– сказал Марципанов. – Только чего же вы раньше молчали?
– Жулик! – уверенно сказала старушка. – Воблой называет, а сам и не выпивши!
Широколицый мужчина взял Марципанова за локоть.
– Хватит! – громко сказал он. – Я тебе покажу, как над людьми измываться. Граждане, кто в милиции свидетелем будет?
– Вы что? – сказал Марципанов, пытаясь выдернуть руку. – Я же сказал: не пил я. Это эксперимент был, понятно?
– Вот раз не пили – в милиции объяснитесь! – дернул шеей худой гражданин. – Раз трезвый плевали!
Троллейбус подъехал к остановке, и широколицый начал тянуть Марципанова к выходу. Марципанов уперся. Пока они пихались, троллейбус поехал дальше.
– Ты у меня выйдешь! – сказал Марципанову широколицый, вытирая пот со лба. – Поможете мне на следующей остановке? – обратился он к худому гражданину.
Худой гордо кивнул.
Марципанов опечалился. Он повертел головой – вокруг были нелюбезные, недружественные лица. В милицию не хотелось, и выход был только один.
Марципанов бросил голову на грудь, подогнул колени и стал валиться на широколицего мужчину.
– Ну-ну! – закричал тот, отпихивая Марципанова. – Не прикидывайся!
Марципанов качнулся в другую сторону и попытался облобызать старушку.
– Все ж таки он пьяный! – решила старушка, заслоняясь сумкой.
Марципанов опустился на пол и горько зарыдал.
– Ну! – с торжеством сказала старушка. – Как есть нажрался. Нешто трезвый так валяться-то будет?
– А зачем он про эксперименты излагал? – спросил с сомнением широколицый.
– Господи! Да по пьянке-то чего не скажешь! – разъяснила умная старушка. – Сосед мой как напьется, так все то же – про политику говорит да про экономию. Пока к жене целоваться не полезет, и не видно, что в стельку!
– Понюхать надо! – предложила дама, сидевшая сзади. – Пахнет от него алкоголем?
– Одеколоном пахнет, – сказал широколицый, посопев возле Марципанова. – Одеколон, наверное, и пил.
– Опытный, – сказал кто-то. – Все знает.
При этих словах широколицый зарделся, взял Марципанова под мышки и уложил на сиденье.
– Может, все-таки вызвать милицию? неуверенно предложил худой гражданин в очках.
Марципанову пришлось плюнуть в его сторону.
– Это другое дело, – облегченно сказал худой.
Старушка с сумкой наклонилась над Марципановым и потрясла его за плечо:
– Тебе выходить-то где, слышь, парень? Едешь-то ты куда?
– Любовь – кольцо! – промычал, зажмурившись, Марципанов.
– Ну вот, – сказала старушка. – Кто до кольца едет, помогите выйти ему. А то, не ровен час, под колесо попадет, пьяный же.
И старушка заспешила к дверям. Ей пора было выходить.
Все замолчали. Марципанов осторожно приоткрыл один глаз. Вокруг стояли люди. Добрые, внимательные, сердечные. Но трезветь не стоило. Во всяком случае до кольца.
1974
Заботы Сергея Антоновича
За стенкой раздался шум, послышался женский крик. Потом женский крик перешел в мужской. Что-то загремело. Потом открылась дверь, и в комнату вошла Антонина Ивановна.
– Обратно Колька напился, – сообщила она. – Клаву бьет, гад такой. Слышишь ты или нет?!
– Мгм, – сказал Сергей Антонович.
– Все вы подлецы, – сказала Антонина Ивановна.
Она хотела развить тему, но за стеной снова загрохотало, кто-то побежал по коридору, хлопнула входная дверь. Антонина Ивановна вышла – посмотреть.
Сергей Антонович вздохнул облегченно, стал глядеть в окно и думать дальше.
Сергей Антонович Питиримов не мог бы с гарантией ответить, есть ли на свете телепатия. Сергей Антонович мог бы вообще послать того, кто стал бы приставать к нему с такими вопросами. Но к нему никто и не приставал. Однако с некоторых пор стали происходить вещи, которые никак не укладывались в рамки познаний Питиримова о материальном мире. И не то чтобы эти рамки были слишком узки – Антонина Ивановна выписывала популярный женский журнал, – но все же объяснить происходящее с материалистических позиций Сергей Антонович не мог. Впрочем, справедливости ради отметим, что и для большинства ученых в области человеческой психики еще имеют место белые пятна. Эти пятна и позволяют действовать феноменам, одни из которых различают цвета пальцами, другие запоминают наизусть телефонный справочник, а третьи одеваются во все заграничное, не выезжая за пределы родной области (так называемый телекинез)…
Как бы то ни было, с некоторых пор Питиримов начал получать сигналы. И тогда Сергей Антонович как бы раздваивался. Одна его половина оставалась кладовщиком инструментального склада, мужем Питиримовой Антонины Ивановны, отцом Питиримова Вовы, другая же, лучшая часть Сергея Антоновича, вступала в контакт с Гологваем.
Когда это произошло впервые, Сергей Антонович решил, что в жизни не станет больше смешивать портвейн с пивом. Однако и вечером следующего дня, проведенного с примерной трезвостью, Гологвай снова заговорил, вернее, не заговорил, а, лучше сказать, вышел на связь.
Питиримов заикнулся было насчет Гологвая при жене. Антонина Ивановна отнеслась к этому с надлежащим сочувствием. «Дура я была, когда за тебя пошла», – указала она Сергею Антоновичу и добавила, чтоб насчет рубля в субботу даже не заикался. Питиримов хотел сперва обидеться, но потом раздумал, решив, что, в сущности, Тоська и не может ничего понимать, потому что куда ей.
– Вовка! – сурово спросил сына Сергей Антонович. – Ты уроки учил?
– Ты чего? – удивился Вовка. – Мать уже в школу ходила!
– Мало ли что ходила! Ты вот скажи-ка, что у вас сейчас по географии?
– Азия, – сказал Питиримов-младший.
– А ну, скажи, – небрежно сказал Сергей Антонович, – где страна такая находится – Гологвай?
– Гологвай! – захохотал Вова. – Нету такого! Это Уругвай есть! И еще Парагвай! Гологвай! Ха-ха-ха!
– Ладно, – мрачно сказал Питиримов. – Это я тебя проверял. Смотри у меня.
Теперь Сергей Антонович принимал гологвайские сигналы почти каждый день. Это было ни на что не похоже – ни на телевизор, ни на радио, ни на телефон. Это был какой-то язык без слов – сразу в голове получались мысли. Начиналось всегда с мысли: «Привет тебе, далекий друг!» Ощущать себя далеким другом было приятно. Обыкновенно это слово Питиримов слышал, когда возле магазина его просили: «Слышь, друг, добавь семь копеечек!» А тут… Нет, это было хорошо.
И вскоре Сергей Антонович оказался в самой гуще разных гологвайских дел. Дела были разные, странные и удивительные, пищи для переживаний хватало. Узнав, например, что гологвайцам нельзя иметь больше сорока детей, Сергей Антонович так огорчился, будто этот закон перечеркивал его личные жизненные планы. Он даже купил Вовке фонарик. На каждую следующую новость Сергей Антонович отзывался все сильнее. И самое глубокое впечатление произвело на него последнее полученное им телепатическим путем известие – о том, что некоторые гологвайцы хотят уничтожить дрокусы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35
– Жулик! – уверенно сказала старушка. – Воблой называет, а сам и не выпивши!
Широколицый мужчина взял Марципанова за локоть.
– Хватит! – громко сказал он. – Я тебе покажу, как над людьми измываться. Граждане, кто в милиции свидетелем будет?
– Вы что? – сказал Марципанов, пытаясь выдернуть руку. – Я же сказал: не пил я. Это эксперимент был, понятно?
– Вот раз не пили – в милиции объяснитесь! – дернул шеей худой гражданин. – Раз трезвый плевали!
Троллейбус подъехал к остановке, и широколицый начал тянуть Марципанова к выходу. Марципанов уперся. Пока они пихались, троллейбус поехал дальше.
– Ты у меня выйдешь! – сказал Марципанову широколицый, вытирая пот со лба. – Поможете мне на следующей остановке? – обратился он к худому гражданину.
Худой гордо кивнул.
Марципанов опечалился. Он повертел головой – вокруг были нелюбезные, недружественные лица. В милицию не хотелось, и выход был только один.
Марципанов бросил голову на грудь, подогнул колени и стал валиться на широколицего мужчину.
– Ну-ну! – закричал тот, отпихивая Марципанова. – Не прикидывайся!
Марципанов качнулся в другую сторону и попытался облобызать старушку.
– Все ж таки он пьяный! – решила старушка, заслоняясь сумкой.
Марципанов опустился на пол и горько зарыдал.
– Ну! – с торжеством сказала старушка. – Как есть нажрался. Нешто трезвый так валяться-то будет?
– А зачем он про эксперименты излагал? – спросил с сомнением широколицый.
– Господи! Да по пьянке-то чего не скажешь! – разъяснила умная старушка. – Сосед мой как напьется, так все то же – про политику говорит да про экономию. Пока к жене целоваться не полезет, и не видно, что в стельку!
– Понюхать надо! – предложила дама, сидевшая сзади. – Пахнет от него алкоголем?
– Одеколоном пахнет, – сказал широколицый, посопев возле Марципанова. – Одеколон, наверное, и пил.
– Опытный, – сказал кто-то. – Все знает.
При этих словах широколицый зарделся, взял Марципанова под мышки и уложил на сиденье.
– Может, все-таки вызвать милицию? неуверенно предложил худой гражданин в очках.
Марципанову пришлось плюнуть в его сторону.
– Это другое дело, – облегченно сказал худой.
Старушка с сумкой наклонилась над Марципановым и потрясла его за плечо:
– Тебе выходить-то где, слышь, парень? Едешь-то ты куда?
– Любовь – кольцо! – промычал, зажмурившись, Марципанов.
– Ну вот, – сказала старушка. – Кто до кольца едет, помогите выйти ему. А то, не ровен час, под колесо попадет, пьяный же.
И старушка заспешила к дверям. Ей пора было выходить.
Все замолчали. Марципанов осторожно приоткрыл один глаз. Вокруг стояли люди. Добрые, внимательные, сердечные. Но трезветь не стоило. Во всяком случае до кольца.
1974
Заботы Сергея Антоновича
За стенкой раздался шум, послышался женский крик. Потом женский крик перешел в мужской. Что-то загремело. Потом открылась дверь, и в комнату вошла Антонина Ивановна.
– Обратно Колька напился, – сообщила она. – Клаву бьет, гад такой. Слышишь ты или нет?!
– Мгм, – сказал Сергей Антонович.
– Все вы подлецы, – сказала Антонина Ивановна.
Она хотела развить тему, но за стеной снова загрохотало, кто-то побежал по коридору, хлопнула входная дверь. Антонина Ивановна вышла – посмотреть.
Сергей Антонович вздохнул облегченно, стал глядеть в окно и думать дальше.
Сергей Антонович Питиримов не мог бы с гарантией ответить, есть ли на свете телепатия. Сергей Антонович мог бы вообще послать того, кто стал бы приставать к нему с такими вопросами. Но к нему никто и не приставал. Однако с некоторых пор стали происходить вещи, которые никак не укладывались в рамки познаний Питиримова о материальном мире. И не то чтобы эти рамки были слишком узки – Антонина Ивановна выписывала популярный женский журнал, – но все же объяснить происходящее с материалистических позиций Сергей Антонович не мог. Впрочем, справедливости ради отметим, что и для большинства ученых в области человеческой психики еще имеют место белые пятна. Эти пятна и позволяют действовать феноменам, одни из которых различают цвета пальцами, другие запоминают наизусть телефонный справочник, а третьи одеваются во все заграничное, не выезжая за пределы родной области (так называемый телекинез)…
Как бы то ни было, с некоторых пор Питиримов начал получать сигналы. И тогда Сергей Антонович как бы раздваивался. Одна его половина оставалась кладовщиком инструментального склада, мужем Питиримовой Антонины Ивановны, отцом Питиримова Вовы, другая же, лучшая часть Сергея Антоновича, вступала в контакт с Гологваем.
Когда это произошло впервые, Сергей Антонович решил, что в жизни не станет больше смешивать портвейн с пивом. Однако и вечером следующего дня, проведенного с примерной трезвостью, Гологвай снова заговорил, вернее, не заговорил, а, лучше сказать, вышел на связь.
Питиримов заикнулся было насчет Гологвая при жене. Антонина Ивановна отнеслась к этому с надлежащим сочувствием. «Дура я была, когда за тебя пошла», – указала она Сергею Антоновичу и добавила, чтоб насчет рубля в субботу даже не заикался. Питиримов хотел сперва обидеться, но потом раздумал, решив, что, в сущности, Тоська и не может ничего понимать, потому что куда ей.
– Вовка! – сурово спросил сына Сергей Антонович. – Ты уроки учил?
– Ты чего? – удивился Вовка. – Мать уже в школу ходила!
– Мало ли что ходила! Ты вот скажи-ка, что у вас сейчас по географии?
– Азия, – сказал Питиримов-младший.
– А ну, скажи, – небрежно сказал Сергей Антонович, – где страна такая находится – Гологвай?
– Гологвай! – захохотал Вова. – Нету такого! Это Уругвай есть! И еще Парагвай! Гологвай! Ха-ха-ха!
– Ладно, – мрачно сказал Питиримов. – Это я тебя проверял. Смотри у меня.
Теперь Сергей Антонович принимал гологвайские сигналы почти каждый день. Это было ни на что не похоже – ни на телевизор, ни на радио, ни на телефон. Это был какой-то язык без слов – сразу в голове получались мысли. Начиналось всегда с мысли: «Привет тебе, далекий друг!» Ощущать себя далеким другом было приятно. Обыкновенно это слово Питиримов слышал, когда возле магазина его просили: «Слышь, друг, добавь семь копеечек!» А тут… Нет, это было хорошо.
И вскоре Сергей Антонович оказался в самой гуще разных гологвайских дел. Дела были разные, странные и удивительные, пищи для переживаний хватало. Узнав, например, что гологвайцам нельзя иметь больше сорока детей, Сергей Антонович так огорчился, будто этот закон перечеркивал его личные жизненные планы. Он даже купил Вовке фонарик. На каждую следующую новость Сергей Антонович отзывался все сильнее. И самое глубокое впечатление произвело на него последнее полученное им телепатическим путем известие – о том, что некоторые гологвайцы хотят уничтожить дрокусы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35