывался перед кем. - И очень удачно сложились обстоятельства. Обе горы сошлись к одному Магомету, не воспользоваться этим было бы... - он оборвал себя и продолжил уже другим тоном и другими словами, - я не мог.
- Я понимаю.
- В первый раз, ты была права, обстоятельства сложились так, что я мог исполнить лишь твое желание... хорошо, что ты от него решила отказаться.
- Наверное. Прости, я так неловко предупредила тебя об изменении обстоятельств... да и сегодня тоже...
Он не обратил на ее слова никакого внимания, потому как уже принял их.
- Сегодня нам просто повезло, - неожиданно сказал он. Серафима кивнула. И почувствовала, что еще немного, еще несколько его слов, и она не сможет уйти. И что тогда? - пыль, прах забвения, все построения, возведенные ранее, рассыплются как доминошный домик, от единственного толчка. - Мы стали свободны.
Серафима хотела что-то сказать, но слова не вырвались из ее уст, застряли в горле. Может, и к лучшему.
Она не заметила, как произнесла последние слова вслух.
- А потом все вернется на круги своя, на пять лет назад, - сказал Павел, снова целуя сосок ее груди. - Будет куда проще, - новый поцелуй. - И доступнее. Всё доступнее. Даже ты.
Серафима захотела, чтобы он снова оказался наверху. Чтобы снова овладел ею. Тогда она снова будет вынуждена притворяться, и позже ей легче будет уйти с тем, что она взяла из его квартиры. И она взяла в ладони его голову и прижала к своей груди, а нога ее скользнула под его ногу, ожидая, что он вслед плавно перетечет к простершемуся перед ним всегда желанному лону.
Интересно, что он сейчас чувствует? Захочет ли, готов ли, она могла лишь сожалеть, что не в силах постигнуть ответа на столь простые вопросы.
Если он не возьмет ее, как тогда освободиться ей самой? Ведь невозможно обрести столь бесценный дар, тем более тому, кто знает о нем лишь понаслышке, не отдав взамен самое дорогое и самого дорогого... самого себя.
А есть ли для нее место там? В мире этой свободы?
Но Павел загорелся, и она не думала более об этом. Вспомнила лишь свой разговор с отражением в зеркале, собственные слова об осаде замка. И опустила руки, предоставив себя в полную Павлову волю. Откинула голову назад, решив ни с того, ни с чего, посмотреть, сколько ему понадобится времени на усладу, насколько больше, чем обыкновенно.
Павлу хватило одиннадцати минут. Почти вдвое больше обычного.
- Это ужасно, - сказал он, отдышавшись, - но я хочу тебя как какой-нибудь кролик. Просто другой мир, где мы с тобой очутились... - Павел не договорил, дыхание перехватило, и продолжать он не стал.
Серафима молчала. Сейчас можно уходить, она же все ждала и лежала безмолвно и бездвижно, точно в преддверии какого сигнала.
Сигнал не поступил. Только Павел снова пробормотал как в забытьи: "другой мир", Серафима подумала, быть может, он говорит действительно в забытьи. Забыв о ней. И повернула голову к нему.
Павел смотрел в потолок, теребя в руке галстук, он всегда что-то теребил, когда хотел сказать, но не знал, с чего лучше начать свое сообщение. Серафима решила собираться, и рывком села.
- Иван остался не там, - неожиданно произнес он. - Его отвезли по шоссе к Катуару и уже там оставили, чтобы ниточка через него потянулась.
Павел не договорил, Серафима закрыла ему рот ладонью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36