Только вдыхал теплый аромат ее дешевых духов.
- Я смотрю, ты никуда не спешишь, - вырвал из себя я, как только трамвай отправился в путь по бульвару Яна Райниса.
- Мне рано... наверное. Да и... который сейчас час? Да, еще рано. Дома никого нет.
Она нашла выход, я... я снова молчал и строил фразы. Строительство фраз вошло в привычку, как курение, как... как пристрастие к ручке и бумаге, к старенькой пишущей машинке. Наверное. Я молчал потому, то никогда не умел писать быстро, не был графоманом; те десять листов "Города среди песков" я писал и переписывал без малого три года.
Мне отчего-то захотелось спросить, почему у нее никого нет дома, куда отлучились родители - дурацкое любопытство; я и сейчас проигрывал в уме варианты ее ответа, будто пытался вытянуть из ситуации базовую идею для будущего произведения. Ну и что же вместо этого, я не спросил, но тут же сделал широкий жест; Оксана спросила, удобно ли это. И, встретившись со мной взглядом, рассмеялась, точно заранее знала мои возражения на счет удобно-неудобно. Она взяла меня под руку, мы пересекли трамвайные пути и направились ко второй от улицы Героев-панфиловцев "хрущевке", первый подъезд, последний этаж.
Однокомнатная квартира без прихожей с крохотной кухней, вся забитая книгами - первое и вполне ожидаемое впечатление, невозможно, чтобы квартира была велика, и чтобы в ней недоставало книг. Ей можно было и не оглядывать ее всю.
Она и не оглядывала.
В крохотном коридорчике, ведущем от входной двери в кухню (направо санузел, налево комната), можно было стоять только тесно прижавшись; едва я снял пальто и расшнуровал ботинки как Оксана, торопливо прижалась ко мне и поцеловала. Поцелуй вышел неумелым, она не отстранилась, она ждала моей реакции.
Запах духов, усилившийся в тесном коридорчике до невозможного, сводил с ума. Я почувствовал ее теплые нежные губы, коснувшиеся моих потрескавшихся с холода губ. Не ответить невозможно было, я почувствовал, как Оксана пытается стянуть на пол пиджак, но в крохотном коридорчике сделать это оказалось ей не по силам.
- Давайте, - хрипло, но все так же тихо проговорила она. С вешалки упал ее пуховик, посыпались еще какие-то вещи. Я попытался ответить ей глупой шуткой, каковая буквально застряла во мне, отказавшись выходить.
Оксана стремительно стянула узкий серый свитер, под ним обнажилась белая маечка, медленно ползшая вверх; у меня перехватило дыхание. Сердце застучало со скоростью отбойного молотка, и я принялся помогать ей.
Она вспомнила, что здесь не место и потащила меня в комнату, заставленную книжными полками. Ее объятия не разжимались, полуобнаженное обжигающее тело по-прежнему прижималось к моему. Пожалуй, я... нет, никаких чувств, никаких эмоций, можно сказать, прострация, где все действия сведены до уровня инстинктивных, а движения по определению механичны и очевидны. Какие-то секунды билась мысль, готовая вырваться: прошло уже десять лет с того раза, больше, это же одна из причин, переполнивших чашу терпения супруги, я так и не сподобился ей все объяснить, да мы и не пытались друг друга выслушать ни разу; а сейчас, помнится, она ждет третьего....
Мысль оборвалась, сознание остановилось, картинки стерлись из памяти.
Это потом я вздохнул, и перевел дыхание, и разжал стиснутые зубы. То ли несколько минут, то ли мгновение спустя. По прошествии еще какого-то времени, я обнаружил свое положение в пространстве и немедленно перекатился на спину. И кожей обнаружил на себе расстегнутую рубашку, левую ногу, просунутую в брючину и смятые трусы в горошек.
- Ты тяжелый, - произнесла она, вздыхая и садясь на кровати.
Я хотел было извиниться, но не смог. Она легко коснулась ладошками сосков и стянула скатавшуюся у горла маечку с пиктограммой улыбающегося лица и подписью "my friend". Гранатовые горошины просвечивали сквозь тонкую ткань. Она посидела еще немного и легко поднялась и подошла к книжному шкафу, как делает обыкновенно гость, впервые попавший в дом нового знакомого и желающий таким нехитрым образом узнать его получше.
- Марк Анатольевич, - ее обращение заставило меня вздрогнуть. - А ваши книги где?
Она стояла ко мне спиной, тонкая маечка едва прикрывала верх ягодиц, собираясь в складки при каждом движении.
Я приподнялся на локте, вспомнил, что она не то стонала, не то кричала. И, чувствуя законную мужскую гордость первопроходца, расправил кремовое одеяло, покрывавшее кровать... нет, никаких пятен.
Оксана повернулась ко мне; взгляд мой невольно сфокусировался в пяти сантиметрах ниже обреза ее маечки.
- Ну что вы, Марк Анатольевич, - она догадалась.
На мгновение, я, кажется, впал в транс, буквально загипнотизированный увиденным, пока крохотный ее шажок не разрушил нарождавшиеся чары. - А это ваша рукопись?
Она подошла к письменному столу, стоявшему напротив окна. Моя библиотека была ей неинтересна, имена Камю, Сартра, Бахман, Мережковского ей ничего не говорили. Двигаясь вдоль полок с классиками, она бросила взгляд на листы, лежавшие на краешке стола, подошла и перелистала несколько страниц.
- "Автограф ангела", - прочла она, - Интересно. О чем эта повесть? И, да, кстати, вы же обещали....
Теперь Оксана отправилась в коридорчик на поиски сумочки с медузой. Я натянул брюки и, почувствовал себя немного увереннее.
Подошел к аптечке, и пока она не видела, положил под язык таблетку валидола.
Послание, что я сочинил в вагоне метро, напрочь выветрилось из головы, за прошедшее время возникли новые, куда более рискованные ассоциации. Взяв ручку со стола, я вписал их на шмуцтитул "Города среди песков" и размашисто расписался под сегодняшней датой. Поблагодарив, Оксана буквально выдернула у меня из рук книжицу и убрала ее обратно.
Освоившись окончательно, но, все так же продолжая обращаться ко мне на "вы" и по имени-отчеству, Оксана отправилась в душ; вволю намывшись, она одолжила мой халат и устроилась с ногами в кресле, зажатым меж платяным и книжными шкафам, как раз напротив кровати. Она с интересом разглядывала комнату и меня, рассказывающего ей по ее просьбе о только что законченной повести, писателя в обыденном окружении. Потом я позвал ее на кухню пить чай. От ужина Оксана отказалась, есть в ее присутствии было не очень удобно. Но девушка настояла. И продолжала с интересом наблюдать за мной.
Когда я поел и выпил с ней чаю и закончил прерванный рассказ, она спросила:
- Еще будете? - демонстративно раздвинув полы халата. Поскольку я не ответил, а за меня ответило мое лицо, она пожала плечами и, промолвив "как хотите", прошла в ванную. Возвращаясь с кухни, я заглянул в полуоткрытую дверь: Оксана красила ногти и при этом мурлыкала себе что-то под нос.
Когда она вернулась в комнату, то прямиком подошла к столу, вновь полистав рукопись "Автографа", вновь оглядела полки, нашла среди классиков знакомое имя, просмотрела книги и заметила, что у нее "почти все из вашего есть".
1 2 3 4 5
- Я смотрю, ты никуда не спешишь, - вырвал из себя я, как только трамвай отправился в путь по бульвару Яна Райниса.
- Мне рано... наверное. Да и... который сейчас час? Да, еще рано. Дома никого нет.
Она нашла выход, я... я снова молчал и строил фразы. Строительство фраз вошло в привычку, как курение, как... как пристрастие к ручке и бумаге, к старенькой пишущей машинке. Наверное. Я молчал потому, то никогда не умел писать быстро, не был графоманом; те десять листов "Города среди песков" я писал и переписывал без малого три года.
Мне отчего-то захотелось спросить, почему у нее никого нет дома, куда отлучились родители - дурацкое любопытство; я и сейчас проигрывал в уме варианты ее ответа, будто пытался вытянуть из ситуации базовую идею для будущего произведения. Ну и что же вместо этого, я не спросил, но тут же сделал широкий жест; Оксана спросила, удобно ли это. И, встретившись со мной взглядом, рассмеялась, точно заранее знала мои возражения на счет удобно-неудобно. Она взяла меня под руку, мы пересекли трамвайные пути и направились ко второй от улицы Героев-панфиловцев "хрущевке", первый подъезд, последний этаж.
Однокомнатная квартира без прихожей с крохотной кухней, вся забитая книгами - первое и вполне ожидаемое впечатление, невозможно, чтобы квартира была велика, и чтобы в ней недоставало книг. Ей можно было и не оглядывать ее всю.
Она и не оглядывала.
В крохотном коридорчике, ведущем от входной двери в кухню (направо санузел, налево комната), можно было стоять только тесно прижавшись; едва я снял пальто и расшнуровал ботинки как Оксана, торопливо прижалась ко мне и поцеловала. Поцелуй вышел неумелым, она не отстранилась, она ждала моей реакции.
Запах духов, усилившийся в тесном коридорчике до невозможного, сводил с ума. Я почувствовал ее теплые нежные губы, коснувшиеся моих потрескавшихся с холода губ. Не ответить невозможно было, я почувствовал, как Оксана пытается стянуть на пол пиджак, но в крохотном коридорчике сделать это оказалось ей не по силам.
- Давайте, - хрипло, но все так же тихо проговорила она. С вешалки упал ее пуховик, посыпались еще какие-то вещи. Я попытался ответить ей глупой шуткой, каковая буквально застряла во мне, отказавшись выходить.
Оксана стремительно стянула узкий серый свитер, под ним обнажилась белая маечка, медленно ползшая вверх; у меня перехватило дыхание. Сердце застучало со скоростью отбойного молотка, и я принялся помогать ей.
Она вспомнила, что здесь не место и потащила меня в комнату, заставленную книжными полками. Ее объятия не разжимались, полуобнаженное обжигающее тело по-прежнему прижималось к моему. Пожалуй, я... нет, никаких чувств, никаких эмоций, можно сказать, прострация, где все действия сведены до уровня инстинктивных, а движения по определению механичны и очевидны. Какие-то секунды билась мысль, готовая вырваться: прошло уже десять лет с того раза, больше, это же одна из причин, переполнивших чашу терпения супруги, я так и не сподобился ей все объяснить, да мы и не пытались друг друга выслушать ни разу; а сейчас, помнится, она ждет третьего....
Мысль оборвалась, сознание остановилось, картинки стерлись из памяти.
Это потом я вздохнул, и перевел дыхание, и разжал стиснутые зубы. То ли несколько минут, то ли мгновение спустя. По прошествии еще какого-то времени, я обнаружил свое положение в пространстве и немедленно перекатился на спину. И кожей обнаружил на себе расстегнутую рубашку, левую ногу, просунутую в брючину и смятые трусы в горошек.
- Ты тяжелый, - произнесла она, вздыхая и садясь на кровати.
Я хотел было извиниться, но не смог. Она легко коснулась ладошками сосков и стянула скатавшуюся у горла маечку с пиктограммой улыбающегося лица и подписью "my friend". Гранатовые горошины просвечивали сквозь тонкую ткань. Она посидела еще немного и легко поднялась и подошла к книжному шкафу, как делает обыкновенно гость, впервые попавший в дом нового знакомого и желающий таким нехитрым образом узнать его получше.
- Марк Анатольевич, - ее обращение заставило меня вздрогнуть. - А ваши книги где?
Она стояла ко мне спиной, тонкая маечка едва прикрывала верх ягодиц, собираясь в складки при каждом движении.
Я приподнялся на локте, вспомнил, что она не то стонала, не то кричала. И, чувствуя законную мужскую гордость первопроходца, расправил кремовое одеяло, покрывавшее кровать... нет, никаких пятен.
Оксана повернулась ко мне; взгляд мой невольно сфокусировался в пяти сантиметрах ниже обреза ее маечки.
- Ну что вы, Марк Анатольевич, - она догадалась.
На мгновение, я, кажется, впал в транс, буквально загипнотизированный увиденным, пока крохотный ее шажок не разрушил нарождавшиеся чары. - А это ваша рукопись?
Она подошла к письменному столу, стоявшему напротив окна. Моя библиотека была ей неинтересна, имена Камю, Сартра, Бахман, Мережковского ей ничего не говорили. Двигаясь вдоль полок с классиками, она бросила взгляд на листы, лежавшие на краешке стола, подошла и перелистала несколько страниц.
- "Автограф ангела", - прочла она, - Интересно. О чем эта повесть? И, да, кстати, вы же обещали....
Теперь Оксана отправилась в коридорчик на поиски сумочки с медузой. Я натянул брюки и, почувствовал себя немного увереннее.
Подошел к аптечке, и пока она не видела, положил под язык таблетку валидола.
Послание, что я сочинил в вагоне метро, напрочь выветрилось из головы, за прошедшее время возникли новые, куда более рискованные ассоциации. Взяв ручку со стола, я вписал их на шмуцтитул "Города среди песков" и размашисто расписался под сегодняшней датой. Поблагодарив, Оксана буквально выдернула у меня из рук книжицу и убрала ее обратно.
Освоившись окончательно, но, все так же продолжая обращаться ко мне на "вы" и по имени-отчеству, Оксана отправилась в душ; вволю намывшись, она одолжила мой халат и устроилась с ногами в кресле, зажатым меж платяным и книжными шкафам, как раз напротив кровати. Она с интересом разглядывала комнату и меня, рассказывающего ей по ее просьбе о только что законченной повести, писателя в обыденном окружении. Потом я позвал ее на кухню пить чай. От ужина Оксана отказалась, есть в ее присутствии было не очень удобно. Но девушка настояла. И продолжала с интересом наблюдать за мной.
Когда я поел и выпил с ней чаю и закончил прерванный рассказ, она спросила:
- Еще будете? - демонстративно раздвинув полы халата. Поскольку я не ответил, а за меня ответило мое лицо, она пожала плечами и, промолвив "как хотите", прошла в ванную. Возвращаясь с кухни, я заглянул в полуоткрытую дверь: Оксана красила ногти и при этом мурлыкала себе что-то под нос.
Когда она вернулась в комнату, то прямиком подошла к столу, вновь полистав рукопись "Автографа", вновь оглядела полки, нашла среди классиков знакомое имя, просмотрела книги и заметила, что у нее "почти все из вашего есть".
1 2 3 4 5