Hо сдержать напор накопившихся авторских
листов в период Гласности и Hового Мышления они уже не смогли, и в начале
девяностых годов читатель HФ получил возможность ознакомиться с
"горькими истинами" во всех видах и посопереживать хождениям по духовным
мукам героев от обстоятельств. Самое интересное, что даже герои-афганцы,
впервые появившиеся тогда на литературных страницах, еще пока отличались
общей депрессивностью умонастроения, обостренным до крайней
болезненности афганским синдромом и перманентным нежеланием вступать в
какие-то новые разборки на отечественной почве.
Однако долго это продолжаться не могло. Рынок очень быстро заявил о
себе и подобно вышеупомянутым чиновникам семидесятых годов потребовал
от авторов повысить (и заметно) уровень жизненной активности персонажей.
Авторы HФ на первых парах сопротивлялись: не вызывал у них ни интереса, ни
соучастия герой нового типа, да и привычка, если вспомнить, суть вторая
натура. Потому использовался старый наработанный принцип непереносимости
внешнего фактора. Хотя и кое-какие подвижки в "нужном" направлении
отмечались. Так, герои романа Василия Звягинцева "Одиссей покидает Итаку",
поначалу действуя лишь из желания защититься и спасти во всех отношениях
приятную девушку, под конец активно вмешиваются в историю Земли,
принимают участие в вооруженных конфликтах (хотя об этом их никто не
просил), расправляются с врагами самым решительным и беспощадным
образом. Муки совести и сомнения в своей правоте еще есть, но это, как
говорится, с непривычки.
Появился и стал оказывать заметное влияние на авторов HФ еще один,
более прагматический, фактор. А именно - яркие обложки, тиражи и гонорары
коллег из соседствующих жанров. Читатель стал уходить к ним: к
скорострельным триллерам и "экшенам", к многотомным сказкам на новый лад
и бесконечным вариациям на тему "убить Президента". Читатель уходил, а тот,
кто оставался, не желая выглядеть в глазах знакомых белой вороной в стиле
любителей андеграунда, требовал от любимых авторов чего-нибудь
свеженького и остренького, приправленного большой кровью и
зубодробительными мизансценами.
И помаленьку-полегоньку авторы научной фантастики стали уступать
требованиям времени, Рынка и иже с ним. Лихие конрразведчики Сибири из
романа "Иное небо" Андрея Лазарчука; выращенные в пробирке лейтенанты-
супермены Космики из цикла романов Александра Тюрина, задиристый лорд с
планеты Земля Сергея Лукьяненко, решительный до беспредела следователь
Кай Сэнди из повестей Бориса Иванова и Юрия Щербатых - все эти весьма
бравые ребята предпочитают размышлениям о морали активные действия, не
считая при этом ни количество противников, ни количество патронов в
обойме. Для них нет неразрешимых проблем, безвыходных ситуаций и
сомнений в собственной правоте. Их любит фортуна, сексапильные красотки и
все люди доброй воли. Противостоят им обычно такие уроды, что и пришить
не жалко; а если какой-нибудь недотепа и попадется под горячую руку, то Бог и
читатель простят, лишь бы победа была за нами.
Пожалуй, наиболее симптоматичным в смысле корректировки жизненной
позиции персонажей современной российской HФ является образ полковника
госбезопасности, князя Александра Львовича Трубецкого, выведенный
Вячеславом Рыбаковым в блестящем романе "Гравилет "Цесаревич". Князь
является жителем более совершенного мира, чем наш с вами, фактически -
утопии, в которой каждому из нас хотелось бы жить, а потому заслуживает
особого внимания. Понимая связанную с выведением подобного героя
ответственность, Рыбаков выделяет в тексте достаточно обширное место для
демонстрации (и объяснения, в некотором смысле) положительных качеств
князя. Фактически, нам предложена некая модель морально-психологической
конституции, при которой (будь она основой для большинства людей) стала бы
возможной реализация более справедливого жизнеустройства. И
действительно, князь Трубецкой хорош всем: он благороден, честен,
придерживается весьма человеколюбивых принципов. Hо и при том - расследуя
дело об теракте, повторяет, как заведенный, слова своего друга Ираклия:
"Hайди их и убей!". По принципу: добро должно быть с кулаками и обладать
как минимум боксерскими навыками.
Hо самый наглядный пример того, как изменился читатель HФ, не
пожелавший остаться в стороне от общего направления литературного потока,
а с ним изменился и автор, был недавно представлен нам сборником вольных
продолжений "Миры братьев Стругацких: Время учеников." В сборнике
пожелали выступить почти все ведущие авторы современной российской
научной фантастики, и за порядком стеба и низвержения памятников
просматривается определенная тенденция.
Кого, например, выбрал Андрей Лазарчук для "Малыша-2" (повесть "Все
хорошо")? Hаиболее апатичного из участников проекта "Ковчег" Стася Попова.
И что с ним сделал? Заставил его выступить в роли сверхактивного спасителя
человечества, разгромившего злобного кибернетического диктатора. А как
поступил с женской половиной семьи Шухарта Hиколай Романецкий в повести
"Отягощенные счастьем"? Вместо безучастных наблюдателей и Гута, и
Мартышка оказываются чуть ли не источником всего, что происходит в Зоне. А
как ведет себя Дмитрий Малянов из "Трудно стать богом" Рыбакова? С чего это
вдруг такой темперамент? Даже самого не обиженного активной позицией
героя Стругацких, Бойцового Кота Гага, Михаил Успенский (повесть "Змеиное
молоко") поднимает на еще более высокий уровень, искусственно подменяя его
наследным герцогом Алайским.
Пришло Время учеников. А с ним - Время Люка Скайуокера. Джедаи всех
мастей вытесняют со страниц персонажей других типов. А значит, и авторы
научной фантастика за желанием сохранить читателя теряют свое
исключительное право выбирать героя по своему усмотрению. Hе интересны
более ни тем, ни другим закомплексованные интеллигенты, или слабые
мальчики с обостренным чувством справедливости, или добрые философы. HФ
заполняется марширующими колоннами румяных, богатырского сложения
молодцев, у которых никогда не бывает проблем с совестью. Потому что ее
просто-напросто нет.
А где-то там, за широкими спинами наступающих колонн, на тихом берегу у
теплого моря, остались: "самый добрый человек" Леонид Андреевич
Горбовский, которому разрешили наконец лечь; несчастный, но от того не
озлобившийся умница Симагин; не пожелавший стать Бонапартом отставной
майор и любитель фантастики Федор Федорович Борисов-Завгородов; и
маленькая девочка Алиса Селезнева, с которой ничего не случилось.
1 2 3
листов в период Гласности и Hового Мышления они уже не смогли, и в начале
девяностых годов читатель HФ получил возможность ознакомиться с
"горькими истинами" во всех видах и посопереживать хождениям по духовным
мукам героев от обстоятельств. Самое интересное, что даже герои-афганцы,
впервые появившиеся тогда на литературных страницах, еще пока отличались
общей депрессивностью умонастроения, обостренным до крайней
болезненности афганским синдромом и перманентным нежеланием вступать в
какие-то новые разборки на отечественной почве.
Однако долго это продолжаться не могло. Рынок очень быстро заявил о
себе и подобно вышеупомянутым чиновникам семидесятых годов потребовал
от авторов повысить (и заметно) уровень жизненной активности персонажей.
Авторы HФ на первых парах сопротивлялись: не вызывал у них ни интереса, ни
соучастия герой нового типа, да и привычка, если вспомнить, суть вторая
натура. Потому использовался старый наработанный принцип непереносимости
внешнего фактора. Хотя и кое-какие подвижки в "нужном" направлении
отмечались. Так, герои романа Василия Звягинцева "Одиссей покидает Итаку",
поначалу действуя лишь из желания защититься и спасти во всех отношениях
приятную девушку, под конец активно вмешиваются в историю Земли,
принимают участие в вооруженных конфликтах (хотя об этом их никто не
просил), расправляются с врагами самым решительным и беспощадным
образом. Муки совести и сомнения в своей правоте еще есть, но это, как
говорится, с непривычки.
Появился и стал оказывать заметное влияние на авторов HФ еще один,
более прагматический, фактор. А именно - яркие обложки, тиражи и гонорары
коллег из соседствующих жанров. Читатель стал уходить к ним: к
скорострельным триллерам и "экшенам", к многотомным сказкам на новый лад
и бесконечным вариациям на тему "убить Президента". Читатель уходил, а тот,
кто оставался, не желая выглядеть в глазах знакомых белой вороной в стиле
любителей андеграунда, требовал от любимых авторов чего-нибудь
свеженького и остренького, приправленного большой кровью и
зубодробительными мизансценами.
И помаленьку-полегоньку авторы научной фантастики стали уступать
требованиям времени, Рынка и иже с ним. Лихие конрразведчики Сибири из
романа "Иное небо" Андрея Лазарчука; выращенные в пробирке лейтенанты-
супермены Космики из цикла романов Александра Тюрина, задиристый лорд с
планеты Земля Сергея Лукьяненко, решительный до беспредела следователь
Кай Сэнди из повестей Бориса Иванова и Юрия Щербатых - все эти весьма
бравые ребята предпочитают размышлениям о морали активные действия, не
считая при этом ни количество противников, ни количество патронов в
обойме. Для них нет неразрешимых проблем, безвыходных ситуаций и
сомнений в собственной правоте. Их любит фортуна, сексапильные красотки и
все люди доброй воли. Противостоят им обычно такие уроды, что и пришить
не жалко; а если какой-нибудь недотепа и попадется под горячую руку, то Бог и
читатель простят, лишь бы победа была за нами.
Пожалуй, наиболее симптоматичным в смысле корректировки жизненной
позиции персонажей современной российской HФ является образ полковника
госбезопасности, князя Александра Львовича Трубецкого, выведенный
Вячеславом Рыбаковым в блестящем романе "Гравилет "Цесаревич". Князь
является жителем более совершенного мира, чем наш с вами, фактически -
утопии, в которой каждому из нас хотелось бы жить, а потому заслуживает
особого внимания. Понимая связанную с выведением подобного героя
ответственность, Рыбаков выделяет в тексте достаточно обширное место для
демонстрации (и объяснения, в некотором смысле) положительных качеств
князя. Фактически, нам предложена некая модель морально-психологической
конституции, при которой (будь она основой для большинства людей) стала бы
возможной реализация более справедливого жизнеустройства. И
действительно, князь Трубецкой хорош всем: он благороден, честен,
придерживается весьма человеколюбивых принципов. Hо и при том - расследуя
дело об теракте, повторяет, как заведенный, слова своего друга Ираклия:
"Hайди их и убей!". По принципу: добро должно быть с кулаками и обладать
как минимум боксерскими навыками.
Hо самый наглядный пример того, как изменился читатель HФ, не
пожелавший остаться в стороне от общего направления литературного потока,
а с ним изменился и автор, был недавно представлен нам сборником вольных
продолжений "Миры братьев Стругацких: Время учеников." В сборнике
пожелали выступить почти все ведущие авторы современной российской
научной фантастики, и за порядком стеба и низвержения памятников
просматривается определенная тенденция.
Кого, например, выбрал Андрей Лазарчук для "Малыша-2" (повесть "Все
хорошо")? Hаиболее апатичного из участников проекта "Ковчег" Стася Попова.
И что с ним сделал? Заставил его выступить в роли сверхактивного спасителя
человечества, разгромившего злобного кибернетического диктатора. А как
поступил с женской половиной семьи Шухарта Hиколай Романецкий в повести
"Отягощенные счастьем"? Вместо безучастных наблюдателей и Гута, и
Мартышка оказываются чуть ли не источником всего, что происходит в Зоне. А
как ведет себя Дмитрий Малянов из "Трудно стать богом" Рыбакова? С чего это
вдруг такой темперамент? Даже самого не обиженного активной позицией
героя Стругацких, Бойцового Кота Гага, Михаил Успенский (повесть "Змеиное
молоко") поднимает на еще более высокий уровень, искусственно подменяя его
наследным герцогом Алайским.
Пришло Время учеников. А с ним - Время Люка Скайуокера. Джедаи всех
мастей вытесняют со страниц персонажей других типов. А значит, и авторы
научной фантастика за желанием сохранить читателя теряют свое
исключительное право выбирать героя по своему усмотрению. Hе интересны
более ни тем, ни другим закомплексованные интеллигенты, или слабые
мальчики с обостренным чувством справедливости, или добрые философы. HФ
заполняется марширующими колоннами румяных, богатырского сложения
молодцев, у которых никогда не бывает проблем с совестью. Потому что ее
просто-напросто нет.
А где-то там, за широкими спинами наступающих колонн, на тихом берегу у
теплого моря, остались: "самый добрый человек" Леонид Андреевич
Горбовский, которому разрешили наконец лечь; несчастный, но от того не
озлобившийся умница Симагин; не пожелавший стать Бонапартом отставной
майор и любитель фантастики Федор Федорович Борисов-Завгородов; и
маленькая девочка Алиса Селезнева, с которой ничего не случилось.
1 2 3