Мать Мария, властолюбивая, как никогда, проявила невероятную жестокость; бедная Бланш совсем обезумела, а тот верзила-врач и вовсе онемел. Что касается меня, то я смертельно устал, но воспрял, когда закончил эту картину. Она самая прекрасная, в этом нет сомнения. Вот увидите, с оркестром она окажется захватывающей, а вокалом можно будет наслаждаться. Есть маленькая фраза (под «маленькой» я подразумеваю «жестокую») матери Марии по поводу предсмертных хрипов настоятельницы. Я на нее очень рассчитываю. Последней нотой настоятельницы является высокое и резко-отрывистое «ля». После этого все кончено. Я отдышусь немного перед пятой картиной, чтобы уничтожить все остальное.
Как бы и ей хотелось все смести до основания! Столько прошло разного после ее смерти в роли Кассандры! Как же она устала! Она положила собственноручное письмо Пуленка на столик у изголовья.
Оно пришло рано утром вместе с почтой, принесенной ей консьержем отеля, на белом конверте удлиненного формата едва угадывалась надпись: «Мадемуазель фон Штадт-Фюрстемберг», сделанная еле различимым почерком. И ничего больше; ни подписи, ни сопроводительных слов. Отправитель неизвестен. Подарочек анонимного почитателя? Она вздохнула, раскрыла партитуру и нажала на кнопку PLAY пульта видеомагнитофона, который дирекция Афинского фестиваля предоставила в ее распоряжение. Видик был в неважном состоянии, но тем не менее можно было просмотреть на нем запись: постановку «Диалогов кармелиток», снятую на пленку в мадридском театре «Сарсуэла». Благодаря возможности – замедлить кадры, останавливать их она могла спокойно отмечать на партитуре последовательность пьяно, входов и выходов. Ее вокальная партия была подчеркнута розовым, так что с первого взгляда она знала, в каком месте находится. Некоторые ноты, в основном пассажные, были обведены красным. В рамочку были заключены и целые фразы: «Ради себя не умирают, умирают ради других или вместо других». Уже в третий раз после завтрака прогоняла она таким образом шедевр Пуленка.
К вечеру она будет готова к репетициям. За это Сара была спокойна. После полудня к ней зайдет дирижер, обговорит с ней темпы и даст несколько указаний, касающихся интерпретации. Затем придет постановщик, сообщит о двух-трех изменениях и поговорит о ее персонаже. Примерка костюмов также пройдет в ее номере; ее агент уже передал всю информацию главной костюмерше, и здесь тоже не должно быть проблем, так как ей не приходилось, как большинству ее коллег, плутовать с талией и скрывать полноту. Вот разве что монашеский убор… Она не терпела, когда во время пения что-то сдавливало лоб. На экране возник интерьер монастыря. Сестра Констанция де Сен-Дени обращалась к Бланш де Ла Форс:
– Мне всегда хотелось умереть молодой.
– Что я могу для вас сделать?
– Увидев вас впервые, я поняла, что Всевышний внял моей мольбе.
– Какой мольбе? – пропела Сара одновременно с актрисой, исполняющей эту роль на пленке.
Надо бы эту реплику спеть посильнее.
– Я поняла, что Господь смилуется надо мною, не позволит мне стареть и что мы умрем вместе, в один день. Где и как – я не знаю и не узнаю никогда…
Стоп! Нужно отдохнуть. Надеюсь, вечером у меня будет партнерша получше; эта девица не соображает, что говорит, она не поняла, что вся суть ее персонажа заключается в просодии, в «певучести» слога. Что-то есть хочется! Для обслуживания в номере надо набрать семерку…
– Алло, ресторан? Мне хотелось бы непрожаренный шатобриан с беарнским соусом. Нет, жареного картофеля не надо. Он плохо действует на голосовые связки. Да, еще паштет… бутылку бордо и пирог татин со сметаной.
Не очень экзотично, правда, но зато сытно. А это сейчас нужнее всего. Лишь бы побыстрее. Телефонный звонок прервал нетерпеливое ожидание. «Если это опять пресс-атташе насчет интервью журналистам, я ее убью!»
– Да? Ах, месье Лебраншю! Вы в Афинах? Увидимся сегодня вечером в Одеоне перед прогоном. В половине восьмого? Годится. Я оставлю вашу фамилию на контроле. До вечера.
И к чертям его не пошлешь. Он обещал посвятить ей целую главу в своей книге об оперном искусстве. Хоть он и приличный пройдоха, но критик хороший. Профессионал, знает мир оперы. Ничего общего с писаками, гоняющимися за скандалами, или истеричными телевизионщиками, которые сами же и дают ответы на свои вопросы. Этот по крайней мере любит и ценит музыку. Лучше уж пусть будет союзником. Как враг он опасен и страшен. В дверь постучали.
– Это коридорный, мадемуазель. Я принес ваш обед.
– Войдите.
31
Утром, не очень рано, Сесилия пришла в Одеон, чтобы по возможности навести порядок в гримерной своей дивы. Она захватила с собой цветы и вентилятор, чтобы создать здесь атмосферу свежести и уюта. Ее внимание привлекла коробка с шоколадом, положенная на гримерный столик. Что за дурацкая идея дарить в такую жару шоколад! Да он растает до вечера! Вокруг было тихо и пусто. Бригады, работавшие до восьми утра, ушли спать, и амфитеатром уже завладело жгучее солнце. Отражающиеся от белых камней лучи слепили глаза. Воздух будто застыл. День опять будет очень жарким.
Собираясь уходить, она заметила вернувшегося месье Макбрайена. Он проверял механизмы эшафота. Так как в ее обязанности входило быть шофером дирижера, постановщика и костюмерши, чтобы поочередно привозить их на свидание с Сарой, и уже было пора начать работать, она сделала вид, что не увидела его и почти бегом ушла. Кстати, нужно было заехать еще и в оргкомитет фестиваля, чтобы получить компенсацию за свои расходы. Ведь ей пришлось накануне вечером смотаться на другой конец города за икрой и купить ее у лучшего поставщика, чтобы удовлетворить прихоть несравненной Штадт-Фюрстемберг: икры на кухне «ВБ» не оказалось. Сара нашла, что это было очень любезно с ее стороны, и только. Будто так и надо! Ах, эти знаменитости! Но придется потерпеть двое суток, они быстро пройдут, а потом – уф… баба с возу, кобыле легче! А пока что предстоит помаяться от жары в душных пробках: в машине не было кондиционера. Короче, она временно шофер такси. Все жили в разных местах: один устроился на берегу моря, другой – в возвышенной части города, третью за неимением свободных номеров в отеле поселили в дортуаре лицея за городом. Потом начнутся репетиции. «У вас есть все, что нужно, мадемуазель? К вашим услугам, мадемуазель. Конечно, мадемуазель. Я этим займусь, мадемуазель».
Машина остановилась на красный свет. Две женщины воспользовались этим, чтобы перейти улицу. У Иветты и Айши в соломенных шляпах был потерянный вид. Они развернули карту, выданную туристической фирмой, и принялись сверяться по ней, не соображая, где находятся, не зная, в каком направлении идти. Они искали археологический музей, но им и невдомек было, что он находился на другом конце города, совсем в другой стороне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50
Как бы и ей хотелось все смести до основания! Столько прошло разного после ее смерти в роли Кассандры! Как же она устала! Она положила собственноручное письмо Пуленка на столик у изголовья.
Оно пришло рано утром вместе с почтой, принесенной ей консьержем отеля, на белом конверте удлиненного формата едва угадывалась надпись: «Мадемуазель фон Штадт-Фюрстемберг», сделанная еле различимым почерком. И ничего больше; ни подписи, ни сопроводительных слов. Отправитель неизвестен. Подарочек анонимного почитателя? Она вздохнула, раскрыла партитуру и нажала на кнопку PLAY пульта видеомагнитофона, который дирекция Афинского фестиваля предоставила в ее распоряжение. Видик был в неважном состоянии, но тем не менее можно было просмотреть на нем запись: постановку «Диалогов кармелиток», снятую на пленку в мадридском театре «Сарсуэла». Благодаря возможности – замедлить кадры, останавливать их она могла спокойно отмечать на партитуре последовательность пьяно, входов и выходов. Ее вокальная партия была подчеркнута розовым, так что с первого взгляда она знала, в каком месте находится. Некоторые ноты, в основном пассажные, были обведены красным. В рамочку были заключены и целые фразы: «Ради себя не умирают, умирают ради других или вместо других». Уже в третий раз после завтрака прогоняла она таким образом шедевр Пуленка.
К вечеру она будет готова к репетициям. За это Сара была спокойна. После полудня к ней зайдет дирижер, обговорит с ней темпы и даст несколько указаний, касающихся интерпретации. Затем придет постановщик, сообщит о двух-трех изменениях и поговорит о ее персонаже. Примерка костюмов также пройдет в ее номере; ее агент уже передал всю информацию главной костюмерше, и здесь тоже не должно быть проблем, так как ей не приходилось, как большинству ее коллег, плутовать с талией и скрывать полноту. Вот разве что монашеский убор… Она не терпела, когда во время пения что-то сдавливало лоб. На экране возник интерьер монастыря. Сестра Констанция де Сен-Дени обращалась к Бланш де Ла Форс:
– Мне всегда хотелось умереть молодой.
– Что я могу для вас сделать?
– Увидев вас впервые, я поняла, что Всевышний внял моей мольбе.
– Какой мольбе? – пропела Сара одновременно с актрисой, исполняющей эту роль на пленке.
Надо бы эту реплику спеть посильнее.
– Я поняла, что Господь смилуется надо мною, не позволит мне стареть и что мы умрем вместе, в один день. Где и как – я не знаю и не узнаю никогда…
Стоп! Нужно отдохнуть. Надеюсь, вечером у меня будет партнерша получше; эта девица не соображает, что говорит, она не поняла, что вся суть ее персонажа заключается в просодии, в «певучести» слога. Что-то есть хочется! Для обслуживания в номере надо набрать семерку…
– Алло, ресторан? Мне хотелось бы непрожаренный шатобриан с беарнским соусом. Нет, жареного картофеля не надо. Он плохо действует на голосовые связки. Да, еще паштет… бутылку бордо и пирог татин со сметаной.
Не очень экзотично, правда, но зато сытно. А это сейчас нужнее всего. Лишь бы побыстрее. Телефонный звонок прервал нетерпеливое ожидание. «Если это опять пресс-атташе насчет интервью журналистам, я ее убью!»
– Да? Ах, месье Лебраншю! Вы в Афинах? Увидимся сегодня вечером в Одеоне перед прогоном. В половине восьмого? Годится. Я оставлю вашу фамилию на контроле. До вечера.
И к чертям его не пошлешь. Он обещал посвятить ей целую главу в своей книге об оперном искусстве. Хоть он и приличный пройдоха, но критик хороший. Профессионал, знает мир оперы. Ничего общего с писаками, гоняющимися за скандалами, или истеричными телевизионщиками, которые сами же и дают ответы на свои вопросы. Этот по крайней мере любит и ценит музыку. Лучше уж пусть будет союзником. Как враг он опасен и страшен. В дверь постучали.
– Это коридорный, мадемуазель. Я принес ваш обед.
– Войдите.
31
Утром, не очень рано, Сесилия пришла в Одеон, чтобы по возможности навести порядок в гримерной своей дивы. Она захватила с собой цветы и вентилятор, чтобы создать здесь атмосферу свежести и уюта. Ее внимание привлекла коробка с шоколадом, положенная на гримерный столик. Что за дурацкая идея дарить в такую жару шоколад! Да он растает до вечера! Вокруг было тихо и пусто. Бригады, работавшие до восьми утра, ушли спать, и амфитеатром уже завладело жгучее солнце. Отражающиеся от белых камней лучи слепили глаза. Воздух будто застыл. День опять будет очень жарким.
Собираясь уходить, она заметила вернувшегося месье Макбрайена. Он проверял механизмы эшафота. Так как в ее обязанности входило быть шофером дирижера, постановщика и костюмерши, чтобы поочередно привозить их на свидание с Сарой, и уже было пора начать работать, она сделала вид, что не увидела его и почти бегом ушла. Кстати, нужно было заехать еще и в оргкомитет фестиваля, чтобы получить компенсацию за свои расходы. Ведь ей пришлось накануне вечером смотаться на другой конец города за икрой и купить ее у лучшего поставщика, чтобы удовлетворить прихоть несравненной Штадт-Фюрстемберг: икры на кухне «ВБ» не оказалось. Сара нашла, что это было очень любезно с ее стороны, и только. Будто так и надо! Ах, эти знаменитости! Но придется потерпеть двое суток, они быстро пройдут, а потом – уф… баба с возу, кобыле легче! А пока что предстоит помаяться от жары в душных пробках: в машине не было кондиционера. Короче, она временно шофер такси. Все жили в разных местах: один устроился на берегу моря, другой – в возвышенной части города, третью за неимением свободных номеров в отеле поселили в дортуаре лицея за городом. Потом начнутся репетиции. «У вас есть все, что нужно, мадемуазель? К вашим услугам, мадемуазель. Конечно, мадемуазель. Я этим займусь, мадемуазель».
Машина остановилась на красный свет. Две женщины воспользовались этим, чтобы перейти улицу. У Иветты и Айши в соломенных шляпах был потерянный вид. Они развернули карту, выданную туристической фирмой, и принялись сверяться по ней, не соображая, где находятся, не зная, в каком направлении идти. Они искали археологический музей, но им и невдомек было, что он находился на другом конце города, совсем в другой стороне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50