В вершину кургана воткнули несколько веток акации, в остальном же он был усеян большущими цветками штокрозы, малиновыми, лиловыми, каштановыми, желтыми, оранжевыми, проглядывающими случайно, то тут, то там, алыми кистями шалфея или пучком-другим нарванных Полл синих васильков. Потом они навтыкали вокруг могильника прутиков поменьше.
Все в целом делалось, конечно же, без каких-либо формальных правил.
Выглядело это красиво.
Дорин опустилась на колени и начала молиться. Она настояла, чтобы оба наших преисполненных торжественности внука последовали ее примеру.
— Да благословит Тебя, Иисус, в этот светлый день Господь! — сказала она. — Да будет это добрый Праздник во имя Твое!
И еще многое сказала она, чего я не смог расслышать. Не иначе, пчелы пытались опылить микрофоны. Но в основном дети распевали: «Да будет это добрый Праздник во имя Твое!» А потом вприпрыжку затеяли какие-то пляски вокруг прелестной могилки.
Ты, должно быть, удивлена столь неожиданной вспышкой христианства в нашем вполне агностическом семействе. Должен признаться, поначалу она породила во мне определенное сожаление, что я так долго подавлял свои собственные религиозные чувства — из уважения к рационализму нашей эпохи, а может быть, отчасти и из уважения к тебе, чьим невинным язычеством я всегда восхищался, безнадежно к нему стремясь. Насколько мне известно, Молли и Дик не выучили своих детей и слову молитвы. Быть может, традиционно даруемое религией утешение и было как раз тем, в чем нуждались эти сироты. Но что, если это утешение иллюзорно? Даже ученые говорят, что сама ткань пространства — времени была прорвана и реальность — чем бы она ни была — разрушается.
Впрочем, мне нет нужды слишком уж беспокоиться. По сути своей эта праздничная церемония оставалась языческой, лишь слегка расцвеченной христианскими идиомами. Ибо пляски, которые вели дети среди нарванных ими цветов, были, я уверен, инстинктивным прославлением их собственного физического здравия. Они все кружили и кружили вокруг могилы! Затем танец распался на какие-то бессвязные фрагменты, и Тони вытащил из плавок свою писюльку и показал ее Дорин. Она, улыбнувшись, отпустила какой-то комментарий, и на этом все кончилось. Дети умчались к бассейну и попрыгали в воду.
Когда прозвучал созывающий нас к ленчу гонг и все мы собрались на веранде, Полл все порывалась отвести меня к могилке.
— Деда, пошли, посмотришь на наш Праздник!
Они живут внутри мифа. Под напором школы ворвется интеллект, грубый разбойник интеллект, и миф увянет и умрет, как яркие цветы на их таинственной могиле.
И все-таки это неправда. Разве величайшее, омрачающее нашу эпоху верование — что всевозрастающее производство и индустриализация принесут максимум счастья максимуму людей на всем земном шаре — не более чем миф, который поддерживает большинство? Но это миф Интеллекта, а не Бытия, если позволительно подобное разграничение.
Опять я философствую. Одна из причин, по которой они выставили меня из правительства!
Скоро прибудет Дин Рид. Кое-кто скажет, получаю по заслугам…
Скоро напишу. Навеки любящий тебя муж — Джо.
Р. S. Вкладываю в конверт оттиск передовой статьи из сегодняшнего номера лондонской «Тайме». Несмотря на подчеркнутую осторожность тона, говорит она о многом.
2
Передовица из номера "Тайме " от 20 августа 2020 года:
УБИЙСТВЕННЫЕ ОТНОШЕНИЯ
Западные ученые наконец-то пришли к общему — хотя и не по всем пунктам, ибо даже в области науки мнение редко оказывается единогласным, — согласию: да, человечество стоит нынче перед лицом самого тяжелого кризиса своего существования, кризиса, не пережить который означает не выжить вовсе.
Представляющимся в перспективе беспрецедентно зловещими, кризисам свойственно приобретать в ретроспективе черты определенного семейного сходства. Выясняется, что они были критичны, но не трагичны — и говорим мы это не ради красного словца. Комментарии профессора Джеймса Рэнсома, сделанные им вчера в Сан-Франциско, позволяют уяснить истинные масштабы и пропорции все более тревожных новостей, свидетельствующих о нестабильности инфраструктуры пространства; особенно желательно подобное разъяснение для широкой публики, которая еще две недели назад даже не догадывалась, что существует некая инфраструктура пространства, не говоря о том, что активность в ядерной сфере может нарушить ее стабильность. Замечание профессора о том, что нынешняя нестабильность представляет собой, по его словам, «жирную и мрачную завершающую точку в истории загрязнения окружающей среды», должно напоминать нам, что вот уже более пятидесяти лет мир переживает весьма чувствительные вспышки паники, связанной с проблемами загрязнения.
Тем не менее имеются достаточно веские основания считать, что нынешний кризис как минимум беспрецедентен. Все три противоборствующие в войне стороны, Запад, Южная Америка и силы Третьего мира, постоянно наращивали калибр использовавшегося ими в пределах орбит системы Земля — Луна ядерного оружия. Никто ничего не добился, если не считать более чем сомнительных выгод от разрушения на Луне гражданских колоний; общественное же настроение склонялось при всем при том скорее к облегчению, что все это оружие использовалось в основном над, а не под стратосферой,
Облегчение это, как мы теперь видим, было преждевременным. Природа преподносит нам еще один горький урок своей неделимости. Мы долго шли к пониманию того факта, что море и суша образуют тесно связанное единство.
Теперь — слишком поздно, по мнению профессора Рэнсома и его коллег, — мы обнаруживаем доселе нераспознанную взаимосвязь между нашей планетой и инфраструктурой пространства, которое окружает и поддерживает ее. Эта инфраструктура оказалась разрушена — или по крайней мере повреждена — до такой степени, что теперь в ее функционировании происходят непредсказуемые сбои, с последствиями которых мы и сталкиваемся. И пространство, и время пошли, так сказать, вразнос. Мы не можем более полагаться даже на нормальное развертывание временной последовательности: завтра может обернуться прошлой неделей, или прошлым веком, или эпохой фараонов. Да, Интеллект сделал нашу планету для интеллекта небезопасной. Мы подверглись тому же проклятию, что и барон Франкенштейн в романе Мэри Шелли: в поисках власти над слишком многим мы потеряли власть над собой.
Пока мы не скатились к безумию, эта ужаснейшая война в истории, в значительной степени — иррациональная война различных оттенков кожи, должна быть немедленно прервана. Если нынче нам придется эвакуироваться с плато цивилизации, на которое со столь долгим напряжением всех сил карабкалось человечество, давайте, по крайней мере, отступим во тьму в полном порядке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50
Все в целом делалось, конечно же, без каких-либо формальных правил.
Выглядело это красиво.
Дорин опустилась на колени и начала молиться. Она настояла, чтобы оба наших преисполненных торжественности внука последовали ее примеру.
— Да благословит Тебя, Иисус, в этот светлый день Господь! — сказала она. — Да будет это добрый Праздник во имя Твое!
И еще многое сказала она, чего я не смог расслышать. Не иначе, пчелы пытались опылить микрофоны. Но в основном дети распевали: «Да будет это добрый Праздник во имя Твое!» А потом вприпрыжку затеяли какие-то пляски вокруг прелестной могилки.
Ты, должно быть, удивлена столь неожиданной вспышкой христианства в нашем вполне агностическом семействе. Должен признаться, поначалу она породила во мне определенное сожаление, что я так долго подавлял свои собственные религиозные чувства — из уважения к рационализму нашей эпохи, а может быть, отчасти и из уважения к тебе, чьим невинным язычеством я всегда восхищался, безнадежно к нему стремясь. Насколько мне известно, Молли и Дик не выучили своих детей и слову молитвы. Быть может, традиционно даруемое религией утешение и было как раз тем, в чем нуждались эти сироты. Но что, если это утешение иллюзорно? Даже ученые говорят, что сама ткань пространства — времени была прорвана и реальность — чем бы она ни была — разрушается.
Впрочем, мне нет нужды слишком уж беспокоиться. По сути своей эта праздничная церемония оставалась языческой, лишь слегка расцвеченной христианскими идиомами. Ибо пляски, которые вели дети среди нарванных ими цветов, были, я уверен, инстинктивным прославлением их собственного физического здравия. Они все кружили и кружили вокруг могилы! Затем танец распался на какие-то бессвязные фрагменты, и Тони вытащил из плавок свою писюльку и показал ее Дорин. Она, улыбнувшись, отпустила какой-то комментарий, и на этом все кончилось. Дети умчались к бассейну и попрыгали в воду.
Когда прозвучал созывающий нас к ленчу гонг и все мы собрались на веранде, Полл все порывалась отвести меня к могилке.
— Деда, пошли, посмотришь на наш Праздник!
Они живут внутри мифа. Под напором школы ворвется интеллект, грубый разбойник интеллект, и миф увянет и умрет, как яркие цветы на их таинственной могиле.
И все-таки это неправда. Разве величайшее, омрачающее нашу эпоху верование — что всевозрастающее производство и индустриализация принесут максимум счастья максимуму людей на всем земном шаре — не более чем миф, который поддерживает большинство? Но это миф Интеллекта, а не Бытия, если позволительно подобное разграничение.
Опять я философствую. Одна из причин, по которой они выставили меня из правительства!
Скоро прибудет Дин Рид. Кое-кто скажет, получаю по заслугам…
Скоро напишу. Навеки любящий тебя муж — Джо.
Р. S. Вкладываю в конверт оттиск передовой статьи из сегодняшнего номера лондонской «Тайме». Несмотря на подчеркнутую осторожность тона, говорит она о многом.
2
Передовица из номера "Тайме " от 20 августа 2020 года:
УБИЙСТВЕННЫЕ ОТНОШЕНИЯ
Западные ученые наконец-то пришли к общему — хотя и не по всем пунктам, ибо даже в области науки мнение редко оказывается единогласным, — согласию: да, человечество стоит нынче перед лицом самого тяжелого кризиса своего существования, кризиса, не пережить который означает не выжить вовсе.
Представляющимся в перспективе беспрецедентно зловещими, кризисам свойственно приобретать в ретроспективе черты определенного семейного сходства. Выясняется, что они были критичны, но не трагичны — и говорим мы это не ради красного словца. Комментарии профессора Джеймса Рэнсома, сделанные им вчера в Сан-Франциско, позволяют уяснить истинные масштабы и пропорции все более тревожных новостей, свидетельствующих о нестабильности инфраструктуры пространства; особенно желательно подобное разъяснение для широкой публики, которая еще две недели назад даже не догадывалась, что существует некая инфраструктура пространства, не говоря о том, что активность в ядерной сфере может нарушить ее стабильность. Замечание профессора о том, что нынешняя нестабильность представляет собой, по его словам, «жирную и мрачную завершающую точку в истории загрязнения окружающей среды», должно напоминать нам, что вот уже более пятидесяти лет мир переживает весьма чувствительные вспышки паники, связанной с проблемами загрязнения.
Тем не менее имеются достаточно веские основания считать, что нынешний кризис как минимум беспрецедентен. Все три противоборствующие в войне стороны, Запад, Южная Америка и силы Третьего мира, постоянно наращивали калибр использовавшегося ими в пределах орбит системы Земля — Луна ядерного оружия. Никто ничего не добился, если не считать более чем сомнительных выгод от разрушения на Луне гражданских колоний; общественное же настроение склонялось при всем при том скорее к облегчению, что все это оружие использовалось в основном над, а не под стратосферой,
Облегчение это, как мы теперь видим, было преждевременным. Природа преподносит нам еще один горький урок своей неделимости. Мы долго шли к пониманию того факта, что море и суша образуют тесно связанное единство.
Теперь — слишком поздно, по мнению профессора Рэнсома и его коллег, — мы обнаруживаем доселе нераспознанную взаимосвязь между нашей планетой и инфраструктурой пространства, которое окружает и поддерживает ее. Эта инфраструктура оказалась разрушена — или по крайней мере повреждена — до такой степени, что теперь в ее функционировании происходят непредсказуемые сбои, с последствиями которых мы и сталкиваемся. И пространство, и время пошли, так сказать, вразнос. Мы не можем более полагаться даже на нормальное развертывание временной последовательности: завтра может обернуться прошлой неделей, или прошлым веком, или эпохой фараонов. Да, Интеллект сделал нашу планету для интеллекта небезопасной. Мы подверглись тому же проклятию, что и барон Франкенштейн в романе Мэри Шелли: в поисках власти над слишком многим мы потеряли власть над собой.
Пока мы не скатились к безумию, эта ужаснейшая война в истории, в значительной степени — иррациональная война различных оттенков кожи, должна быть немедленно прервана. Если нынче нам придется эвакуироваться с плато цивилизации, на которое со столь долгим напряжением всех сил карабкалось человечество, давайте, по крайней мере, отступим во тьму в полном порядке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50