Вы добились своего, а что теперь мне делать? Хоть бы посоветовались со мной сначала!
— А что бы ты мне посоветовала? — лениво сказал Низамиддин.
— Я бы вас оскопила! Правда оскопила бы, чтобы никому от вас не было вреда! Говорите: я назир, я холостой, я богат — как будто это дает право лезть ко всякой понравившейся женщине.
— О-о! Потише! — воскликнул Низамиддин, отдергивая руку от ножниц.— Ты что, с ума сошла!
— Что, больно? Глаза кровью налились! А вот других вы не жалеете! Единственную несчастную дочь мою...
— Почему она твоя?
— Я ее вырастила! Моя дочь! Что мне теперь делать? Как перенести этот позор? Ищите теперь выход из положения!
— Я же сказал: надо найти доктора! Сколько надо будет — я заплачу.
— Халима не хочет, боится.
— Скажи, пусть не боится. Доктор легко это сделает, она даже и не заметит.
— Хорошо, это мы сделаем, устроить выкидыш — дело простое, я и сама с этим справлюсь. А дальше что? Потом?
— А что может быть потом? Потом она будет ученая, будет знать, что делает. Выйдет замуж и успокоится.
— Пусть тебя жалят, мне-то что? — женщина покачала головой с сожалением.— Какой же мужчина возьмет ее теперь замуж?
— Найдем кого-нибудь... Не беспокойся,— сказал Низамиддин, вставая с дивана и глядя на часы, висевшие на стене. Стрелки подвигались к одиннадцати.— Жаль, что скоро вернется с работы твой муж, да и мне пора уходить, а то...
— Что «а то»? — спросила она, притворяясь непонимающей.
— А то... закрыл бы я дверь на крючок... У-ух, ты сама лучше тысячи девушек!
А я, глупец, иногда забываю об этом. Ладно, иди домой, ужина мне не готовь, я вернусь поздно.
— Когда вернетесь?
— Поздно... Завтра приходи!
Женщина ничего не сказала и вышла, опустив голову. Низамиддин быстро снял халат, надел белую рубашку, к накрахмаленному воротнику прикрепил черный галстук-бабочку, надел бледно-голубой суконный костюм, очки, шапку и вышел из дому...
Однажды в середине апреля, в полдень, к медресе Калобод подъехал пароконный фаэтон. Из него вышел Низамиддин-эфенди. Он был в синих очках, в руке держал легкую трость. На нем тот же бледно-голубой костюм, на ногах блестящие хромовые сапоги. Он отпустил кучера, а сам поднялся на площадку перед медресе. Здесь было безлюдно, только какой-то ученик медресе сидел в тени портала и читал книгу. Низамиддин повернулся и с высоты площадки оглядел улицу. Прохожие были редки. Напротив медресе находился хауз квартала Калобод, где водоносы набирали воду, двое или трое из них сидели на берегу под большим тутовником и разговаривали.
Низамиддин внимательно оглядел сидевших у хауза. «Кажется, здесь нет людей из ЧК?.. Кто может знать, что я в пятницу, в полдень, приду сюда? А если и есть здесь тот, кто меня знает, какое ему дело до меня? Я — назир внутренних дел, у меня своя цель. Надо спросить что-нибудь у этого учащегося медресе».
Низамиддин подошел к учащемуся, читавшему книгу.
— Братец, вы живете в этом медресе? Тот поднял голову и ответил:
— Да, в этом медресе.
— А где можно найти мутавалли?
— Не знаю, наверное, он у себя дома.
— А где его дом?
— За медресе, идите вон на ту улицу, там вам покажут. Низамиддину понравился ответ: ведь он сам должен был идти на ту
улицу, значит, у него есть свидетель, что он искал дом мутавалли.
— В медресе много сейчас учеников?
— Нет, нас осталось всего пятеро — из Куляба... Потеплеет — и мы тоже уйдем.
— Куда?
— К себе, в родные места.
«И будете там все басмачами»,— подумал Низамиддин и вошел в медресе.
Медресе Калобод — одно из больших и древних медресе Бухары. Площадка перед входом намного выше улицы и выложена гранитными и мраморными плитками. Высокий портал украшен росписью, кельи здесь больше и выше, чем в других медресе. Раньше не каждому удавалось занять келью и учиться в этом медресе. Кельи сдавались за большие деньги, и без значительных затрат или высокого знакомства трудно было сюда попасть.
Но сейчас большинство келий пустовало. Низамиддин вошел во двор медресе, огляделся, постоял немного и вернулся.
Снаружи под порталом все еще сидел учащийся с книгой. Сказав ему, что идет к мутавалли, Низамиддин повернул направо и спустился по ступенькам на улицу позади медресе. Здесь несколько мальчишек играли в пальчики. Низамиддин прошел мимо играющих и, дойдя до конца улицы, оглянулся — проверить, не следят ли за ним. Никого не было видно. Он быстро свернул в переулок и вздохнул с облегчением. Конспирация — дело трудное, опасное, этим должны заниматься опытные люди. А если ты неопытен и неловок, то знай, что опасность тебя подстерегает на каждом шагу. Вот как сейчас.
Всякий знает, что для тайных собраний самое подходящее время — ночь. Хотя ночью и противник бдительней, но под черным покровом ночи легче укрыться. Созывать же тайное совещание днем — совсем нехорошо. «Кто знает, почему сидит на площадке медресе тот учащийся? Ведь читать можно и в келье. Значит, он сидит здесь не бесцельно? И почему мальчишки играют в альчики именно здесь? Обычно родители не пускают в это время детей на улицу... Хорошо, что в переулке никого нет. Сейчас пройду еще немного, и должны продавать сумалак...»
Продавцы сумалака на улицах Бухары — дело обычное. Этот продавец, казалось, устал — сидел на суфе возле чьих-то ворот и дремал. Но из-под полузакрытых век он внимательно оглядывал улицу, отсутствие покупателей было, видно, ему на руку. Наверно, он сидел так уже давно, и это ему надоело. Он потянулся, зевнул и встал с места.
В это время из-за поворота показался Низамиддин. Завидев его, продавец сумалака поднял на голову таз со своим товаром и ждал, когда тот приблизится.
— Хороший сумалак! — тихо сказал продавец.— Пожалуйста!
— У вас есть каса? — спросил Низамиддин.
— Сейчас найдем,— сказал продавец и пошел вперед. Низамиддин улыбнулся и последовал за ним. «Неплохой фокус, но только на безлюдной улице. А если б тут были какие-то люди? Разве такой высокий начальник, как я, пошел бы за продавцом сумалака? Нужна мне чашка сумалака! Нет, все это — от неопытности, от незнания. Надо быть умнее, надо учитывать все случайности...»
Через несколько минут они свернули в тупичок. Продавец сумалака тонким голосом прокричал: «Сумалак, сумалак, хороший сумалак!» — пропустил Низамиддина вперед и повернул обратно. Низамиддин дошел до конца тупика, подошел к двухстворчатым воротам. За воротами кто-то кашлянул, ворота открылись. За ними стоял пышущий здоровьем безбородый мужчина в длинном камзоле, с высоким колпаком на голове.
— Здравствуйте, назир-эфенди,— сказал он с улыбкой.— Пожалуйте!
— Салом! — отвечал Низамиддин и, быстро войдя в ворота, дал знак запереть их.— А вы все еще неосторожны, хоть и зовут вас Хушьёр — бдительный.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76
— А что бы ты мне посоветовала? — лениво сказал Низамиддин.
— Я бы вас оскопила! Правда оскопила бы, чтобы никому от вас не было вреда! Говорите: я назир, я холостой, я богат — как будто это дает право лезть ко всякой понравившейся женщине.
— О-о! Потише! — воскликнул Низамиддин, отдергивая руку от ножниц.— Ты что, с ума сошла!
— Что, больно? Глаза кровью налились! А вот других вы не жалеете! Единственную несчастную дочь мою...
— Почему она твоя?
— Я ее вырастила! Моя дочь! Что мне теперь делать? Как перенести этот позор? Ищите теперь выход из положения!
— Я же сказал: надо найти доктора! Сколько надо будет — я заплачу.
— Халима не хочет, боится.
— Скажи, пусть не боится. Доктор легко это сделает, она даже и не заметит.
— Хорошо, это мы сделаем, устроить выкидыш — дело простое, я и сама с этим справлюсь. А дальше что? Потом?
— А что может быть потом? Потом она будет ученая, будет знать, что делает. Выйдет замуж и успокоится.
— Пусть тебя жалят, мне-то что? — женщина покачала головой с сожалением.— Какой же мужчина возьмет ее теперь замуж?
— Найдем кого-нибудь... Не беспокойся,— сказал Низамиддин, вставая с дивана и глядя на часы, висевшие на стене. Стрелки подвигались к одиннадцати.— Жаль, что скоро вернется с работы твой муж, да и мне пора уходить, а то...
— Что «а то»? — спросила она, притворяясь непонимающей.
— А то... закрыл бы я дверь на крючок... У-ух, ты сама лучше тысячи девушек!
А я, глупец, иногда забываю об этом. Ладно, иди домой, ужина мне не готовь, я вернусь поздно.
— Когда вернетесь?
— Поздно... Завтра приходи!
Женщина ничего не сказала и вышла, опустив голову. Низамиддин быстро снял халат, надел белую рубашку, к накрахмаленному воротнику прикрепил черный галстук-бабочку, надел бледно-голубой суконный костюм, очки, шапку и вышел из дому...
Однажды в середине апреля, в полдень, к медресе Калобод подъехал пароконный фаэтон. Из него вышел Низамиддин-эфенди. Он был в синих очках, в руке держал легкую трость. На нем тот же бледно-голубой костюм, на ногах блестящие хромовые сапоги. Он отпустил кучера, а сам поднялся на площадку перед медресе. Здесь было безлюдно, только какой-то ученик медресе сидел в тени портала и читал книгу. Низамиддин повернулся и с высоты площадки оглядел улицу. Прохожие были редки. Напротив медресе находился хауз квартала Калобод, где водоносы набирали воду, двое или трое из них сидели на берегу под большим тутовником и разговаривали.
Низамиддин внимательно оглядел сидевших у хауза. «Кажется, здесь нет людей из ЧК?.. Кто может знать, что я в пятницу, в полдень, приду сюда? А если и есть здесь тот, кто меня знает, какое ему дело до меня? Я — назир внутренних дел, у меня своя цель. Надо спросить что-нибудь у этого учащегося медресе».
Низамиддин подошел к учащемуся, читавшему книгу.
— Братец, вы живете в этом медресе? Тот поднял голову и ответил:
— Да, в этом медресе.
— А где можно найти мутавалли?
— Не знаю, наверное, он у себя дома.
— А где его дом?
— За медресе, идите вон на ту улицу, там вам покажут. Низамиддину понравился ответ: ведь он сам должен был идти на ту
улицу, значит, у него есть свидетель, что он искал дом мутавалли.
— В медресе много сейчас учеников?
— Нет, нас осталось всего пятеро — из Куляба... Потеплеет — и мы тоже уйдем.
— Куда?
— К себе, в родные места.
«И будете там все басмачами»,— подумал Низамиддин и вошел в медресе.
Медресе Калобод — одно из больших и древних медресе Бухары. Площадка перед входом намного выше улицы и выложена гранитными и мраморными плитками. Высокий портал украшен росписью, кельи здесь больше и выше, чем в других медресе. Раньше не каждому удавалось занять келью и учиться в этом медресе. Кельи сдавались за большие деньги, и без значительных затрат или высокого знакомства трудно было сюда попасть.
Но сейчас большинство келий пустовало. Низамиддин вошел во двор медресе, огляделся, постоял немного и вернулся.
Снаружи под порталом все еще сидел учащийся с книгой. Сказав ему, что идет к мутавалли, Низамиддин повернул направо и спустился по ступенькам на улицу позади медресе. Здесь несколько мальчишек играли в пальчики. Низамиддин прошел мимо играющих и, дойдя до конца улицы, оглянулся — проверить, не следят ли за ним. Никого не было видно. Он быстро свернул в переулок и вздохнул с облегчением. Конспирация — дело трудное, опасное, этим должны заниматься опытные люди. А если ты неопытен и неловок, то знай, что опасность тебя подстерегает на каждом шагу. Вот как сейчас.
Всякий знает, что для тайных собраний самое подходящее время — ночь. Хотя ночью и противник бдительней, но под черным покровом ночи легче укрыться. Созывать же тайное совещание днем — совсем нехорошо. «Кто знает, почему сидит на площадке медресе тот учащийся? Ведь читать можно и в келье. Значит, он сидит здесь не бесцельно? И почему мальчишки играют в альчики именно здесь? Обычно родители не пускают в это время детей на улицу... Хорошо, что в переулке никого нет. Сейчас пройду еще немного, и должны продавать сумалак...»
Продавцы сумалака на улицах Бухары — дело обычное. Этот продавец, казалось, устал — сидел на суфе возле чьих-то ворот и дремал. Но из-под полузакрытых век он внимательно оглядывал улицу, отсутствие покупателей было, видно, ему на руку. Наверно, он сидел так уже давно, и это ему надоело. Он потянулся, зевнул и встал с места.
В это время из-за поворота показался Низамиддин. Завидев его, продавец сумалака поднял на голову таз со своим товаром и ждал, когда тот приблизится.
— Хороший сумалак! — тихо сказал продавец.— Пожалуйста!
— У вас есть каса? — спросил Низамиддин.
— Сейчас найдем,— сказал продавец и пошел вперед. Низамиддин улыбнулся и последовал за ним. «Неплохой фокус, но только на безлюдной улице. А если б тут были какие-то люди? Разве такой высокий начальник, как я, пошел бы за продавцом сумалака? Нужна мне чашка сумалака! Нет, все это — от неопытности, от незнания. Надо быть умнее, надо учитывать все случайности...»
Через несколько минут они свернули в тупичок. Продавец сумалака тонким голосом прокричал: «Сумалак, сумалак, хороший сумалак!» — пропустил Низамиддина вперед и повернул обратно. Низамиддин дошел до конца тупика, подошел к двухстворчатым воротам. За воротами кто-то кашлянул, ворота открылись. За ними стоял пышущий здоровьем безбородый мужчина в длинном камзоле, с высоким колпаком на голове.
— Здравствуйте, назир-эфенди,— сказал он с улыбкой.— Пожалуйте!
— Салом! — отвечал Низамиддин и, быстро войдя в ворота, дал знак запереть их.— А вы все еще неосторожны, хоть и зовут вас Хушьёр — бдительный.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76