Затянув визит, он сможет явиться в особняк Себастейблов после того, как будут убраны последние остатки изысканного фарфора.
Рода провела его в комнату, которая служила ей мастерской, гостиной и кухней одновременно и была в то же время на удивление чистой и уютной.
– Я закусываю по-походному, – объявила она. – В банке прямо перед тобой – икра. Намазывай хлеб маслом, пока я нарежу еще. Возьми себе чашку, чайник сзади тебя. А теперь рассказывай.
Больше она к теме еды не возвращалась, а весело болтала и делала так, чтобы и гость весело болтал. Одновременно она ловко намазывала хлеб маслом, предлагала красный перец, нарезала лимон, тогда как другие женщины принялись бы выискивать причины и выражать сожаления, почему у них нет ни того ни другого. Кьюшет-Принкли пришел к выводу, что он прекрасно проводит время и при этом ему не нужно отвечать на многочисленные вопросы, которые звучали бы столь же нелепо, как если бы их задавали министру сельского хозяйства во время вспышки чумы крупного рогатого скота.
– А теперь скажи, зачем ты пришел ко мне? – неожиданно спросила Рода. – Ты возбуждаешь не только мое любопытство, но и деловые интересы. Ты, наверное, явился насчет шляп. Я слышала, ты на днях получил наследство, и мне, конечно же, пришло в голову, что для тебя было бы желательно отметить это событие, купив дорогие шляпы для всех своих сестер. Они, наверное, и словом об этом не обмолвились, но я уверена, и им то же самое пришло в голову. Конечно, в связи с приближающимися праздниками я сейчас довольно перегружена работой, но я к этому привыкла. Мы ведь все время чем-нибудь перегружены, как Моисей во младенчестве.
– Я не насчет шляп пришел, – сказал ее гость. – По правде, мне кажется, я вообще пришел без повода. Проходил мимо и подумал, а не навестить ли тебя. Однако пока я сидел и разговаривал с тобой, весьма важная мысль пришла мне в голову. Если ты на минутку забудешь о предстоящих праздниках и выслушаешь меня, я скажу тебе, в чем дело.
Минут через сорок Джеймс Кьюшет-Принкли возвратился в лоно семьи, принеся важные новости.
– Я собрался жениться, – объявил он.
Раздались восторженные возгласы поздравлений и самовосхваления.
– Ага, так мы и знали! Уж нам-то было ясно, что этот день близится! Мы предсказывали его еще несколько недель назад!
– Бьюсь об заклад, что это не так, – сказал Кьюшет-Принкли. – Если бы кто-нибудь сегодня за ланчем сказал мне, что я буду просить Роду Эллам выйти за меня и что она примет мое предложение, я бы посмеялся над одной этой мыслью.
Романтическая непредвиденность случившегося в какой-то мере возместила родственницам Джеймса то, что им пришлось без сожаления забыть о своих многотрудных усилиях и искусной дипломатии. Было весьма нелегко тотчас же перекинуть свой энтузиазм с Джоан Себастейбл на Роду Эллам, но ведь речь шла о жене Джеймса, а с его вкусами приходилось считаться.
Как-то сентябрьским днем, после того как медовый месяц на Менорке закончился, Кьюшет-Принкли вошел в гостиную своего нового дома на Грэнчестер-сквер. Рода сидела за низким столиком, сервированным изысканным фарфором и сверкающим серебром. В ее голосе послышались ласковые нотки, когда она подавала чашку.
– Ты ведь не любишь такой крепкий? Добавить кипятку? Не надо?
1 2
Рода провела его в комнату, которая служила ей мастерской, гостиной и кухней одновременно и была в то же время на удивление чистой и уютной.
– Я закусываю по-походному, – объявила она. – В банке прямо перед тобой – икра. Намазывай хлеб маслом, пока я нарежу еще. Возьми себе чашку, чайник сзади тебя. А теперь рассказывай.
Больше она к теме еды не возвращалась, а весело болтала и делала так, чтобы и гость весело болтал. Одновременно она ловко намазывала хлеб маслом, предлагала красный перец, нарезала лимон, тогда как другие женщины принялись бы выискивать причины и выражать сожаления, почему у них нет ни того ни другого. Кьюшет-Принкли пришел к выводу, что он прекрасно проводит время и при этом ему не нужно отвечать на многочисленные вопросы, которые звучали бы столь же нелепо, как если бы их задавали министру сельского хозяйства во время вспышки чумы крупного рогатого скота.
– А теперь скажи, зачем ты пришел ко мне? – неожиданно спросила Рода. – Ты возбуждаешь не только мое любопытство, но и деловые интересы. Ты, наверное, явился насчет шляп. Я слышала, ты на днях получил наследство, и мне, конечно же, пришло в голову, что для тебя было бы желательно отметить это событие, купив дорогие шляпы для всех своих сестер. Они, наверное, и словом об этом не обмолвились, но я уверена, и им то же самое пришло в голову. Конечно, в связи с приближающимися праздниками я сейчас довольно перегружена работой, но я к этому привыкла. Мы ведь все время чем-нибудь перегружены, как Моисей во младенчестве.
– Я не насчет шляп пришел, – сказал ее гость. – По правде, мне кажется, я вообще пришел без повода. Проходил мимо и подумал, а не навестить ли тебя. Однако пока я сидел и разговаривал с тобой, весьма важная мысль пришла мне в голову. Если ты на минутку забудешь о предстоящих праздниках и выслушаешь меня, я скажу тебе, в чем дело.
Минут через сорок Джеймс Кьюшет-Принкли возвратился в лоно семьи, принеся важные новости.
– Я собрался жениться, – объявил он.
Раздались восторженные возгласы поздравлений и самовосхваления.
– Ага, так мы и знали! Уж нам-то было ясно, что этот день близится! Мы предсказывали его еще несколько недель назад!
– Бьюсь об заклад, что это не так, – сказал Кьюшет-Принкли. – Если бы кто-нибудь сегодня за ланчем сказал мне, что я буду просить Роду Эллам выйти за меня и что она примет мое предложение, я бы посмеялся над одной этой мыслью.
Романтическая непредвиденность случившегося в какой-то мере возместила родственницам Джеймса то, что им пришлось без сожаления забыть о своих многотрудных усилиях и искусной дипломатии. Было весьма нелегко тотчас же перекинуть свой энтузиазм с Джоан Себастейбл на Роду Эллам, но ведь речь шла о жене Джеймса, а с его вкусами приходилось считаться.
Как-то сентябрьским днем, после того как медовый месяц на Менорке закончился, Кьюшет-Принкли вошел в гостиную своего нового дома на Грэнчестер-сквер. Рода сидела за низким столиком, сервированным изысканным фарфором и сверкающим серебром. В ее голосе послышались ласковые нотки, когда она подавала чашку.
– Ты ведь не любишь такой крепкий? Добавить кипятку? Не надо?
1 2