А те, кто останется? Ах, душа моя, кто в таких случаях думает об оставшихся. Предположим, те, кто идет на смерть, если угодно, и не могут думать об остающихся. Но заботы мертвых все равно остаются живым. От этого, как ни крути, никуда не денешься. Я поступил, как все. Чем я хуже других? Плеши у меня еще не было. У нас мужчина чуть получше черта-—уже красавец. Найдется и для меня невеста. Как бы там ни было, все мои пороки и недостатки скрывала форма. Офицер, мертвый или живой,— это деньги. Во всяком случае, пока выяснится, что я учитель, я мог вскружить девушке голову.
Так и вышло. В Текирдаге я увидел девушку. Несколько раз прошелся за ней до дома и как-то вечером, выпив для храбрости две рюмки водки, пришел к ее дверям. Тук-тук-тук!
— Кто там?
— Я. По воле аллаха, по слову пророка, прошу вашу дочь в жены!
Во время второго свидания я сказал, что я учитель.
— О-о, вот совпадение. Видите, ее старшая сестра тоже учительница. Ее муж—тоже учитель. А вот портрет ее покойного батюшки. Тоже был учителем.
Я вытащил из кармана семейную фотографию и стал показывать:
— Мот мой отец, учитель на пенсии. Это моя сестра— учительница. Это мой брат — должен был стать учителем...
Договорились. Обручились. Покатилась кастрюлька, нашла свою крышку. Крышку-то нашла, да крышка не подошла. Не смогли мы сварить в этой кастрюльке счастья ни на один обед. Нищета оказалась нам не по зубам. Стали поетом есть друг друга. Жевать сухой, горький ломоть л был найденной крышкой, то
теперь я снова с кастрюли свалился. И покатился. В Анкару.
ДЕНЬ ДВАДЦАТЬ ПЯТЫЙ
В тот вечер в анкарском казино «Вокзал» нас собралось двенадцать человек. Остальные не смогли приехать. Мы обнялись. С нами был и один из наших преподавателей. Географ. Путешественник. Он сдержал наконец слово, данное нам десять лет назад. Этим летом ему удалось выехать в поездку по Анатолии. Возвращаясь с Востока, он случайно встретился в Анкаре с кем-то из наших. Его уговорили остаться.
— Отпразднуйте с нами, учитель, десятилетний юбилей!
Он с удовольствием принял приглашение.
— Хоть вы и повзрослели на десять лет, на вас все равно нужна хорошая палка в хороших руках!
Географ даже принял участие в разработке повестки дня.
Мы уселись за стол в форме тупика. Официанты принесли закуски, наполнили рюмки и удалились. Садедин Пятый, не притронувшись к рюмке, встал, откашлялся и медленно проговорил:
— Друзья! Нас окончило училище двадцать восемь человек. Все мы это знаем. В этот вечер шестнадцать не с
нами. Отчего, мы не знаем. Может быть, они не получили наших писем, не видели объявлений в газетах, а может быть, с адресами у нас вышла ошибка. Но есть два наших товарища, адреса которых мы хорошо знаем, однако, сколько бы мы им ни писали, как бы их ни умоляли, даже если б все за ними приехали, сюда привезти не смогли бы. Один из них Курд Касым, другой Мустафа Двадцать Второй. Давайте же встанем и почтим их память молчанием! Когда истекла минута молчания, Садеддин поднял
бокал:
— А теперь выпьем за них!
Выпили. Те, кто не знал, быстро узнали о тех, кто знал. Мустафа, по прозвищу Медведь,—никто в классе не мог согнуть его руку — умер в одной из деревень под Чивйлем от нашей национальной болезни—чахотки. Курд Касым был учителем в Дерсйме. Он поехал в Курдистан по собственному желанию. «Буду там работать, пока не умру!» Удалось поработать, пока не убили. О его смерти ходили разные слухи. По одной версии, он сам наложил на себя руки. По другой, один из его товарищей ковырялся в его пистолете и, думая, что пистолет не заряжен, спустил курок. Погиб, мол, Касым от шальной пули. Но правду мы узнали от нашего географа. Он побывал там во время своей поездки, расспросил людей. Не курды убили нашего Касыма, а те, кто в тысяча девятьсот тридцать шестом—тридцать седьмом годах отправился в Курдистан резать курдов. Те, кто вырезал семьдесят тысяч курдов и примерно столько же тысяч выселили в Анатолию, оторвав от дома и от родных мест, дабы «примирить их с новым режимом», нашли способ расправиться и с Касы-мом. Не было за ним никаких грехов, никаких темных делишек. «Курды примирятся с режимом, если будут читать и нисан, по-курдски,— говорил он.— Как алфавит начинается с буквы «А», так с курдского алфавита должно начаться приобщение курдов к гражданским правам». И Касым начал с алфавита. Отбросив букварь, напечатанный министерством, засучил рукава и стал работать над курдским алфавитом. Не вина Касыма, что он не успел довести работы и до половины. Те, кто всегда боялся просвещения народа, кто держал его в темноте, чтобы по дешевке эксплуатировать его труд, оборвали
жизнь Касыма.
Выслушав все это от нашего учителя, мы до дна выпили вторую рюмку, и Садеддин огласил повестку дня:
1. Перекличка через десять лет.
2. Болтовня.
3. Показательная лекция нашего учителя географии— «Сказка об Анатолии».
Вот короткий рапорт о перекличке: «В журнале записано двадцать восемь человек. Налицо — двенадцать. Отсутствует— шестнадцать. Двое умерли. Восемь наших товарищей бросили профессию учителя. Вот те, о ком мы знаем. Рамазан открыл собственное издательство на улице Бабыалй, сделался новоиспеченным хозяином. Пьяница Хайри стал третьим мужем богатой вдовы, управляет имением. В Стамбуле у него огромный доходный дом, величиной с крейсер «Явуз». Если приедете в Стамбул, не платите денег за отель, двери его дома открыты для всех друзей. Так он пишет в своем письме, кто хочет, может после прочесть. Энвер работает секретарем адвоката. Свекла Мемед — газетчиком в Измире. Ниязи изучал химию в Германии, после объявления войны вернулся на родину, сейчас помощник аптекаря. Сопляк Тахир остался в армии, теперь летчик, старший лейтенант. Обжора Селим открыл столовую в Этиемсзе... Несколько разных сообщений. Кладовщик умер. Привратник Салих-ага добился своего, женился на его косой дочери, стал сам кладовщиком. Незабвенный наш однокашник, Фетхи из Бурсы, провалившийся сквозь сито, тоже в конце концов достиг поставленной перед собой цели: да простит нас уважаемый учитель, открыл заведение. От него тоже получено письмо. Кто очутится в Бурсе, заходите, говорит, денег брать не будет! Хасана из Афьёна видели в музее Топкапы. Он там сторож при библиотеке. Намерен перебрать по косточкам всю османскую историю. Голова его еще немного распухла... Что до нашего любимого Хозяина, Орхана из Айвалыка, его дела идут лучше всех. Почтеннейший за пять тысяч лир обеспечил себе диплом юриста и поступил в кадры тайной полиции. Работает в антикоммунистическом отделе. Нам, конечно, на это наплевать, но пусть Маленький Ферид поостережется.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61
Так и вышло. В Текирдаге я увидел девушку. Несколько раз прошелся за ней до дома и как-то вечером, выпив для храбрости две рюмки водки, пришел к ее дверям. Тук-тук-тук!
— Кто там?
— Я. По воле аллаха, по слову пророка, прошу вашу дочь в жены!
Во время второго свидания я сказал, что я учитель.
— О-о, вот совпадение. Видите, ее старшая сестра тоже учительница. Ее муж—тоже учитель. А вот портрет ее покойного батюшки. Тоже был учителем.
Я вытащил из кармана семейную фотографию и стал показывать:
— Мот мой отец, учитель на пенсии. Это моя сестра— учительница. Это мой брат — должен был стать учителем...
Договорились. Обручились. Покатилась кастрюлька, нашла свою крышку. Крышку-то нашла, да крышка не подошла. Не смогли мы сварить в этой кастрюльке счастья ни на один обед. Нищета оказалась нам не по зубам. Стали поетом есть друг друга. Жевать сухой, горький ломоть л был найденной крышкой, то
теперь я снова с кастрюли свалился. И покатился. В Анкару.
ДЕНЬ ДВАДЦАТЬ ПЯТЫЙ
В тот вечер в анкарском казино «Вокзал» нас собралось двенадцать человек. Остальные не смогли приехать. Мы обнялись. С нами был и один из наших преподавателей. Географ. Путешественник. Он сдержал наконец слово, данное нам десять лет назад. Этим летом ему удалось выехать в поездку по Анатолии. Возвращаясь с Востока, он случайно встретился в Анкаре с кем-то из наших. Его уговорили остаться.
— Отпразднуйте с нами, учитель, десятилетний юбилей!
Он с удовольствием принял приглашение.
— Хоть вы и повзрослели на десять лет, на вас все равно нужна хорошая палка в хороших руках!
Географ даже принял участие в разработке повестки дня.
Мы уселись за стол в форме тупика. Официанты принесли закуски, наполнили рюмки и удалились. Садедин Пятый, не притронувшись к рюмке, встал, откашлялся и медленно проговорил:
— Друзья! Нас окончило училище двадцать восемь человек. Все мы это знаем. В этот вечер шестнадцать не с
нами. Отчего, мы не знаем. Может быть, они не получили наших писем, не видели объявлений в газетах, а может быть, с адресами у нас вышла ошибка. Но есть два наших товарища, адреса которых мы хорошо знаем, однако, сколько бы мы им ни писали, как бы их ни умоляли, даже если б все за ними приехали, сюда привезти не смогли бы. Один из них Курд Касым, другой Мустафа Двадцать Второй. Давайте же встанем и почтим их память молчанием! Когда истекла минута молчания, Садеддин поднял
бокал:
— А теперь выпьем за них!
Выпили. Те, кто не знал, быстро узнали о тех, кто знал. Мустафа, по прозвищу Медведь,—никто в классе не мог согнуть его руку — умер в одной из деревень под Чивйлем от нашей национальной болезни—чахотки. Курд Касым был учителем в Дерсйме. Он поехал в Курдистан по собственному желанию. «Буду там работать, пока не умру!» Удалось поработать, пока не убили. О его смерти ходили разные слухи. По одной версии, он сам наложил на себя руки. По другой, один из его товарищей ковырялся в его пистолете и, думая, что пистолет не заряжен, спустил курок. Погиб, мол, Касым от шальной пули. Но правду мы узнали от нашего географа. Он побывал там во время своей поездки, расспросил людей. Не курды убили нашего Касыма, а те, кто в тысяча девятьсот тридцать шестом—тридцать седьмом годах отправился в Курдистан резать курдов. Те, кто вырезал семьдесят тысяч курдов и примерно столько же тысяч выселили в Анатолию, оторвав от дома и от родных мест, дабы «примирить их с новым режимом», нашли способ расправиться и с Касы-мом. Не было за ним никаких грехов, никаких темных делишек. «Курды примирятся с режимом, если будут читать и нисан, по-курдски,— говорил он.— Как алфавит начинается с буквы «А», так с курдского алфавита должно начаться приобщение курдов к гражданским правам». И Касым начал с алфавита. Отбросив букварь, напечатанный министерством, засучил рукава и стал работать над курдским алфавитом. Не вина Касыма, что он не успел довести работы и до половины. Те, кто всегда боялся просвещения народа, кто держал его в темноте, чтобы по дешевке эксплуатировать его труд, оборвали
жизнь Касыма.
Выслушав все это от нашего учителя, мы до дна выпили вторую рюмку, и Садеддин огласил повестку дня:
1. Перекличка через десять лет.
2. Болтовня.
3. Показательная лекция нашего учителя географии— «Сказка об Анатолии».
Вот короткий рапорт о перекличке: «В журнале записано двадцать восемь человек. Налицо — двенадцать. Отсутствует— шестнадцать. Двое умерли. Восемь наших товарищей бросили профессию учителя. Вот те, о ком мы знаем. Рамазан открыл собственное издательство на улице Бабыалй, сделался новоиспеченным хозяином. Пьяница Хайри стал третьим мужем богатой вдовы, управляет имением. В Стамбуле у него огромный доходный дом, величиной с крейсер «Явуз». Если приедете в Стамбул, не платите денег за отель, двери его дома открыты для всех друзей. Так он пишет в своем письме, кто хочет, может после прочесть. Энвер работает секретарем адвоката. Свекла Мемед — газетчиком в Измире. Ниязи изучал химию в Германии, после объявления войны вернулся на родину, сейчас помощник аптекаря. Сопляк Тахир остался в армии, теперь летчик, старший лейтенант. Обжора Селим открыл столовую в Этиемсзе... Несколько разных сообщений. Кладовщик умер. Привратник Салих-ага добился своего, женился на его косой дочери, стал сам кладовщиком. Незабвенный наш однокашник, Фетхи из Бурсы, провалившийся сквозь сито, тоже в конце концов достиг поставленной перед собой цели: да простит нас уважаемый учитель, открыл заведение. От него тоже получено письмо. Кто очутится в Бурсе, заходите, говорит, денег брать не будет! Хасана из Афьёна видели в музее Топкапы. Он там сторож при библиотеке. Намерен перебрать по косточкам всю османскую историю. Голова его еще немного распухла... Что до нашего любимого Хозяина, Орхана из Айвалыка, его дела идут лучше всех. Почтеннейший за пять тысяч лир обеспечил себе диплом юриста и поступил в кадры тайной полиции. Работает в антикоммунистическом отделе. Нам, конечно, на это наплевать, но пусть Маленький Ферид поостережется.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61