Меня тошнило от обычая совместно принимать пищу, обжираться по воскресеньям. Мне надоело подчиняться правилам… Продолжая играть роль (часто все-таки неосознанно) «маленькой девочки», подавленной тяжкой болезнью, я заявляла всем о себе истинной. Я ковала себе характер мятежницы, вырастающей из покорного ребенка.
В ожидании появления способности поразмышлять надо всем этим, первого сентября я отправляюсь в больницу на семь недель строгого заточения. До свиданья, мама, папа, сестры, до свиданья, друзья из блога, теперь я появлюсь лишь во время разрешенных выходов, да и то если буду образцово себя вести. Вот только где этот образец? Я снова страдаю булимией! Я проиграла, я потолстела. За полтора года болезни мой организм перенес головокружительную потерю тридцати шести килограммов, а затем за два месяца — увеличение веса на восемнадцать килограммов. Сердце бьется с перебоями, колет, жжет, у меня одышка, я задыхаюсь.
Образ Жюстин еще очень расплывчат во время начала занятий в сентябре 2005 года. Моя цель ясна: я пытаюсь выздороветь, я покоряюсь… Но линия поведения не выработана, до этого пока далеко.
Странное возвращение в школу, тут же ставшее возвращением в больницу. После восьми месяцев без уроков, в отрыве от мира лицея и его обычаев, восьми месяцев, посвященных лишь моим навязчивым желаниям и постоянной борьбе против еды и за еду, я должна покинуть семью, гнездо, где я контролирую все и всех, и предаться эксперименту в виде пищевой изоляции под наблюдением. Прямо перед этим мне дали возможность наскоро посетить лицей для того, чтобы символически начать школьный год. На доске объявлений Жюстин снова значится в списке одного из классов так называемого европейского уровня обучения. Для меня это плохая новость, я больше этого не хочу. Стресс от усилий достичь успеха там слишком силен, я не чувствую себя способной выдержать такой учебный год. Кошмар! Все ученики разбились на группки, смеются и шумят, заново обрекая меня на одиночество. Я не принадлежу ни к одной из компаний. В лицее я хожу с вечно опущенной головой, мне кажется, что все на меня постоянно смотрят. Я ненормальная, я не могу вынести чужих взглядов.
Я прошу перевести меня в другой класс и добиваюсь этого. Вечером в блоге я выплескиваю эмоции, разражаясь сообщением под названием: «Дайте мне ножницы из родильного помещения. Мне шестнадцать лет, пуповину пора обрезать. Акушерка забыла это сделать, и я продолжаю находиться на привязи, я прикована к маме и папе. Я должна вылезти из колыбели, но болезнь мешает мне, укрепляя эту связь, несмотря на все споры и трудности. Я не могу обойтись без родителей, хотя они больше и не выносят меня, и я их понимаю. Я никак не могу повзрослеть, я замедляю ход времени, вокруг бушует буря, и я отчаянно цепляюсь за спасательный круг семьи. Я понимаю это, я пишу об этом, но не нахожу ножниц, которые перережут пуповину и освободят меня. Я боюсь плыть одна в открытое море. Я боюсь будущего. Ужасно боюсь.»
Смерть от анорексии
Палата номер 118. Молодая истощенная женщина в голубом платье с желтыми цветами сидит на кровати, из ее носа торчит зонд. Слезы подступают к моим глазам. Ко мне приходит страх и понимание того, что я попала в больницу. Моя соседка по палате очень худая, но улыбчивая. Я боюсь ее. Она ест йогурт, она пристально смотрит на него, быстро помешивает ложечкой и механически слизывает, чмокая, как кошка. Ложечка наполняется и хоп! — она глотает: Хоп! Хоп!.. автоматически. Я отворачиваюсь, заливаясь слезами.
— Мама, я не хочу здесь оставаться. Я хочу домой, я обещаю тебе, что буду стараться.
— Нет, дочка, тебе здесь будет хорошо. Ты выздоровеешь.
— Пожалуйста, если ты меня любишь, забери меня отсюда.
— Нет, все будет хорошо. Посмотри, у тебя есть подружка. Такая симпатичная.
Мама обращается к ней:
— «Как вас зовут? Вы здесь давно? Вы откуда? Чем вы больны?»
Я не осмеливаюсь с ней разговаривать, я хочу домой.
— Меня зовут Сесиль. Я из района Юра. Я здесь уже месяц. Лечусь от анорексии-булимии, надеюсь скоро выписаться.
Я в отчаянии сажусь на свою кровать. Мама оставит меня здесь. Я уже узница, как и эта молодая женщина. Она маленькая и ужасно худая, у нее короткие каштановые волосы с отбеленными прядками, большие, подведенные синим карандашом карие глаза, слегка подкрашенные губы. Моя первая подруга по палате и по несчастью, не стесняясь, демонстрирует свою худобу: у нее короткое, с большим вырезом платье на бретельках. Ее икры, щиколотки, руки, ключицы и шея открыты.
Мама ждет, пока я устроюсь, и уходит. Прощание краткое, хотя у меня снова слезы на глазах. Я осматриваю комнату. При входе маленькая ванная с раковиной и туалетом. Две поставленные перпендикулярно друг другу кровати, между ними зажато кресло, окно выходит в больничный сад с большими деревьями. На столе, между двумя шкафчиками, телевизор, один стул. Я обреченно сажусь на свою кровать рядом с дверью. Раскладываю свои вещи — журналы, одежду, маечки, носки. Я приехала в белых льняных брюках, которые мне тесны в талии, мне больно лежать в них на кровати, но у меня есть тайная надежда похудеть. Сейчас у меня пятьдесят восемь килограммов, а два месяца назад было сорок. Тогда, в гардеробной лихорадке, я купила со скидкой белые льняные брюки, красное платье, зеленую клетчатую майку, но теперь я больше не влезаю в этот размер… Но я все равно взяла эти вещи с собой надеясь, что все упорядочится и будет так, как хочу. Не толстеть, не поддаваться навязчивым желаниям. Опять обрести нормальные щиколотки не опухшие от застоявшейся воды. Приходят медсестры взять у меня анализ крови. Это одна из моих фобий. Я не могу видеть капли крови, не терплю ощущение вошедшей в тело иглы. Я требую еды. Я должна записывать все, что ем, пора обедать, обо мне, видимо, забыли. Отвратительное рубленое мясо, паштет, овощи, четыре четвертинки помидора, два пакетика с салатным соусом, йогурт, яблоко.
Я жду прихода профессора, не выхожу из палаты. Сесиль угощает меня кофе с ванилью, за которым она сходила, мы немного разговариваем. О еде, естественно.
— Знаешь, чего здесь мне будет не хватать? Моего еженедельного пирожного с заварным кремом, здесь их наверняка нет.
— Нет! Не может быть! Ты тоже любишь пирожные с заварным кремом?
— Конечно, мой любимый десерт.
— Удивительно, моя соседка тоже их любила. Слушай, если меня выпишут в пятницу, то во время твоего отпуска на выходные, я приглашу тебя в «Туазон дор», мы съедим в парке по пирожному.
Пирожные с заварным кремом — излюбленное лакомство анорексичек: оно заполняет желудок. Я любила также фруктовое пюре, натуральные йогурты, пищу, которую проглатываешь, не чувствуя, которую не нужно жевать. Пережевывание требует времени, еда овладевает твоим вниманием, это активное занятие тем, чего ты себе не позволяешь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31
В ожидании появления способности поразмышлять надо всем этим, первого сентября я отправляюсь в больницу на семь недель строгого заточения. До свиданья, мама, папа, сестры, до свиданья, друзья из блога, теперь я появлюсь лишь во время разрешенных выходов, да и то если буду образцово себя вести. Вот только где этот образец? Я снова страдаю булимией! Я проиграла, я потолстела. За полтора года болезни мой организм перенес головокружительную потерю тридцати шести килограммов, а затем за два месяца — увеличение веса на восемнадцать килограммов. Сердце бьется с перебоями, колет, жжет, у меня одышка, я задыхаюсь.
Образ Жюстин еще очень расплывчат во время начала занятий в сентябре 2005 года. Моя цель ясна: я пытаюсь выздороветь, я покоряюсь… Но линия поведения не выработана, до этого пока далеко.
Странное возвращение в школу, тут же ставшее возвращением в больницу. После восьми месяцев без уроков, в отрыве от мира лицея и его обычаев, восьми месяцев, посвященных лишь моим навязчивым желаниям и постоянной борьбе против еды и за еду, я должна покинуть семью, гнездо, где я контролирую все и всех, и предаться эксперименту в виде пищевой изоляции под наблюдением. Прямо перед этим мне дали возможность наскоро посетить лицей для того, чтобы символически начать школьный год. На доске объявлений Жюстин снова значится в списке одного из классов так называемого европейского уровня обучения. Для меня это плохая новость, я больше этого не хочу. Стресс от усилий достичь успеха там слишком силен, я не чувствую себя способной выдержать такой учебный год. Кошмар! Все ученики разбились на группки, смеются и шумят, заново обрекая меня на одиночество. Я не принадлежу ни к одной из компаний. В лицее я хожу с вечно опущенной головой, мне кажется, что все на меня постоянно смотрят. Я ненормальная, я не могу вынести чужих взглядов.
Я прошу перевести меня в другой класс и добиваюсь этого. Вечером в блоге я выплескиваю эмоции, разражаясь сообщением под названием: «Дайте мне ножницы из родильного помещения. Мне шестнадцать лет, пуповину пора обрезать. Акушерка забыла это сделать, и я продолжаю находиться на привязи, я прикована к маме и папе. Я должна вылезти из колыбели, но болезнь мешает мне, укрепляя эту связь, несмотря на все споры и трудности. Я не могу обойтись без родителей, хотя они больше и не выносят меня, и я их понимаю. Я никак не могу повзрослеть, я замедляю ход времени, вокруг бушует буря, и я отчаянно цепляюсь за спасательный круг семьи. Я понимаю это, я пишу об этом, но не нахожу ножниц, которые перережут пуповину и освободят меня. Я боюсь плыть одна в открытое море. Я боюсь будущего. Ужасно боюсь.»
Смерть от анорексии
Палата номер 118. Молодая истощенная женщина в голубом платье с желтыми цветами сидит на кровати, из ее носа торчит зонд. Слезы подступают к моим глазам. Ко мне приходит страх и понимание того, что я попала в больницу. Моя соседка по палате очень худая, но улыбчивая. Я боюсь ее. Она ест йогурт, она пристально смотрит на него, быстро помешивает ложечкой и механически слизывает, чмокая, как кошка. Ложечка наполняется и хоп! — она глотает: Хоп! Хоп!.. автоматически. Я отворачиваюсь, заливаясь слезами.
— Мама, я не хочу здесь оставаться. Я хочу домой, я обещаю тебе, что буду стараться.
— Нет, дочка, тебе здесь будет хорошо. Ты выздоровеешь.
— Пожалуйста, если ты меня любишь, забери меня отсюда.
— Нет, все будет хорошо. Посмотри, у тебя есть подружка. Такая симпатичная.
Мама обращается к ней:
— «Как вас зовут? Вы здесь давно? Вы откуда? Чем вы больны?»
Я не осмеливаюсь с ней разговаривать, я хочу домой.
— Меня зовут Сесиль. Я из района Юра. Я здесь уже месяц. Лечусь от анорексии-булимии, надеюсь скоро выписаться.
Я в отчаянии сажусь на свою кровать. Мама оставит меня здесь. Я уже узница, как и эта молодая женщина. Она маленькая и ужасно худая, у нее короткие каштановые волосы с отбеленными прядками, большие, подведенные синим карандашом карие глаза, слегка подкрашенные губы. Моя первая подруга по палате и по несчастью, не стесняясь, демонстрирует свою худобу: у нее короткое, с большим вырезом платье на бретельках. Ее икры, щиколотки, руки, ключицы и шея открыты.
Мама ждет, пока я устроюсь, и уходит. Прощание краткое, хотя у меня снова слезы на глазах. Я осматриваю комнату. При входе маленькая ванная с раковиной и туалетом. Две поставленные перпендикулярно друг другу кровати, между ними зажато кресло, окно выходит в больничный сад с большими деревьями. На столе, между двумя шкафчиками, телевизор, один стул. Я обреченно сажусь на свою кровать рядом с дверью. Раскладываю свои вещи — журналы, одежду, маечки, носки. Я приехала в белых льняных брюках, которые мне тесны в талии, мне больно лежать в них на кровати, но у меня есть тайная надежда похудеть. Сейчас у меня пятьдесят восемь килограммов, а два месяца назад было сорок. Тогда, в гардеробной лихорадке, я купила со скидкой белые льняные брюки, красное платье, зеленую клетчатую майку, но теперь я больше не влезаю в этот размер… Но я все равно взяла эти вещи с собой надеясь, что все упорядочится и будет так, как хочу. Не толстеть, не поддаваться навязчивым желаниям. Опять обрести нормальные щиколотки не опухшие от застоявшейся воды. Приходят медсестры взять у меня анализ крови. Это одна из моих фобий. Я не могу видеть капли крови, не терплю ощущение вошедшей в тело иглы. Я требую еды. Я должна записывать все, что ем, пора обедать, обо мне, видимо, забыли. Отвратительное рубленое мясо, паштет, овощи, четыре четвертинки помидора, два пакетика с салатным соусом, йогурт, яблоко.
Я жду прихода профессора, не выхожу из палаты. Сесиль угощает меня кофе с ванилью, за которым она сходила, мы немного разговариваем. О еде, естественно.
— Знаешь, чего здесь мне будет не хватать? Моего еженедельного пирожного с заварным кремом, здесь их наверняка нет.
— Нет! Не может быть! Ты тоже любишь пирожные с заварным кремом?
— Конечно, мой любимый десерт.
— Удивительно, моя соседка тоже их любила. Слушай, если меня выпишут в пятницу, то во время твоего отпуска на выходные, я приглашу тебя в «Туазон дор», мы съедим в парке по пирожному.
Пирожные с заварным кремом — излюбленное лакомство анорексичек: оно заполняет желудок. Я любила также фруктовое пюре, натуральные йогурты, пищу, которую проглатываешь, не чувствуя, которую не нужно жевать. Пережевывание требует времени, еда овладевает твоим вниманием, это активное занятие тем, чего ты себе не позволяешь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31