ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Милая, хорошая, уходи… Ты же видишь, как я сейчас занят!
- Готово, Алеша. Ну же, очнись!.. Давай, я тебя понесу.
Я свалился к ногам командира. Очень трудно было разжать зубы, сомкнутые на прокушенной губе…
Лишь только здесь, в переходной камере, я по-настоящему осознал трагическую гибель Акопяна.
Итак, нас осталось трое: Шаров с изуродованной рукой, я с ожогами на спине, Веншин, измотанный до предела адской работой. Мы сделали все, что могли. Кто может, пусть сделает больше…
Командир в угрюмом молчании стоит над неподвижным скафандром товарища. Не знаю, может быть, он плачет сейчас. Я бы тоже заплакал, если бы не был так обессилен.
- Ложись, Алеша, отдыхай, - тихо говорит командир и первым валится на ребристый настил. - Вахта еще не окончена…
Я располагаюсь рядом. Неудобно и жестко в скафандре, обожженные плечи болят. Я сделал ошибку - надо было лечь лицом вниз, на живот, - но теперь неохота менять положение, нарушать долгожданный покой. После тяжелой работы перегрузка почти не ощущается, и только дрожащий свист напоминает о том, что «Бизон» уходит от Солнца.
- Как рука, командир?
- Я почти не чувствую боли.
- Давайте вернемся в салон - мне нужно осмотреть вашу руку.
- Не стоит… Придется портить скафандр, чтобы вытащить ее из перчатки, а мне еще надо быть здесь.
- Я настаиваю. Как врач. Вы должны подчиниться.
- Это невозможно, Алеша. У нас всего один скафандр моего размера.
- Я вернусь и сумею закончить вахту без вас.
- Не сомневаюсь. Но где гарантия, что все пойдет без осложнений…
Я понял, что уговаривать его бесполезно.
- Скажите, командир, вы видели ее?
Шаров не ответил. Наверное, не слышал моего вопроса.
Я смотрел прямо перед собой в белый овальный потолок. Такие же овальные потолки были в лаборатории энцефалярной диагностики института нейрохирургии, где мне довелось проходить студенческую практику. Нас, студентов, называли там «букварями»… Белые халаты, пляска изменчивых графиков на экранах, виварий с подопытными обезьянами, шумные диспуты на ученых советах, рабочая тишина операционных, сверкающих стеклом и никелем, - где все это теперь?.. Я мечтал остаться работать в «обители белых богов» - как часто полушутя-полусерьезно называли институт. Но жизнь решила иначе: я попал в число участников двенадцатой меркурианской экспедиции. «Ты правильно выбрал - космос послужит тебе хорошей школой, - напутствовал меня руководитель лаборатории профессор Шкловский. - Там, на Меркурии, тоже нужны специалисты-диагносты, и наверняка даже нужнее, чем здесь. Работай, учись, обогащайся опытом, и ты вернешься к нам с грузом новых идей. Наблюдай, сопоставляй, думай, проявляй любопытство, ибо только очень любопытный человек сможет стать настоящим ученым». Ты оказался прав, старик, в моей голове созрел замысел. Когда я вернусь, я подарю его вам… Но это не все, мой старый, мудрый учитель. Ты говорил, что космос - хорошая школа, которая обогащает? Да, именно так ты и говорил, считая эту фразу наиболее точным и полным мерилом всей работы в пространстве. Экое благопристойное и вполне педагогическое определение! Прости, старик, но ни черта ты в этом не смыслишь… Нет, я сохранил к тебе мое уважение, мою любовь. Но ты перестал быть моим кумиром. И это потому, что я прошел эту… не школу, нет, - академию мужества, романтики, товарищества, страха, боли и долга, и знаю, что это такое. Это - жизнь, которой отдаешь частицу себя… Космос не любит шутить, и если мы побеждаем его, то платим за это тяжелым трудом, сверхнапряжением мысли, лишениями, кровью и даже собственной жизнью… Мы, космонавты, часто бываем веселыми, но никогда - беззаботными, здесь ценят шутку, но не могут терпеть слабодушия, мы бываем суровы, но нам чужды жестокость и злоба, мы мечтаем о дивных, далеких мирах, но и знаем тоску по Земле.
«Обогащайся опытом!» Милый, наивный учитель! Произнося эти слова, ты не мог себе даже представить, насколько мал их размер, чтобы вместить действительное содержание. Наш опыт - это миллионы километров межпланетных трасс и миллионы метров магнитной пленки с ценнейшими астрофизическими данными, это колкие, холодные лучики звезд и всепожирающий пламень огромного Солнца, надежные плечи друзей и мертвые тела погибших товарищей.
Наш опыт - это не отступать там, где, казалось бы, идти вперед невозможно, проходить там, где до нас не проходил никто, распутывать сложные тайны пространства и уметь постигать то, что кажется непостижимым…
- Хороший режим, - сказал командир. - Акопяновский…
- Вы это о чем? - не понял я.
- Об электронном лоцмане. Каждые десять минут увеличивает мощность пространственных двигателей на пять тысячных. Можно подумать, что за пультом сидит Акопян… Вот что, Алеша: сходи в салон и посмотри, что там поделывает Веншин. Про Акопяна - ни слова, нечего расстраивать его раньше времени.
Шаров тяжело поднялся и вышел. Несмотря ни на что, он старается казаться спокойным. Идол чугунный…
Я привел в действие движущий механизм щита. Пока нагнетался воздух, отнес закованное в панцирь тело Акопяна ближе к стене. Глотаю застрявший в горле комок.
Откинув крышку люка, я шагнул в салон… и остолбенел.
«Мало вам космических девушек».
В кресле пилота сидел Акопян.
Веншин, как ни в чем не бывало, копошится у приборного стенда.
Акопян поворачивает голову в мою сторону.
- Ты, Алешка?.. Командир не пришел?
Не помню, как я вернулся в переходную камеру. Помню только, что с силой захлопнул за собой крышку люка. С недоумением и страхом гляжу на скафандр, лежащий у стены, на громадную вмятину. Меня колотит озноб.
«Мало вам космических девушек…»
Шарова я нашел в десятом секторе. Увидев меня, он опустил сварочный пистолет и с тревогой в голосе спросил:
- Что-нибудь… случилось?
- Да…
- Говори.
Но я не мог говорить.
Шаров встряхнул меня за плечо:
- Говори же!
- Вы… вы не поверите мне.
- Веншин?.. Он жив?
- Нет, - верчу я головой в скафандре. - То есть да, но не в этом дело!.. Не трясите меня, я скажу. Там, в кресле пилота, сидит Акопян.
Шаров выключил пистолет и швырнул в сторону.
- Повтори.
Я повторил.
- Тебе померещилось…
- Не знаю. В переходной камере лежит скафандр…
Я стою и жду, что скажет командир. Озноб не проходит.
- Так-так… - произносит командир. - Так-так…
В переходной камере Шаров заставляет меня вскрыть скафандр. Огромная вмятина мешает откинуть замки.
На нас смотрело мертвое лицо Акопяна. Бледное, горбоносое, такое знакомое…
В салон командир не вошел. Он только приоткрыл крышку люка и заглянул в образовавшуюся щель. Молча захлопнул люк.
- Ну и что ты обо всем этом думаешь, Алеша?
Могу ли я о чем-нибудь думать сейчас? Я в изнеможении прислонился к стене. Потом, собравшись с духом, сказал:
- Алитора.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29