- Весной они с первого тепла дурные... кусаться здоровы, заразы: как-никак, в апреле у них свадьбы.
Меня так и передернуло.
- Часто кусали? - голос мне изменил. Семен усмехнулся.
- Да уж бывало.... А, притерпелся уже. Тут жить, так поневоле иммунитет ко всякой нечисти приобретешь, - и, посмотрев внимательно на меня, поспешил прибавить: - Только сейчас их уже не встретишь. Август: утренники, холодно, одним словом.
Все равно, несмотря на уверения Семена, на ночь я зачем-то запер дверь мансарды, чего прежде не делал никогда. А в сон мой то и дело врывались самые разные ползучие твари, всегда неожиданно и абсолютно бесшумно, возникая из ниоткуда и в никуда возвращаясь.
Утром я проснулся весь издерганный и, выглянув в окно, снова увидел черную стену на фоне солнечных стволов сосен. Я отчего-то долго стоял у окна, глядя, как постепенно светлеет бурый кирпич, и черный монолит стены медленно распадается на светлую цементную прослойку и темные провалы трещин. Семен позвал меня завтракать, занятый созерцанием, я едва услышал его. И неохотно поковырял половину глазуньи, - мыслями я был все там же, у окна, разглядывая метаморфозы стены. А потом с моего языка сорвались довольно неожиданные слова:
- Я хочу сегодня сходить к этой стене.
Семен прервал трапезу. Искоса посмотрел в мою сторону. А затем неожиданно и как-то неприятно расхохотался.
- Решил себя и меня проверить после вчерашних россказней? На лично опыте убедиться?
- Да нет, я... - но он оборвал меня и произнес с какой-то неожиданной готовностью, какой я от него никак не ожидал:
- Возьмешь на всякий случай сапоги и штормовку. Зубы у гадюк слабые, если какая, с изумления от твоей храбрости, ума решится и на тебя бросится, их резину не прокусит.... - он хмыкнул и медленно произнес: - Ты прав, конечно, в этом. К сорока годам мужчина должен хоть в где-то проверить себя на прочность. Особенно такой как ты: городской человек, к тому же холостой, да еще впервые за долгий срок выбравшийся за черту мегаполиса. Приятно преодолеть и бурьян, и гадючьи патрули, шныряющие под ногами. И выйти к искомой цели, так манящей всякого путешественника в этих краях - к полуразрушенной стене.
И неожиданно резко перестал смеяться, опять непривычно замолчав на полуслове, а потом как-то сухо спросил:
- Так ты хочешь попасть за стену? И, объясни, пожалуйста, зачем тебе это понадобилось?
Я пожал плечами, удивленный столь резкой сменой тона. И ответил вопросом на вопрос:
- А разве самому тебе не интересно просто сходить и узнать, что там, за стеной?
Он покачал головой. Медленно, словно по какой-то не слишком приятной для моего уха причине, не решаясь сказать. Затем все же произнес:
- А что, по-твоему, мне потребовалось там изучать? заросшее пепелище?
- Почему ты так решил?
- Почему.... А что еще может быть за забором? Дома ты не видел, сколько ни всматривался. Уж прости, но я частенько наблюдал, как ты смотришь на эту стену и за нее. Сам посуди, за такой мощной оградой должен скрываться замок. Ты его не приметил, ведь так? - я согласно кивнул. Значит, от замка осталась груда обугленных гнилушек и фундамент.... Простая житейская логика.
- Деревянный дом за каменным забором, так у тебя логически выходит?
Семен не смутился. Его решимость убедить меня в своей правоте просто невозможно было преодолеть.
- Не дом - хоромы, если на то пошло. Да будет тебе известно, бревенчатый дом куда лучше кирпичного, тем более, каменного. И дышится легче, и воздух полезней. А потом его и облицевать можно чем угодно, хоть кирпичом, хоть камнем.
После этих слов повисла пауза. Семен пытливо разглядывал меня, и с явным нетерпением ожидал новых возражений.
- Не очень ты меня убедил, - медленно произнес я. Семен, будто ожидавший этих слов, нарочито пожал плечами. И отвел взгляд.
Остаток завтрака прошел в молчании. Каждый делал вид, что занят своей тарелкой.
После завтрака я снова напомнил Семену о желании сходить сегодня же к стене. Тот недовольно хмыкнул, взглянул на небо.
- Я думал.... Ну ладно, приспичило, так приспичило. Не задерживайся, кажется, гроза на подходе. Возьми косу, иначе через бурьян не пробьешься, мне показалось, он хотел еще добавить что-то, но лишь пробормотал несколько невразумительных слов себе под нос и снова хмыкнул. А на прощание хлопнул меня по плечу и снова напомнил, чтобы я не задерживался.
Отправляясь к стене, я чувствовал себя сродни человеку, высадившемуся на неизведанной планете, полной множества подстерегающих пионера опасностей, чей коварный нрав был слишком хорошо известен и оттого заставляет обходить ее десятой дорогой.
Сапоги Семена были мне велики, к тому же сильно разношены, я шлындал в них весь путь к стене, боясь ненароком выскочить и спотыкался на каждой кочке. Но, подойдя к бурьяну, я забыл о них.
Стена была рядом, в десяти метрах от меня. И все мое внимание, все мои чувства и побуждения она приковала к себе. Теперь только высоченный бурьян разделял нас. При мысли об этом, я так разволновался, что, ударив косой по толстенному стволу ближайшего борщевика едва не задел при этом собственную ногу. Тут же отпрянул, вытирая сухой лоб и стараясь взять себя в руки. Прав Семен, на что мне, словно мальчишке, далась эта развалина. Что случится, доберись я до нее, обойди и обнаружь вход? Что прогремят громы небесные?
Или скорее наступит горечь от еще одной разгаданной загадки, ставшей бессмысленной и никчемной, а потому безжалостно отброшенной прочь.
Подле самой стены бурьян не рос, встречалась лишь пожухшая крапива высотой по колено, да тонкие стебельки пырея. Метр занесенного, будто снегом, цементной крошкой пространства, отделял живую преграду от возведенной стараниями рук человеческих. Этот коридор, уходил в обе стороны на десятки метров. Какую выбрать? Я растерялся, поочередно поглядывая то вправо, то влево, вертел головой, и одновременно ковырял ненужной уже косой обломки кирпичей у себя под ногами.
Преодолев колебания, я решительно, более от того, что сомнения в правильности пути оставались, пошел влево, поминутно поглядывая то себе под ноги, то на глухую стену, уходящую вдаль. Я изредка касался ее, и на пальцах оставался легкий налет времени бурого цвета: кирпичи крошились от одного лишь прикосновения, стена оказалась более ветхой, чем виделась издали. Безнадежно поддавшаяся окружившему ее бурьяну, авангард которого уже отвоевал себе места в змеившихся по всей стене трещинах: мхи и лишайники медленно поднимались вверх по стене, в то время как сама она столь же медленно опускалась вниз, сползала навстречу.
Кладка стены подавалась натиску времени неравномерно. В одних местах она еще только сдавала первые свои ряды, в других, волнами спускалась на полметра к земле, потворствуя гибельному процессу саморазрушения.
1 2 3 4 5
Меня так и передернуло.
- Часто кусали? - голос мне изменил. Семен усмехнулся.
- Да уж бывало.... А, притерпелся уже. Тут жить, так поневоле иммунитет ко всякой нечисти приобретешь, - и, посмотрев внимательно на меня, поспешил прибавить: - Только сейчас их уже не встретишь. Август: утренники, холодно, одним словом.
Все равно, несмотря на уверения Семена, на ночь я зачем-то запер дверь мансарды, чего прежде не делал никогда. А в сон мой то и дело врывались самые разные ползучие твари, всегда неожиданно и абсолютно бесшумно, возникая из ниоткуда и в никуда возвращаясь.
Утром я проснулся весь издерганный и, выглянув в окно, снова увидел черную стену на фоне солнечных стволов сосен. Я отчего-то долго стоял у окна, глядя, как постепенно светлеет бурый кирпич, и черный монолит стены медленно распадается на светлую цементную прослойку и темные провалы трещин. Семен позвал меня завтракать, занятый созерцанием, я едва услышал его. И неохотно поковырял половину глазуньи, - мыслями я был все там же, у окна, разглядывая метаморфозы стены. А потом с моего языка сорвались довольно неожиданные слова:
- Я хочу сегодня сходить к этой стене.
Семен прервал трапезу. Искоса посмотрел в мою сторону. А затем неожиданно и как-то неприятно расхохотался.
- Решил себя и меня проверить после вчерашних россказней? На лично опыте убедиться?
- Да нет, я... - но он оборвал меня и произнес с какой-то неожиданной готовностью, какой я от него никак не ожидал:
- Возьмешь на всякий случай сапоги и штормовку. Зубы у гадюк слабые, если какая, с изумления от твоей храбрости, ума решится и на тебя бросится, их резину не прокусит.... - он хмыкнул и медленно произнес: - Ты прав, конечно, в этом. К сорока годам мужчина должен хоть в где-то проверить себя на прочность. Особенно такой как ты: городской человек, к тому же холостой, да еще впервые за долгий срок выбравшийся за черту мегаполиса. Приятно преодолеть и бурьян, и гадючьи патрули, шныряющие под ногами. И выйти к искомой цели, так манящей всякого путешественника в этих краях - к полуразрушенной стене.
И неожиданно резко перестал смеяться, опять непривычно замолчав на полуслове, а потом как-то сухо спросил:
- Так ты хочешь попасть за стену? И, объясни, пожалуйста, зачем тебе это понадобилось?
Я пожал плечами, удивленный столь резкой сменой тона. И ответил вопросом на вопрос:
- А разве самому тебе не интересно просто сходить и узнать, что там, за стеной?
Он покачал головой. Медленно, словно по какой-то не слишком приятной для моего уха причине, не решаясь сказать. Затем все же произнес:
- А что, по-твоему, мне потребовалось там изучать? заросшее пепелище?
- Почему ты так решил?
- Почему.... А что еще может быть за забором? Дома ты не видел, сколько ни всматривался. Уж прости, но я частенько наблюдал, как ты смотришь на эту стену и за нее. Сам посуди, за такой мощной оградой должен скрываться замок. Ты его не приметил, ведь так? - я согласно кивнул. Значит, от замка осталась груда обугленных гнилушек и фундамент.... Простая житейская логика.
- Деревянный дом за каменным забором, так у тебя логически выходит?
Семен не смутился. Его решимость убедить меня в своей правоте просто невозможно было преодолеть.
- Не дом - хоромы, если на то пошло. Да будет тебе известно, бревенчатый дом куда лучше кирпичного, тем более, каменного. И дышится легче, и воздух полезней. А потом его и облицевать можно чем угодно, хоть кирпичом, хоть камнем.
После этих слов повисла пауза. Семен пытливо разглядывал меня, и с явным нетерпением ожидал новых возражений.
- Не очень ты меня убедил, - медленно произнес я. Семен, будто ожидавший этих слов, нарочито пожал плечами. И отвел взгляд.
Остаток завтрака прошел в молчании. Каждый делал вид, что занят своей тарелкой.
После завтрака я снова напомнил Семену о желании сходить сегодня же к стене. Тот недовольно хмыкнул, взглянул на небо.
- Я думал.... Ну ладно, приспичило, так приспичило. Не задерживайся, кажется, гроза на подходе. Возьми косу, иначе через бурьян не пробьешься, мне показалось, он хотел еще добавить что-то, но лишь пробормотал несколько невразумительных слов себе под нос и снова хмыкнул. А на прощание хлопнул меня по плечу и снова напомнил, чтобы я не задерживался.
Отправляясь к стене, я чувствовал себя сродни человеку, высадившемуся на неизведанной планете, полной множества подстерегающих пионера опасностей, чей коварный нрав был слишком хорошо известен и оттого заставляет обходить ее десятой дорогой.
Сапоги Семена были мне велики, к тому же сильно разношены, я шлындал в них весь путь к стене, боясь ненароком выскочить и спотыкался на каждой кочке. Но, подойдя к бурьяну, я забыл о них.
Стена была рядом, в десяти метрах от меня. И все мое внимание, все мои чувства и побуждения она приковала к себе. Теперь только высоченный бурьян разделял нас. При мысли об этом, я так разволновался, что, ударив косой по толстенному стволу ближайшего борщевика едва не задел при этом собственную ногу. Тут же отпрянул, вытирая сухой лоб и стараясь взять себя в руки. Прав Семен, на что мне, словно мальчишке, далась эта развалина. Что случится, доберись я до нее, обойди и обнаружь вход? Что прогремят громы небесные?
Или скорее наступит горечь от еще одной разгаданной загадки, ставшей бессмысленной и никчемной, а потому безжалостно отброшенной прочь.
Подле самой стены бурьян не рос, встречалась лишь пожухшая крапива высотой по колено, да тонкие стебельки пырея. Метр занесенного, будто снегом, цементной крошкой пространства, отделял живую преграду от возведенной стараниями рук человеческих. Этот коридор, уходил в обе стороны на десятки метров. Какую выбрать? Я растерялся, поочередно поглядывая то вправо, то влево, вертел головой, и одновременно ковырял ненужной уже косой обломки кирпичей у себя под ногами.
Преодолев колебания, я решительно, более от того, что сомнения в правильности пути оставались, пошел влево, поминутно поглядывая то себе под ноги, то на глухую стену, уходящую вдаль. Я изредка касался ее, и на пальцах оставался легкий налет времени бурого цвета: кирпичи крошились от одного лишь прикосновения, стена оказалась более ветхой, чем виделась издали. Безнадежно поддавшаяся окружившему ее бурьяну, авангард которого уже отвоевал себе места в змеившихся по всей стене трещинах: мхи и лишайники медленно поднимались вверх по стене, в то время как сама она столь же медленно опускалась вниз, сползала навстречу.
Кладка стены подавалась натиску времени неравномерно. В одних местах она еще только сдавала первые свои ряды, в других, волнами спускалась на полметра к земле, потворствуя гибельному процессу саморазрушения.
1 2 3 4 5