Она таращит свой глазок. Кожура лохмотьями колышется на ее теле...
- Тише, - говорит Клара Ивановна и кивает на дверь учительской. - Там ведь учащиеся. Тише.
- Что тише? - говорит ей кто-то из учителей. - Себе лучший кусок забрали, а теперь - тише...
- Да с какой стати я опять ту же самую дрянь брать должен?! - кричит Виташа.
Он стоит у стола. Его растоптанные латаные валенки отбивают какой-то незнакомый танец.
- У меня тоже, разве это участок? - говорит Мария Филипповна словно сама себе. - Две березы посредине. Самый что ни на есть плохой участок...
- Давайте поменяемся, - говорит кто-то.
- А где у вас?
- У пруда...
- Ишь вы какой, - говорит Мария Филипповна. - Деловой какой!..
Шулейкин сидит, наклонив голову. Он делает вид, что углубился в план. У Клары Ивановны испуганное лицо. Растерянная улыбочка дрожит на губах.
- Тише, - просит она, - ну как вам не стыдно!
Желтая картофелина отскакивает от одного к другому. С нее срывают последнюю одежду. Она размахивает руками, пытаясь отбиться.
- Дверь, - говорит Шулейкин. - Закройте же дверь!..
А меня это не касается. Меня это не касается... А картофелина (еще сырая, еще не родившаяся даже) кричит душераздирающе.
- Перестаньте кричать, - морщится Шулейкин.
- Да перестаньте же,- почти плачет Клара Ивановна.
- Вы же учитель, - говорит Шулейкин.
- А чего же вы несправедливости...
- Что?
- Несправедливую...
- Что?
- Да дайте договорить! - кричит Виташа.
- Ну договаривайте, - мягко говорит Шулейкин, - ну договаривайте, пожалуйста...
- Ну? - говорит Клара Ивановна.
- Да брось ты, - говорю я Виташе. - Из-за картошки какой-то...
- Как не стыдно, - говорит Маракушев.
- Ты-то уж молчал бы, - говорит ему Виташа. - Мне бы твой участок...
- Гы-гы, - говорит Маракушев и уходит из учительской.
- Не умеют себя вести, - говорит Мария Филипповна и уходит следом.
И все расходятся постепенно. Только Виташа остается и я.
- Ну ладно, - говорит Виташа, - я ему припомню. Я о нем кое-что знаю... Ну ладно...
А в дверь учительской заглядывает Саша Абношкин.
- А тебе-то еще чего? - поворачивается к нему Виташа.
- А я не к вам, - говорит Саша.
И это как плевок. А мне хочется рассмеяться.
- Ты давно здесь стоишь? - спрашиваю Абношкина.
- Нет, - говорит он и краснеет.
И иду к нему туда, в коридор. Я ухожу совсем далеко. Но всё маячит перед моими глазами распростертая картофелина в изодранной кожуре...
ВДОЛЬ ПО УЛИЦЕ
Нас подобралась прелестная компания: председатель колхоза Абношкин, Шулейкин, Виташа, Мария Филипповна и я...
Мы идем на заём подписывать!.. Был я студентом, был я черт знает чем... Теперь включили меня в комиссию.
- Как это - чего тебе делать? - говорит председатель Абношкин. - Мы, стало быть, идем по избам... Все... Ну, стало быть, заходим...
- Да что он, не знает, как на заём подписывать? - говорит Виташа.
- Надо научить человека, - мягко говорит Шулейкин.
- Вы знаете, - говорит Мария Филипповна, - это очень просто. Значит, так...
- Да бросьте вы, ей-богу! - смеется Виташа. - Он вас разыгрывает, а вы...
- Я не разыгрываю, - говорю я.
- Послушай, - говорит Абношкин, - пойдешь - всё увидишь, как и чего. Надо, главное, чтобы все побольше подписали.
- Ну, у нас все сознательные, - говорит Мария Филипповна белыми губами.
Шулейкин подбородок теребит. Виташа на дорогу сплевывает.
- А может быть так, что не захочет кто-нибудь? - спрашиваю я.
- Ну что вы, - говорит Мария Филипповна, - мы же не себе собираем...
- Ну а если?
- Вот, ей-богу, сколько вопросов! - смеется Виташа. - Ты-то сам подписался?
- Люди ведь понимают, на что они деньги дают, - мягко говорит Шулейкин.
А впереди - Васильевка. Чернеют ее избы... Сейчас мы перебираемся через овраг, потом узкой тропинкой между двумя усадьбами - и улица... Я член комиссии. Мне, наверное, придется молчать. Мне, наверное, придется молчать, потому что ну что я скажу? Они это делают не впервые... Хорошо, я буду молчать. Я погляжу на них, как они это делают.
Нюра Осипова открывает нам дверь, а сама уходит в избу. Даже не здоровается. И мы молча идем за ней. У нее там ребенок по полу ползает. Маленький мальчик в ситцевой рубашке. Красный ситец с белыми рыбками.
- Ах ты, маленький, - говорит Мария Филипповна, - иди-ка сюда, иди-ка...
- Он ходить не может, - говорит от печки Нюра.
- Что ж это ты, молодой человек? - спрашивает Шулейкин. Он пальцем щекочет мальчика за ухом. Мальчику смешно. Он смеется беззубым ртом. Тянется к Шулейкину. И белые рыбки начинают плескаться в красном море...
- Ну вот, Нюра... - говорит Абношкин.
- Чего - ну вот? - говорит Нюра. - Мне давать нечего. Вот сам вернется, тогда... А мне нечего.
- А где он? - спрашивает Виташа.
- В город поехал... За сахаром, - говорит Нюра. А сама не отходит от печки. Тулупчик на плечах. Босые ноги в валенках.
- Ее муж, - говорит мне Шулейкин, - столяр. Первоклассный.
- Ты вот что, Нюра, - говорит Абношкин, тяжело дыша, - ты сама... Его ждать нам некогда. Хозяйка-то ты ведь?
- И чего вы с самого утра навалились?! - говорит Нюра. А лицо у нее молодое, некрасивое. Очень широкие скулы.
- Как вам не стыдно! - говорю я. - Мы все подписываемся. Мы же не себе это. Это для всех. Для всего народа.
- Стыдить ее не надо, - говорит Абношкин. - Она сама про всё это знает.
- Нюра - человек сознательный, - бодро улыбается Мария Филипповна. Но губы у нее белеют.
Нюра берет мальчика на руки.
- Меня стыдить нечего, - говорит она. - Сами б постыдились!
- Ты, Нюра, подпишись, - говорит Абношкин, тяжело дыша, - вот здесь...
Нюра смотрит в ведомость. Мальчик смотрит на меня. Шулейкин смотрит на Нюру, и Мария Филипповна смотрит на Нюру, и Виташа...
- Нет, - говорит Нюра, - пятьдесят не подпишу. На тридцать подпишу, а на пятьдесят - нет.
- Ты, Нюрочка, давай, давай, - подмигивает ей Мария Филипповна.
- Нет, - говорит Нюра, - на тридцать подпишу...
А мальчик вертится у нее на руках, и белые рыбки плывут куда-то за спину... Мы выходим на улицу.
- Вот кулачка-то!.. - говорю я.
- Какая же она кулачка? - говорит Виташа.
- Пять человек ее уговаривают, а она...
- Когда жрать нечего, не пощедришься, - говорит он шепотом. И оглядывается на остальных. Но остальные не слышат. - У них колхоз с войны всё не оправится...
Мы идем по Васильевке. От дома к дому. Абношкина совсем одышка замучила. Он идет всё медленнее. Все молчат. Не очень это веселое дело ходить вот так по дворам.
- Словно побираемся, - говорю я Виташе.
- Тшшш... - Он оглядывается. - Ты что, ополоумел?
Мы поднимаемся на крыльцо. И тотчас дверь распахивается.
- Здорово, Настасья, - сопит Абношкин.
- Здорово, старый черт, - говорит Настасья и ведет нас в избу. - Всё ходишь? Всё в карманы глядишь?
- Да что вы, Настасья Иванна, - говорит Мария Филипповна, - не надо его обижать.
- Ты бы уж помолчала, пионерка брюхатая! - говорит ей Настасья.
Она стоит перед нами, маленькая, смуглая, давно уже не молодая.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18