Дайрин чуть повернулась вправо и протянула вперед руку с повязкой.
— В поисках тех, кто может соткать такую красоту, — ответила она вслух, в то же время думая, смогут ли услышать и понять ее слова.
Снова пришло ощущение, что ее рассматривают, оценивают. На этот раз она выдержала, не дрогнув.
«Ты считаешь эту вещь прекрасной?» — вновь возник в голове мысленный вопрос.
— Да.
«Но у тебя нет глаз, чтобы увидеть ее», — это прозвучало резко, словно отрицании слов девушки.
— У меня нет глаз, это правда. Но я научилась вместо них пользоваться пальцами. Я тоже тку, но только так, как умеет мое племя.
Молчание, потом прикосновение к руке, такое легкое, что Дайрин не была даже уверена, что на самом деле ощутила его. Девушка ждала. Она понимала, что здесь есть свои преграды, и она сможет идти дальше, только если ей разрешат.
Снова прикосновение к руке, на этот раз более продолжительное. Дайрин не делала попыток схватить то, что ее коснулось, хотя попыталась использовать это прикосновение для мысленного поиска. Но увидела только яркие вихри.
«Самка, возможно, ты играешь в грубые игры с нитями, как все твое племя. Однако это не дает тебе права называться ткачихой!» — в этом ответе прозвучало явное высокомерие.
— Но могу ли я научиться вашему мастерству? «С такими-то неловкими руками? — что-то коснулось ее пальцев. — Невозможно. Но можешь пройти и попробовать увидеть пальцами то, чего никогда не достигаешь»
Прикосновение, скользнув по руке, обхватило запястье столь же прочно, как рабские цепи. Дайрин поняла, что бегства быть не может. Ее потащили вперед. Странно, но представить себе существо, которое ее вело, она так и не могла, зато отчетливо представляла, что находится впереди.
Они шли по извилистой тропе. Иногда девушка задевала за стволы деревьев, чувствовала, как они пересекают открытые пространства… пока наконец не утратила всякое представление, в каком направлении остался берег.
Наконец они оказались на открытом месте, где на ветвях была устроена какая-то крыша, защищающая от солнца. Дайрин услышала легкие торопливые звуки.
«Протяни руки! — приказал ее проводник. — И опиши, что найдешь перед собой».
Дайрин повиновалась, двигаясь медленно и осторожно. Пальцы ее нащупали прочную поверхность, похожую на древесную кору. Но вокруг этой поверхности были туго натянуты нити основы. Девушка прикоснулась к нитям, провела по ним пальцами, пока не добралась до другой поверхности. Потом наклонилась и нащупала саму ткань, гладкую, как ее лента. Свободная нить уходила в сторону — должно быть, к челноку ткачихи.
— Как прекрасно!
И впервые с тех пор, как ее начала учить Ингварна, Дайрин затосковала по настоящему зрению. В ней вспыхнуло желание увидеть цвет — прикоснувшись к ткани, она сразу подумала о цвете. Но когда попыталась «прочесть» ткачиху, увидела только быстрые движения худых нечеловеческих рук.
«Можешь сделать такую, называющая себя ткачихой?»
— Не такую тонкую, — правдиво ответила Дайрин. — Это лучше всего, чего я касалась.
«Протяни руки!» — девушка почувствовала, что этот приказ отдал не ее проводник, а другое существо.
Она вытянула руки, ладонями вверх, развела пальцы. И ощутила легкое, как перышко, прикосновение к каждому пальцу, скольжение вдоль ладони.
«Это правда. Ты ткачиха — своего рода. Почему ты пришла к нам, самка?»
— Я хочу учиться, — Дайрин перевела дыхание. Какое значение имеет сейчас желание Видрута торговать тканью? Вот что гораздо важнее. — Хочу научиться у тех, кто умеет.
Она продолжала ждать. Вокруг нее разговаривали, но из этого разговора они ничего не могла уловить и понять. Если эти ткачихи примут ее, зачем ей возвращаться к Видруту? Планы Ротара? Они слишком неопределенны. Если же девушка завоюет добрую волю этих, у нее появится защита от зла собственного племени.
«Руки у тебя неуклюжие, и глаз нет, — это прозвучало, как удар хлыста. — Посмотрим, что ты умеешь делать, самка».
Ей сунули в руки челнок. Она тщательно, с помощью легких прикосновений изучила его. Форма челнока слегка отличалась от той, к которой она привыкла, но она сможет им воспользоваться. Точно так же она ощупала ткань на станке. Нити основы и утка были очень тонкие, но Дайрин сосредоточилась, пока не «увидела», что находится перед нею. И медленно начала ткать; потребовалось очень много времени, чтобы она соткала таким образом с полдюйма полотна, заметно отличавшегося от начала той же ткани.
С дрожащими руками, раздраженная, девушка села на корточки. Исчезла вся ее гордость своей прошлой работой. По сравнению с этими чужаками она как ребенок, делающий первые неуклюжие попытки в ткачестве.
Расслабившись, отказавшись концентрироваться на работе, она снова ощутила собравшихся вокруг. Но не почувствовала презрения, как ожидала. Скорее удивление.
«Может быть, ты и сможешь научиться, самка, — послышался мысленный властный голос. — Если захочешь».
Дайрин оживленно повернулась лицом в том направлении, откуда, как она считала, пришли эти слова.
— Я хочу, Великая!
«Да будет так. Но начнешь» как только что вылупившиеся из яйца. Потому что ты еще не ткачиха».
— Согласна, — девушка печально провела пальцами по ткани перед собой.
Если Видрут ждет, что она вернется под его власть — Дайрин пожала плечами. А Ротар пусть думает о капитане и своих бедах. А для нее теперь самое важное — удовлетворить этих ткачих.
Казалось, у них нет другого жилища, кроме пространства непосредственно вокруг станков. И никакой мебели, кроме самих станков. Станки были расставлены нерегулярно. Дайрин осторожно двигалась, запоминая на ощупь расположение предметов.
Она чувствовала рядом с собой присутствие существ, но никто не касался ее — ни физически, ни умственно. А она, в свою очередь, тоже не старалась к ним приблизиться, зная, что это бесполезно.
Ей принесли пищу — свежие фрукты. А также кусочки сушеного мяса. Может, это даже лучше, что она не знает их происхождения.
Устав, она заснула на груде тканей. Правда, не таких прекрасных, как те, что на станках, они были такими плотными, что прошли бы легендарное испытание, думала Дайрин: в них вполне можно носить воду. Спала она без сновидений. А когда проснулась, ей трудно было вспомнить людей с корабля, даже Ротара или капитана. Они напоминали ей людей, которых она знала когда-то, в далеком детстве; теперь же ее мир — мир ткачих. И она должна научиться. Ее сжигало лихорадочное желание научиться ткать, как они.
Послышалось шуршание, потом приказ:
«Ешь!»
Дайрин нащупала перед собой фрукты. Не успела она закончить еду, как ее дернули за юбку.
«Твое тело покрыто уродливой тканью; ее нельзя носить, когда будешь собирать нити».
Собирать нити? 0на не поняла смысла этого.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12
— В поисках тех, кто может соткать такую красоту, — ответила она вслух, в то же время думая, смогут ли услышать и понять ее слова.
Снова пришло ощущение, что ее рассматривают, оценивают. На этот раз она выдержала, не дрогнув.
«Ты считаешь эту вещь прекрасной?» — вновь возник в голове мысленный вопрос.
— Да.
«Но у тебя нет глаз, чтобы увидеть ее», — это прозвучало резко, словно отрицании слов девушки.
— У меня нет глаз, это правда. Но я научилась вместо них пользоваться пальцами. Я тоже тку, но только так, как умеет мое племя.
Молчание, потом прикосновение к руке, такое легкое, что Дайрин не была даже уверена, что на самом деле ощутила его. Девушка ждала. Она понимала, что здесь есть свои преграды, и она сможет идти дальше, только если ей разрешат.
Снова прикосновение к руке, на этот раз более продолжительное. Дайрин не делала попыток схватить то, что ее коснулось, хотя попыталась использовать это прикосновение для мысленного поиска. Но увидела только яркие вихри.
«Самка, возможно, ты играешь в грубые игры с нитями, как все твое племя. Однако это не дает тебе права называться ткачихой!» — в этом ответе прозвучало явное высокомерие.
— Но могу ли я научиться вашему мастерству? «С такими-то неловкими руками? — что-то коснулось ее пальцев. — Невозможно. Но можешь пройти и попробовать увидеть пальцами то, чего никогда не достигаешь»
Прикосновение, скользнув по руке, обхватило запястье столь же прочно, как рабские цепи. Дайрин поняла, что бегства быть не может. Ее потащили вперед. Странно, но представить себе существо, которое ее вело, она так и не могла, зато отчетливо представляла, что находится впереди.
Они шли по извилистой тропе. Иногда девушка задевала за стволы деревьев, чувствовала, как они пересекают открытые пространства… пока наконец не утратила всякое представление, в каком направлении остался берег.
Наконец они оказались на открытом месте, где на ветвях была устроена какая-то крыша, защищающая от солнца. Дайрин услышала легкие торопливые звуки.
«Протяни руки! — приказал ее проводник. — И опиши, что найдешь перед собой».
Дайрин повиновалась, двигаясь медленно и осторожно. Пальцы ее нащупали прочную поверхность, похожую на древесную кору. Но вокруг этой поверхности были туго натянуты нити основы. Девушка прикоснулась к нитям, провела по ним пальцами, пока не добралась до другой поверхности. Потом наклонилась и нащупала саму ткань, гладкую, как ее лента. Свободная нить уходила в сторону — должно быть, к челноку ткачихи.
— Как прекрасно!
И впервые с тех пор, как ее начала учить Ингварна, Дайрин затосковала по настоящему зрению. В ней вспыхнуло желание увидеть цвет — прикоснувшись к ткани, она сразу подумала о цвете. Но когда попыталась «прочесть» ткачиху, увидела только быстрые движения худых нечеловеческих рук.
«Можешь сделать такую, называющая себя ткачихой?»
— Не такую тонкую, — правдиво ответила Дайрин. — Это лучше всего, чего я касалась.
«Протяни руки!» — девушка почувствовала, что этот приказ отдал не ее проводник, а другое существо.
Она вытянула руки, ладонями вверх, развела пальцы. И ощутила легкое, как перышко, прикосновение к каждому пальцу, скольжение вдоль ладони.
«Это правда. Ты ткачиха — своего рода. Почему ты пришла к нам, самка?»
— Я хочу учиться, — Дайрин перевела дыхание. Какое значение имеет сейчас желание Видрута торговать тканью? Вот что гораздо важнее. — Хочу научиться у тех, кто умеет.
Она продолжала ждать. Вокруг нее разговаривали, но из этого разговора они ничего не могла уловить и понять. Если эти ткачихи примут ее, зачем ей возвращаться к Видруту? Планы Ротара? Они слишком неопределенны. Если же девушка завоюет добрую волю этих, у нее появится защита от зла собственного племени.
«Руки у тебя неуклюжие, и глаз нет, — это прозвучало, как удар хлыста. — Посмотрим, что ты умеешь делать, самка».
Ей сунули в руки челнок. Она тщательно, с помощью легких прикосновений изучила его. Форма челнока слегка отличалась от той, к которой она привыкла, но она сможет им воспользоваться. Точно так же она ощупала ткань на станке. Нити основы и утка были очень тонкие, но Дайрин сосредоточилась, пока не «увидела», что находится перед нею. И медленно начала ткать; потребовалось очень много времени, чтобы она соткала таким образом с полдюйма полотна, заметно отличавшегося от начала той же ткани.
С дрожащими руками, раздраженная, девушка села на корточки. Исчезла вся ее гордость своей прошлой работой. По сравнению с этими чужаками она как ребенок, делающий первые неуклюжие попытки в ткачестве.
Расслабившись, отказавшись концентрироваться на работе, она снова ощутила собравшихся вокруг. Но не почувствовала презрения, как ожидала. Скорее удивление.
«Может быть, ты и сможешь научиться, самка, — послышался мысленный властный голос. — Если захочешь».
Дайрин оживленно повернулась лицом в том направлении, откуда, как она считала, пришли эти слова.
— Я хочу, Великая!
«Да будет так. Но начнешь» как только что вылупившиеся из яйца. Потому что ты еще не ткачиха».
— Согласна, — девушка печально провела пальцами по ткани перед собой.
Если Видрут ждет, что она вернется под его власть — Дайрин пожала плечами. А Ротар пусть думает о капитане и своих бедах. А для нее теперь самое важное — удовлетворить этих ткачих.
Казалось, у них нет другого жилища, кроме пространства непосредственно вокруг станков. И никакой мебели, кроме самих станков. Станки были расставлены нерегулярно. Дайрин осторожно двигалась, запоминая на ощупь расположение предметов.
Она чувствовала рядом с собой присутствие существ, но никто не касался ее — ни физически, ни умственно. А она, в свою очередь, тоже не старалась к ним приблизиться, зная, что это бесполезно.
Ей принесли пищу — свежие фрукты. А также кусочки сушеного мяса. Может, это даже лучше, что она не знает их происхождения.
Устав, она заснула на груде тканей. Правда, не таких прекрасных, как те, что на станках, они были такими плотными, что прошли бы легендарное испытание, думала Дайрин: в них вполне можно носить воду. Спала она без сновидений. А когда проснулась, ей трудно было вспомнить людей с корабля, даже Ротара или капитана. Они напоминали ей людей, которых она знала когда-то, в далеком детстве; теперь же ее мир — мир ткачих. И она должна научиться. Ее сжигало лихорадочное желание научиться ткать, как они.
Послышалось шуршание, потом приказ:
«Ешь!»
Дайрин нащупала перед собой фрукты. Не успела она закончить еду, как ее дернули за юбку.
«Твое тело покрыто уродливой тканью; ее нельзя носить, когда будешь собирать нити».
Собирать нити? 0на не поняла смысла этого.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12