Я останавливался и все начинал сначала, терпеливо ожидая результата.
У меня создалось впечатление, что я занимаюсь работой, которая выше не только моего, но и вообще человеческого разума.
Но наконец две, а затем и три лампочки загорелись внутри аппарата, и это поддержало мое мужество.
На какое-то время мне пришлось прерваться, чтобы поужинать. Ужин по моей просьбе принесли в лабораторию. Присутствие тех, кто бродил по коттеджу, вызывало у меня глухое раздражение.
Я сомневался, что смогу работать в контакте с этими людьми, не обладающими простыми человеческими чувствами, а измеряющими все в жизни какими-то символами и рефлексами.
Когда наступила ночь, я счел за лучшее снова приняться за работу, чтобы подавить свою нервозность.
Однако нет ничего более удручающего, чем непонятная тебе работа.
Мне не нравилось то, что я делал. Нет, действительно не нравилось!
Решительно вооружившись паяльником, я принялся за провода, сгоревшие явно из-за короткого замыкания. Один за другим я устанавливал их входы и выходы, а также места припаивания целых пучков.
Желая проверить, работают ли лампы, я щелкнул переключателем. На этот раз все они вспыхнули и начали мигать в каком-то бесконечном световом танце. Стерженьки на своих подставках завибрировали, а катушки стали медленно вращаться.
Смотри-ка, а ведь любопытно! Я почувствовал удовлетворение, а потом сразу беспокойство, когда, сделав неловкое движение, уронил на пол отвертку.
Падение инструмента на твердые плитки пола не произвело никакого звука!
Я удивился, поднял отвертку и повторил опыт. Инструмент опять упал, ничем не нарушив окружающей меня тяжелой тишины.
Боже мой! Что же происходит?
Я вдруг ощутил себя как бы парящим в тишине и пустоте, где нет никаких звуков, словно окружающий мир перестал существовать.
Где-то внизу живота начал рождаться страх, я взглянул на странный аппарат и хотел закричать.
Но, о ужас! Ни единого звука не вырвалось из моего напряженного горла. Но это же невозможно!
Мои пальцы суетливо хватались за выключатель, но он не поддавался моим усилиям. Он был заблокирован.
Охваченный страхом, я схватил отвертку, когда вдруг увидел, что тяжелая стальная дверь поворачивается на петлях, пропуская Грейсона и Эймса.
Я их видел, но не слышал. Они оживленно жестикулировали, направляясь ко мне, и по движению их губ я догадался, о чем они спрашивают.
Это был диалог глухих, где значение имеют только жесты.
Я показал им на аппарат, сопровождая жест, насколько это было возможно, мимикой и четкой артикуляцией:
- Все исходит оттуда... Ничего не бойтесь... Дело минутное...
Я сунул отвертку в щель выключателя, нажал, и стрелка на шкале тут же вернулась в положение "ноль".
- ...дьявольский Китай? Что случилось, господин Милланд?
Голос Грейсона показался мне просто райской музыкой, но в то же мгновение донесшийся с верхнего этажа жуткий нечеловеческий вопль заставил застыть кровь в жилах.
Это был ужасный, зловещий крик, который пробудил эхо в спящем доме, как отголосок какого-нибудь кошмара.
Бледный, без кровинки в лице, Грейсон резко обернулся.
- Что это?..
И он первым бросился вверх по лестнице, а за ним я, подгоняемый почти не контролируемым страхом.
Мы бежали молча, никто не произнес ни единого слова. Но когда мы добрались до первого этажа, крик уже смолк.
Здесь мы столкнулись с профессорами Дейтоном и Линдсеем, которые тоже выскочили, побросав свои досье.
- Это где-то выше, - сообщил нам Линдсей. - Скорее!
Мы взлетели на второй этаж вместе с охваченной ужасом одной из медсестер, которая встретилась нам на пути, и когда добрались до площадки, то обнаружили там того, кто издал этот леденящий душу крик.
Я узнал старшую медсестру мисс Фойл. Несчастная девочка лежала в странной позе, на спине, с лицом, искаженным ужасом.
Глаза ее вылезли из орбит, а рот был раскрыт, словно она все еще кричала. Но когда Грейсон склонился над ней, я сразу понял, что уже поздно.
- Она мертва, - глухо проговорил он. - Сердце не выдержало...
Дверь палаты, где лежала Валери, была широко растворена, и я заскочил туда, влекомый смутным беспокойством, но там все было в порядке.
Валери продолжала грезить, совершенно бесчувственная и безучастная к драме, которая здесь только что разыгралась.
И вдруг я заметил на плитках пола вокруг кровати черноватые пятна.
Пятна вели на площадку и обрывались в нескольких метрах от тела мисс Фойл.
Ужаснувшись тому, что обнаружил, я позвал Грейсона.
- Смотрите! Смотрите!
И тут же я понял, что наступаю на что-то вроде черной слизи, которой запачкан пол в комнате Валери.
Все сбежались, сбитые с толку необычным и непонятным феноменом. В том месте, куда, должно быть, попала струя, плитки пола обесцветились и напоминали теперь расплывчатое изображение, как на фотопластинке.
- Великий боже! - прошептал Дейтон. - Откуда же все это могло появиться?
- Следует сейчас же разобраться, - подхватил Эймс.
И фармаколог показал нам на стену возле несчастной мисс Фойл.
То, что я увидел, вызвало у меня приступ тошноты. Вся поверхность стены здесь была покрыта какими-то липкими лохмушками, напоминающими кусочки плоти, как если бы какое-то существо было взорвано посреди площадки гранатой. Из каждого кусочка сочилась темная слизь, стекая тонкими ручейками вниз по белой стене.
Это было ужасно и мерзко. Особенно непереносимым был запах. Я, кажется, никогда в жизни не нюхал ничего более вонючего и противного, чем эта липкая субстанция, пристававшая к моей обуви.
Тут до меня дошло, что все собрались в комнате у Валери, и я им показал на следы на простыне и металлической спинке кровати.
Уф! Что же за мерзкая штука!
Медсестра, которая была с нами, стала терять сознание.
Грейсон ее поддержал и повел к лестнице.
- Уходите, - приказал он. - Вам не следует здесь оставаться. Когда будет нужно, вас позовут.
Он говорил это, не задумываясь, что произносит, тоже оглушенный и потрясенный кошмарным зрелищем, которое никто не мог объяснить.
Грейсон стал как бы сам с собой разговаривать сквозь зубы:
- Это, должно быть, проникло в комнату... но тут возникает вопрос, каким образом...
- О чем ты говоришь, Энтони? - возбужденно пробормотал Дейтон.
- Да вот... об этой штуке...
- Блок, где проводятся опыты, полностью изолирован от проникновения снаружи. Ради всего святого, Энтони, не давай разыграться своему воображению. Я полагаю, что всему этому существует какое-нибудь вполне реальное, нормальное объяснение.
Однако в голосе его не было особой уверенности, и Грейсон пожал плечами. Мне показалось, что он разом потерял весь свой апломб и уверенность.
- Ладно, я жду твоих объяснений, Герберт.
Тут уж вмешался я:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25
У меня создалось впечатление, что я занимаюсь работой, которая выше не только моего, но и вообще человеческого разума.
Но наконец две, а затем и три лампочки загорелись внутри аппарата, и это поддержало мое мужество.
На какое-то время мне пришлось прерваться, чтобы поужинать. Ужин по моей просьбе принесли в лабораторию. Присутствие тех, кто бродил по коттеджу, вызывало у меня глухое раздражение.
Я сомневался, что смогу работать в контакте с этими людьми, не обладающими простыми человеческими чувствами, а измеряющими все в жизни какими-то символами и рефлексами.
Когда наступила ночь, я счел за лучшее снова приняться за работу, чтобы подавить свою нервозность.
Однако нет ничего более удручающего, чем непонятная тебе работа.
Мне не нравилось то, что я делал. Нет, действительно не нравилось!
Решительно вооружившись паяльником, я принялся за провода, сгоревшие явно из-за короткого замыкания. Один за другим я устанавливал их входы и выходы, а также места припаивания целых пучков.
Желая проверить, работают ли лампы, я щелкнул переключателем. На этот раз все они вспыхнули и начали мигать в каком-то бесконечном световом танце. Стерженьки на своих подставках завибрировали, а катушки стали медленно вращаться.
Смотри-ка, а ведь любопытно! Я почувствовал удовлетворение, а потом сразу беспокойство, когда, сделав неловкое движение, уронил на пол отвертку.
Падение инструмента на твердые плитки пола не произвело никакого звука!
Я удивился, поднял отвертку и повторил опыт. Инструмент опять упал, ничем не нарушив окружающей меня тяжелой тишины.
Боже мой! Что же происходит?
Я вдруг ощутил себя как бы парящим в тишине и пустоте, где нет никаких звуков, словно окружающий мир перестал существовать.
Где-то внизу живота начал рождаться страх, я взглянул на странный аппарат и хотел закричать.
Но, о ужас! Ни единого звука не вырвалось из моего напряженного горла. Но это же невозможно!
Мои пальцы суетливо хватались за выключатель, но он не поддавался моим усилиям. Он был заблокирован.
Охваченный страхом, я схватил отвертку, когда вдруг увидел, что тяжелая стальная дверь поворачивается на петлях, пропуская Грейсона и Эймса.
Я их видел, но не слышал. Они оживленно жестикулировали, направляясь ко мне, и по движению их губ я догадался, о чем они спрашивают.
Это был диалог глухих, где значение имеют только жесты.
Я показал им на аппарат, сопровождая жест, насколько это было возможно, мимикой и четкой артикуляцией:
- Все исходит оттуда... Ничего не бойтесь... Дело минутное...
Я сунул отвертку в щель выключателя, нажал, и стрелка на шкале тут же вернулась в положение "ноль".
- ...дьявольский Китай? Что случилось, господин Милланд?
Голос Грейсона показался мне просто райской музыкой, но в то же мгновение донесшийся с верхнего этажа жуткий нечеловеческий вопль заставил застыть кровь в жилах.
Это был ужасный, зловещий крик, который пробудил эхо в спящем доме, как отголосок какого-нибудь кошмара.
Бледный, без кровинки в лице, Грейсон резко обернулся.
- Что это?..
И он первым бросился вверх по лестнице, а за ним я, подгоняемый почти не контролируемым страхом.
Мы бежали молча, никто не произнес ни единого слова. Но когда мы добрались до первого этажа, крик уже смолк.
Здесь мы столкнулись с профессорами Дейтоном и Линдсеем, которые тоже выскочили, побросав свои досье.
- Это где-то выше, - сообщил нам Линдсей. - Скорее!
Мы взлетели на второй этаж вместе с охваченной ужасом одной из медсестер, которая встретилась нам на пути, и когда добрались до площадки, то обнаружили там того, кто издал этот леденящий душу крик.
Я узнал старшую медсестру мисс Фойл. Несчастная девочка лежала в странной позе, на спине, с лицом, искаженным ужасом.
Глаза ее вылезли из орбит, а рот был раскрыт, словно она все еще кричала. Но когда Грейсон склонился над ней, я сразу понял, что уже поздно.
- Она мертва, - глухо проговорил он. - Сердце не выдержало...
Дверь палаты, где лежала Валери, была широко растворена, и я заскочил туда, влекомый смутным беспокойством, но там все было в порядке.
Валери продолжала грезить, совершенно бесчувственная и безучастная к драме, которая здесь только что разыгралась.
И вдруг я заметил на плитках пола вокруг кровати черноватые пятна.
Пятна вели на площадку и обрывались в нескольких метрах от тела мисс Фойл.
Ужаснувшись тому, что обнаружил, я позвал Грейсона.
- Смотрите! Смотрите!
И тут же я понял, что наступаю на что-то вроде черной слизи, которой запачкан пол в комнате Валери.
Все сбежались, сбитые с толку необычным и непонятным феноменом. В том месте, куда, должно быть, попала струя, плитки пола обесцветились и напоминали теперь расплывчатое изображение, как на фотопластинке.
- Великий боже! - прошептал Дейтон. - Откуда же все это могло появиться?
- Следует сейчас же разобраться, - подхватил Эймс.
И фармаколог показал нам на стену возле несчастной мисс Фойл.
То, что я увидел, вызвало у меня приступ тошноты. Вся поверхность стены здесь была покрыта какими-то липкими лохмушками, напоминающими кусочки плоти, как если бы какое-то существо было взорвано посреди площадки гранатой. Из каждого кусочка сочилась темная слизь, стекая тонкими ручейками вниз по белой стене.
Это было ужасно и мерзко. Особенно непереносимым был запах. Я, кажется, никогда в жизни не нюхал ничего более вонючего и противного, чем эта липкая субстанция, пристававшая к моей обуви.
Тут до меня дошло, что все собрались в комнате у Валери, и я им показал на следы на простыне и металлической спинке кровати.
Уф! Что же за мерзкая штука!
Медсестра, которая была с нами, стала терять сознание.
Грейсон ее поддержал и повел к лестнице.
- Уходите, - приказал он. - Вам не следует здесь оставаться. Когда будет нужно, вас позовут.
Он говорил это, не задумываясь, что произносит, тоже оглушенный и потрясенный кошмарным зрелищем, которое никто не мог объяснить.
Грейсон стал как бы сам с собой разговаривать сквозь зубы:
- Это, должно быть, проникло в комнату... но тут возникает вопрос, каким образом...
- О чем ты говоришь, Энтони? - возбужденно пробормотал Дейтон.
- Да вот... об этой штуке...
- Блок, где проводятся опыты, полностью изолирован от проникновения снаружи. Ради всего святого, Энтони, не давай разыграться своему воображению. Я полагаю, что всему этому существует какое-нибудь вполне реальное, нормальное объяснение.
Однако в голосе его не было особой уверенности, и Грейсон пожал плечами. Мне показалось, что он разом потерял весь свой апломб и уверенность.
- Ладно, я жду твоих объяснений, Герберт.
Тут уж вмешался я:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25