Как только они уединились в нишу окна, Христиана принялась за обычные свои нежные сетования:
— Поль, милый мой, родной мой, скажи, ты по-прежнему любишь меня?
— Да, да. Послушай, нельзя же так: каждый день одно и то же, одно и то же! Это, в конце концов, становится утомительным.
— Прости, но мне теперь уже не верится, мне так нужно, чтоб ты успокоил меня, так хочется услышать от тебя дорогое слово. А ты ведь не часто говоришь его теперь, вот и приходится выпрашивать его, выклянчивать, как милостыню.
— Ну хорошо, я тебя люблю. Но, ради бога, поговорим о чем-нибудь другом. Умоляю!
— Какой ты жестокий!
— Нет, неправда. Я совсем не жестокий. Толькотолько… Как ты не можешь понять, что…
— Ах, я все понимаю… прекрасно понимаю, что ты разлюбил меня. Если бы ты знал, как мне больно!
— Перестань, Христиана, прошу тебя, пощади мои нервы! Если б ты знала, до чего неумно ты себя ведешь!
— Боже мой! Если бы ты любил меня, ты никогда бы этого не сказал.
— Да черт возьми, если бы я тебя разлюбил, так ни за что бы сюда не приехал!
— Ну, не сердись. Ведь ты мой, такой мне близкий, и я тоже вся принадлежу тебе. Ведь мы с тобой одно, наш ребеночек связывает нас нерасторжимыми узами. А всетаки… все-таки… если когда-нибудь… если придет такой день, что ты разлюбишь меня, ты скажешь мне это? Обещаешь?
— Обещаю.
— Поклянись.
— Клянусь.
— Но даже и тогда мы останемся друзьями. Ведь правда?
— Разумеется, останемся друзьями.
— В тот день, когда ты почувствуешь, что уже не любишь меня настоящей любовью, ты придешь ко мне и скажешь:» Милая моя Христиана, я очень тебя люблю, но это уже не то, совсем не то, что прежде. Будем друзьями, только друзьями «.
— Ну конечно, обещаю тебе.
— Даешь слово?
— Даю.
— И все же мне будет очень, очень горько! Как ты любил меня в прошлом году!..
У дверей раздался голос лакея:
— Герцогиня де Рамас-Альдаварра!
Она пришла запросто, по-соседски; Христиана каждый вечер принимала у себя курортную знать, как владетельные особы принимают заезжих гостей в своем королевстве.
За прекрасной испанкой следовал с покорной улыбкой доктор Мадзелли. Хозяйка и гостья пожали друг другу руки, сели и завели разговор.
Андермат позвал Поля:
— Дорогой друг, идите к нам. Мадемуазель Ориоль замечательно гадает на картах. Она столько мне тут предсказала! — И, взяв его под руку, Андермат добавил: — Удивительный вы человек! В Париже мы вас видели раз в месяц, и того реже, несмотря на усердные приглашения моей жены. Чтобы вытащить вас сюда, нам пришлось бомбардировать вас письмами. А с тех пор как вы приехали, у вас такой унылый вид, словно вы ежедневно теряете по миллиону. Что с вами? Вас беспокоит какая-нибудь неприятность? Скажите, не скрывайте!.. Может быть, удастся помочь вам.
— Ну, что вы, дорогой, никаких неприятностей у меня нет. Если я не часто бывал у вас в Париже… так ведь это Париж… сами понимаете!
— Еще бы! Конечно, понимаю… Ну хоть здесь-то встряхнитесь, будьте повеселее. Я тут затеваю два-три праздника. Надеюсь, они пройдут удачно.
Лакей доложил:
— Госпожа Барр и профессор Клош.
Клош пришел со своей дочерью, молодой и вызывающе кокетливой рыжеволосой вдовушкой. И тотчас же лакей выкрикнул:
— Профессор Ма-Руссель.
Со вторым профессором явилась его жена, бледная перезрелая дама с гладкими начесами на висках.
Профессор Ремюзо накануне уехал, купив дачу, в которой он жил, и, как говорили, на очень выгодных условиях. Двум его коллегам очень хотелось узнать, что это за условия, но Андермат ответил только:
— О, мы очень легко договорились, к обоюдной выгоде! Если вы пожелаете последовать его примеру, — пожалуйста, можно будет столковаться. Когда надумаете, сообщите мне, и мы побеседуем.
Затем явился доктор Латон, а за ним доктор Онора, без супруги, — он никогда не показывался с ней в обществе.
В гостиной раздавался теперь разноголосый гул разговоров. Гонтран не отходил от Луизы, тихо говорил ей что-то, наклоняясь к ее плечу, и время от времени, смеясь, пояснял тем, кто проходил мимо них:
— Стараюсь покорить своего врага!
Мадзелли подсел к дочери профессора Клоша, он уже несколько дней ходил за ней по пятам, и бойкая вдовушка кокетничала с новым поклонником напропалую.
Герцогиня искоса следила за ними, раздувая ноздри, еле скрывая раздражение; вдруг она встала, прошла через всю гостиную и, прервав уединенную беседу своего врача с рыжеволосой красоткой, властно заявила:
— Мадзелли, не пора ли нам домой?.. Мне что-то нездоровится.
Лишь только они ушли, Христиана, подойдя к Полю, сказала:
— Бедняжка! Как она, должно быть, страдает!
Он опрометчиво спросил:
— Кто страдает?
— Герцогиня. Разве вы не заметили, что она ревнует?
Поль резко ответил:
— Ну, если вы приметесь оплакивать всех назойливых любовниц, у вас и слез не хватит.
Христиана отошла от него, готовая в самом деле заплакать, — такими жестокими были для нее эти слова, и, сев подле Шарлотты Ориоль, оставшейся в одиночестве, удивленно и растерянно смотревшей на Гонтрана, она высказала горькую, непонятную для этой девочки мысль:
— Бывают дни, когда хочется умереть.
Андермат в кружке медиков рассказывал о необыкновенном исцелении старика Кловиса, у которого парализованные ноги уже начали оживать. Он говорил с таким жаром, что никто не мог бы усомниться в его искренности.
С тех пор как он разгадал уловку двух Ориолей и мнимого паралитика и понял, что в прошлом году его обвели вокруг пальца, воспользовавшись его страстным желанием уверовать в целительное действие источника, и особенно с тех пор как ему пришлось откупиться деньгами от коварных причитаний старика, он превратил папашу Кловиса в могущественное средство рекламы и теперь сам великолепно разыгрывал комедию.
Вернулся Мадзелли, освободившись от своей пациентки, которую он проводил домой.
Гонтран подхватил его под руку:
— Доктор-обольститель, прошу совета! Которая из двух девочек Ориолей лучше, а? Вы бы которую выбрали?
Красавец врач шепнул ему на ухо:
— В любовницы — младшую, в жены — старшую.
Гонтран рассмеялся.
— Смотрите-ка! Мы сошлись во мнении! Очень рад.
Затем он подошел к сестре, разговаривавшей с Шарлоттой.
— Знаешь что? Я придумал хорошую прогулку. Поедем в четверг на Пюи-де-ла-Нюжер. Это самый красивый вулкан из всей цепи. Все согласны. Поедем?
Христиана сказала равнодушным тоном:
— Мне все равно. Как вы хотите…
Но тут подошли проститься профессор Клош со своей дочерью, и Мадзелли, предложив проводить их, вышел вслед за вдовушкой.
Через несколько минут разошлись и остальные гости, так как Христиана ложилась спать в одиннадцать часов.
Маркиз, Поль и Гонтран пошли проводить сестер Ориоль. Гонтран и Луиза шли впереди, а Бретиньи в нескольких шагах от них вел под руку Шарлотту и чувствовал, что рука ее слегка дрожит.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70