Отсутствовал он больше получаса, а вернувшись, молча отхлебнул из фляжки, закусил конфетой и глянул на меня с удивлением:
- Вы четко его просекли. В ночь с понедельника на вторник младший сержант Чернореченский в казарме отсутствовал. Находился в самовольной отлучке. Явился перед самым подъемом.
- Понятно, а когда он ушел в самоволку?
- Как всегда, сразу же после отбоя, а может, и раньше.
- И частенько он выделывает подобное?
- Не чаще, чем остальные. Тем более, что парней, живущих в нашем городе, мы отпускаем на ночь почти каждую неделю с субботы на воскресенье. Разумеется, если за прошедший период времени у них не было взысканий. Вам, очевидно, нужно с ним поговорить? Я все устрою.
- Ни в коем случае! - остановил я услужливого прапора. - А в эту субботу, то есть сегодня, ему тоже положена увольнительная?
- Конечно. Он немного недотепа, но работу выполняет старательно, а тем более у него такое горе. Смерть отца. Так что сегодня после работы с двадцати часов и завтра до обеда он будет находиться в увольнительном отпуске.
- Хорошо. А как вы думаете, куда он отправится? Домой к матери или к девушке?
- Наверное, к матери. Какая уж теперь девушка?
- А она у него есть?
- Чего не знаю, того сказать не могу. А как не быть? Парню уже двадцать лет.
- Большое спасибо, друг, за информацию. Хотелось бы вас попросить...
- Я вас понял. Можете не волноваться - разговор между нами.
* * *
Несмотря на то что время было раннее и до прихода сына оставалось не меньше четырех часов, Галина Георгиевна Чернореченская пребывала в хлопотах. Нахлобучив поварской колпак и такой же белоснежный халат, она сосредоточенно и усердно хлопотала по хозяйству. В ожидании любимого дитяти она с восторженным самозабвением выкладывала на противень какие-то замысловатые кренделя и лепешки, которые в итоге должны были превратиться в грандиозный торт или какую-то подобную хреновину. Мой неожиданный приход ее не обрадовал, наоборот, судя по недовольно дернувшемуся носику, огорчил. Однако, соблюдая элементарные правила вежливости, она пригласила меня в комнату, где я впервые мог ее как следует рассмотреть.
Для своих сорока лет выглядела она прекрасно. Наверное, этому способствовал ее маленький рост и хрупкая подвижная фигурка. Чувственный, чуть приоткрытый рот и вопрошающие глаза говорили о том, что Галина Георгиевна знает в этой жизни много того, чего не знаем мы, и даже не прочь, пожалуй, поделиться некоторыми своими секретами. Почему-то мне захотелось ее потрогать где-нибудь в области живота или задницы.
- Слушаю вас, - устав от моего нескромного взгляда, поторопила она. - И не скажете ли, любезный, кто вы такой и что вам нужно?
- Зовите меня просто Костей, - великодушно разрешил я. - А пришел я к вам, дабы выразить свои соболезнования по поводу трагической гибели вашего бывшего мужа Анатолия Ивановича Чернореченского.
- Да какое там к черту соболезнование! - вздрогнув, возмутилась она. Скотина, бросил меня с десятилетним пацаном. Старая я для него, видите ли, стала! Качеством повыше захотелось! А каково было мне? С мальчишкой, который растет как на дрожжах и ест в три раза больше меня. Про это он не подумал.
- Ну почему же? - на всякий случай вступился я за покойника. Наверное, он помогал вам материально.
- Он помогал? - до глубины души возмутилась женщина. - Он только "завтраками" кормил и даже нашу трехкомнатную, торопясь, умудрился разменять на две однокомнатные. Чтобы на первое время было куда привести молодую жену. Мы с Андрюшкой чуть ноги не протянули. До того доходило, что в доме не было даже хлеба. Это я вам говорю в прямом смысле слова. Несколько раз я ходила к нему на работу, обращалась в суд, пытаясь вытрясти из него хотя бы ничтожные алименты. И что вы думаете? Какой он финт сделал? Завел на имя Андрея книжку с условием, что вклад мой сын может снять только по достижении восемнадцати лет. Да и денег-то там, стыдно сказать, кот наплакал. Только и хватит, чтобы дать Андрюшке высшее образование, которого я, благодаря все тому же Чернореченскому, не имею.
- Что так?
- Все очень просто. Мы познакомились с ним на втором курсе экономического факультета, когда мне было девятнадцать лет. Начали встречаться, и вскоре я забеременела. Кто мог подумать, что все случится так быстро и сумбурно. В общем, едва мы закончили второй курс, как я родила Андрея. Некоторое время, наверное больше полугода, мне помогала ныне покойная мама. Но я-то знала, что, отдавая нам последние крохи, сама она живет впроголодь. Да и нам тех несчастных денег хватало только на детское питание, ясли да распашонки. Промучившись так какое-то время, я на все плюнула и, не закончив даже половины третьего курса, ушла из института.
Пошла работать учетчицей в какое-то СМУ. Заметьте, пошла на стройку, а не в какую-нибудь контору, где тепло, светло и сухо. Почему я это сделала? Да только потому, что Анатолий, все рационально взвесив и просчитав, сказал, что заработок там в два раза выше, чем в какой-нибудь бухгалтерии.
Согласившись с его доводами, я четыре года вламывала на стройках в пыли и грязи. Мерзла в прокуренных вагончиках, заботливо окруженная хамством мужиков и бабским откровенным матом. А после всего этого, едва дождавшись конца смены, я сломя голову бежала за Андрюшкой, сначала в ясли, а потом и в садик.
- Ничего, - утешал меня Чернореченский. - Погоди, Галка, потерпи, совсем немного осталось. Вот закончу институт, найду хорошую работу, ты восстановишься в институте, и заживем мы с тобой радостно и счастливо всем людям на зависть.
И я ждала. Он закончил институт, но никакой сказки у нас опять не получилось. Его оклад был меньше моего в два раза.
- Перебьемся, Галка, - гладя меня по голове, вновь утешал он. - Потерпи еще чуть-чуть. Найду хорошую работу, и все проблемы отпадут сами собой.
И я ждала. Ждала еще три года, надеясь, что и впрямь все образумится.
Но однажды, через свою знакомую, я узнала, что Анатолий уже больше года как перешел на другую работу, где получает совершенно бешеные деньги. И это было для меня настоящим ударом. Перестройка с приватизацией шла полным ходом, жрать дома было нечего, а он, как и прежде, приносил мне копейки, якобы с прежней скромной зарплаты. Андрей ходил в первый класс, и я билась из последних сил, чтобы мой ребенок в школе выглядел не хуже других.
Об институте я уже не мечтала. К тому времени я научилась выкладывать плитку, клеить обои и потому почти каждый вечер подрабатывала. Домой приходила к полуночи, едва доползала до кровати и забывалась до следующего утра. Можете себе представить мое состояние, когда я узнала, что за один день Чернореченский получает столько, сколько я за месяц своего каторжного труда. Это была настоящая бомба.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29