Поминутно то одна, то другая фигура, словно в припадке неизъяснимого ужаса, отскакивала в сторону.
- Это та самая гадина, - сказал один ковбой, понизив голос до громкого шепота, - что ночью ползает по болотам и кричит: "Вилли-валло!"
- Нет, это ядовитый Кипоотум, - высказал предположение другой. - Тот, что жалит, умирая, и орет, когда его закапывают в землю.
- Это хозяин всей нечистой твари, - сказал Дэйвис Граммофон. - Но ведь он издох. Не бойтесь его, ребята!
- Какое там издох, притворяется, бестия, - возразил Сухой Ручей. - Это Хайголлакум, страшный лесной дух. Есть только один способ с ним расправиться.
Он вытащил в круг старину Тэллера, грузного гуртовщика в двести сорок фунтов весом. Тэллер поставил цилиндр на донышко и шлепнулся на него всей своей тушей, сплющив его в тонкую лепешку.
Хэккет, вытаращив глаза, смотрел на происходящее. Заметив, что он готов вспылить, Сэм Холли сказал ему:
- Смотрите, судья, не оплошайте. В Даймонд Кроссе шестьдесят голосов. Ребята хотят испытать вас. Мне думается, вы не проиграете, если обратите все в шутку.
И Хэккет, оценив великую мудрость этого совета, внял ему.
Подойдя к группе ковбоев, которые после успешной расправы с кровожадным гадом радовались, глядя на его останки, он торжественно произнес:
- Спасибо вам, ребята, за беспримерный подвиг. Вы с героическим и, можно сказать, неутомимым мужеством прикончили чудовище, которое, должно быть, свалилось на нас с деревьев, когда мы в потемках проезжали по оврагу. Теперь я до гроба ваш должник. Вы спасли мне жизнь и, надеюсь, отдадите мне ваши голоса, когда я снова буду баллотироваться на должность судьи. Разрешите вручить вам мою карточку.
Ковбои, которые выкидывали все эти штуки с неизменно серьезным видом, теперь одобрительно посмеивались.
Но Дэйвису Граммофону этого показалось мало. В его изобретательной голове родилась новая идея.
- Нет, приятель, - сказал он сурово. - Ни в одном лагере вы бы так легко не отделались. Шутка ли сказать - выпустить на людей такую вредную тварь! Счастье ваше, что еще обошлось без человеческих жертв. Но вы можете загладить свою вину, исполните только нашу просьбу.
- В чем дело? - насторожился Хэккет.
- Вам дано право скреплять людей священными узами брака, - верно?
- Верно, - согласился Хэккет. - Брачный союз, скрепленный мною, считается законным.
- Здесь, в этом лагере, нам предстоит исправить величайшее зло, - начал Граммофон, впадая в торжественную слезливость. - Некий а-ристо-кратишка насмеялся над простецкой, хоть и смазливой на мордочку особой женского пола, которая уже давно по нем сохнет. Весь лагерь считает долгом призвать к порядку этого зарвавшегося потомка может тыщи, а может и тыщи с хвостиком графов - и соединить его, хотя бы и силком, с пострадавшей мамзелью. Ребята! А ну-ка, заарканьте Маркиза и Мисс Салли и гоните их сюда. Мы их тут живо окрутим!
Предложение Граммофона было встречено криками восторга. Все бросились разыскивать главных участников предстоящей церемонии.
- С вашего разрешения, - сказал судья, отирая пот, хотя ночь выдалась холодная, - мне хотелось бы знать, как далеко намерены вы зайти в своей шутке. И не следует ли мне опасаться, что и некоторые другие предметы моего туалета могут быть приняты вами за диких зверей и отданы на растерзание?
- Ребята разошлись нынче больше, чем обычно, - объяснил ему Сондерс. - Им, вишь, пришло в голову поженить тут двоих - нашего повара и гуртовщика. В шутку, конечно. Ну, да ведь вам с Сэмом все равно придется заночевать здесь. Так что сделайте уж им это одолжение, авось они угомонятся.
Сваты тем временем разыскали невесту и жениха. Повар сидел на дышле фургона и спокойно курил свою трубку. Маркиз был тут же, неподалеку, он прислонился к дереву, под которым была устроена кладовая.
Обоих бесцеремонно втолкнули в кладовую, и Граммофон, на правах церемониймейстера, принялся отдавать приказания.
- Ты, Сухой Ручей, и вы, Джимми, Бен и Тэллер, сбегайте в рощу и наберите цветов - хотя бы того же мескита - да не забудьте про испанский меч, что растет у загона для лошадей. Мы дадим его невесте заместо букета. Ты, Хромой, тащи сюда свое красное с желтым одеяло, это будет юбка Мисс Салли. А ты, Маркиз, итак обойдешься; все равно на жениха никто не смотрит.
Во время этих комических приготовлений оба главных участника торжества на минуту остались одни. Лицо Маркиза выражало страшное волнение.
- Этой глупости надо положить конец, - обратился он к Мисс Салли, и в свете висячего фонаря лицо его показалось повару мертвенно бледным.
- А почему собственно? - спросил тот с улыбкой. - Зачем портить людям удовольствие? Ведь они до сих пор никогда тебе особенно не докучали. По мне, пусть веселятся.
- Ах, ничего ты не понимаешь, - простонал Маркиз. - Ведь Хэккет - окружной судья. Если он нас соединит - кончено... Я не могу... Ах, ничего ты не знаешь!
Но тут повар подошел поближе и взял Маркиза за руки.
- Салли Баском, - сказал он, - я знаю все!
- Знаешь? - пролепетал Маркиз. - И ты-ты хочешь?..
- Я в жизни ничего так не хотел. А ты?.. Тише, сюда идут.
В кладовую ввалились ковбои с свадебным убором для невесты.
- Вероломный койот! - воскликнул Граммофон, обращаясь к Маркизу. - Согласен ли ты загладить свою вину перед этой гладильной доской - перед этой, с позволенья сказать, доверчивой юбкой? Пойдешь ли тихо-скромно к алтарю или прикажешь тащить тебя на веревке?
Маркиз стоял, небрежно сдвинув шляпу на затылок и прислонясь к груде мешков с бобами. Лицо его разрумянилось, глаза горели.
- Что ж, забавляться так забавляться, - сказал он.
Вскоре к Хэккету, Холли и Сондерсу, которые сидели под деревом и курили, приблизилась процессия.
Впереди выступал Хромой Уокер, наигрывавший на своей гармошке нечто весьма заунывное. За ним следовали жених и невеста. Повар обернул вокруг талии пестрое навахское одеяло, в руке его красовался испанский меч - большой с решето цветок, фунтов в пятнадцать весом, с белоснежными, словно восковыми лепестками. Шляпа невесты была украшена ветками мескита и желтыми цветами ратамы. Видавшая виды сетка от комаров служила ей вуалью. За молодой четой брел, спотыкаясь, Дэйвис Граммофон. В качестве посаженого отца он то и дело подносил к глазам конский потник и оглашал воздух рыданиями, которые можно было услышать за милю. Дальше следовали попарно ковбои. Они обменивались замечаниями насчет туалета невесты, по своему разумению изображая гостей на фешенебельной свадьбе.
Едва процессия поровнялась с Хэккетом, он встал и, сказав несколько слов о святости брачных уз, спросил:
- Как вас зовут?
- Салли и Чарльз, - отвечал повар.
- Подайте же друг другу руки, Чарльз и Салли!
Быть может, на свете не было еще столь странной свадьбы.
1 2 3 4
- Это та самая гадина, - сказал один ковбой, понизив голос до громкого шепота, - что ночью ползает по болотам и кричит: "Вилли-валло!"
- Нет, это ядовитый Кипоотум, - высказал предположение другой. - Тот, что жалит, умирая, и орет, когда его закапывают в землю.
- Это хозяин всей нечистой твари, - сказал Дэйвис Граммофон. - Но ведь он издох. Не бойтесь его, ребята!
- Какое там издох, притворяется, бестия, - возразил Сухой Ручей. - Это Хайголлакум, страшный лесной дух. Есть только один способ с ним расправиться.
Он вытащил в круг старину Тэллера, грузного гуртовщика в двести сорок фунтов весом. Тэллер поставил цилиндр на донышко и шлепнулся на него всей своей тушей, сплющив его в тонкую лепешку.
Хэккет, вытаращив глаза, смотрел на происходящее. Заметив, что он готов вспылить, Сэм Холли сказал ему:
- Смотрите, судья, не оплошайте. В Даймонд Кроссе шестьдесят голосов. Ребята хотят испытать вас. Мне думается, вы не проиграете, если обратите все в шутку.
И Хэккет, оценив великую мудрость этого совета, внял ему.
Подойдя к группе ковбоев, которые после успешной расправы с кровожадным гадом радовались, глядя на его останки, он торжественно произнес:
- Спасибо вам, ребята, за беспримерный подвиг. Вы с героическим и, можно сказать, неутомимым мужеством прикончили чудовище, которое, должно быть, свалилось на нас с деревьев, когда мы в потемках проезжали по оврагу. Теперь я до гроба ваш должник. Вы спасли мне жизнь и, надеюсь, отдадите мне ваши голоса, когда я снова буду баллотироваться на должность судьи. Разрешите вручить вам мою карточку.
Ковбои, которые выкидывали все эти штуки с неизменно серьезным видом, теперь одобрительно посмеивались.
Но Дэйвису Граммофону этого показалось мало. В его изобретательной голове родилась новая идея.
- Нет, приятель, - сказал он сурово. - Ни в одном лагере вы бы так легко не отделались. Шутка ли сказать - выпустить на людей такую вредную тварь! Счастье ваше, что еще обошлось без человеческих жертв. Но вы можете загладить свою вину, исполните только нашу просьбу.
- В чем дело? - насторожился Хэккет.
- Вам дано право скреплять людей священными узами брака, - верно?
- Верно, - согласился Хэккет. - Брачный союз, скрепленный мною, считается законным.
- Здесь, в этом лагере, нам предстоит исправить величайшее зло, - начал Граммофон, впадая в торжественную слезливость. - Некий а-ристо-кратишка насмеялся над простецкой, хоть и смазливой на мордочку особой женского пола, которая уже давно по нем сохнет. Весь лагерь считает долгом призвать к порядку этого зарвавшегося потомка может тыщи, а может и тыщи с хвостиком графов - и соединить его, хотя бы и силком, с пострадавшей мамзелью. Ребята! А ну-ка, заарканьте Маркиза и Мисс Салли и гоните их сюда. Мы их тут живо окрутим!
Предложение Граммофона было встречено криками восторга. Все бросились разыскивать главных участников предстоящей церемонии.
- С вашего разрешения, - сказал судья, отирая пот, хотя ночь выдалась холодная, - мне хотелось бы знать, как далеко намерены вы зайти в своей шутке. И не следует ли мне опасаться, что и некоторые другие предметы моего туалета могут быть приняты вами за диких зверей и отданы на растерзание?
- Ребята разошлись нынче больше, чем обычно, - объяснил ему Сондерс. - Им, вишь, пришло в голову поженить тут двоих - нашего повара и гуртовщика. В шутку, конечно. Ну, да ведь вам с Сэмом все равно придется заночевать здесь. Так что сделайте уж им это одолжение, авось они угомонятся.
Сваты тем временем разыскали невесту и жениха. Повар сидел на дышле фургона и спокойно курил свою трубку. Маркиз был тут же, неподалеку, он прислонился к дереву, под которым была устроена кладовая.
Обоих бесцеремонно втолкнули в кладовую, и Граммофон, на правах церемониймейстера, принялся отдавать приказания.
- Ты, Сухой Ручей, и вы, Джимми, Бен и Тэллер, сбегайте в рощу и наберите цветов - хотя бы того же мескита - да не забудьте про испанский меч, что растет у загона для лошадей. Мы дадим его невесте заместо букета. Ты, Хромой, тащи сюда свое красное с желтым одеяло, это будет юбка Мисс Салли. А ты, Маркиз, итак обойдешься; все равно на жениха никто не смотрит.
Во время этих комических приготовлений оба главных участника торжества на минуту остались одни. Лицо Маркиза выражало страшное волнение.
- Этой глупости надо положить конец, - обратился он к Мисс Салли, и в свете висячего фонаря лицо его показалось повару мертвенно бледным.
- А почему собственно? - спросил тот с улыбкой. - Зачем портить людям удовольствие? Ведь они до сих пор никогда тебе особенно не докучали. По мне, пусть веселятся.
- Ах, ничего ты не понимаешь, - простонал Маркиз. - Ведь Хэккет - окружной судья. Если он нас соединит - кончено... Я не могу... Ах, ничего ты не знаешь!
Но тут повар подошел поближе и взял Маркиза за руки.
- Салли Баском, - сказал он, - я знаю все!
- Знаешь? - пролепетал Маркиз. - И ты-ты хочешь?..
- Я в жизни ничего так не хотел. А ты?.. Тише, сюда идут.
В кладовую ввалились ковбои с свадебным убором для невесты.
- Вероломный койот! - воскликнул Граммофон, обращаясь к Маркизу. - Согласен ли ты загладить свою вину перед этой гладильной доской - перед этой, с позволенья сказать, доверчивой юбкой? Пойдешь ли тихо-скромно к алтарю или прикажешь тащить тебя на веревке?
Маркиз стоял, небрежно сдвинув шляпу на затылок и прислонясь к груде мешков с бобами. Лицо его разрумянилось, глаза горели.
- Что ж, забавляться так забавляться, - сказал он.
Вскоре к Хэккету, Холли и Сондерсу, которые сидели под деревом и курили, приблизилась процессия.
Впереди выступал Хромой Уокер, наигрывавший на своей гармошке нечто весьма заунывное. За ним следовали жених и невеста. Повар обернул вокруг талии пестрое навахское одеяло, в руке его красовался испанский меч - большой с решето цветок, фунтов в пятнадцать весом, с белоснежными, словно восковыми лепестками. Шляпа невесты была украшена ветками мескита и желтыми цветами ратамы. Видавшая виды сетка от комаров служила ей вуалью. За молодой четой брел, спотыкаясь, Дэйвис Граммофон. В качестве посаженого отца он то и дело подносил к глазам конский потник и оглашал воздух рыданиями, которые можно было услышать за милю. Дальше следовали попарно ковбои. Они обменивались замечаниями насчет туалета невесты, по своему разумению изображая гостей на фешенебельной свадьбе.
Едва процессия поровнялась с Хэккетом, он встал и, сказав несколько слов о святости брачных уз, спросил:
- Как вас зовут?
- Салли и Чарльз, - отвечал повар.
- Подайте же друг другу руки, Чарльз и Салли!
Быть может, на свете не было еще столь странной свадьбы.
1 2 3 4