Избавляясь от части мира, мы избавляемся от себя. Я специально хочу вас запутать, потому что сама не могу найти вопрос - точнее, вопрос-то я нашла, а теперь - где ответ? Стоит упустить вопрос, как появляется ответ. Нет ответа - и вопрос уполз в сторону. Расползаются, как жуки. Вот и лови их! Сарина рассматривала жука, впервые увидев этот вид - крылышки синенькие, а лапки - желтые. На самом деле жук ее волновал не больше, чем она - жука. Сарина краем глаза и частью разума следила за Томасом. Томас разжигал костер. Дым уже поднимался к небу, огибая эвкалиптовые ветки на той стороне границы. Томас и Сарина расположились в осиновом лесу, единственном лесу на пути к золотым воротам. Везде - редкий кустарник чакча-вакча с сиреневыми цветами. Цветы осыпались, и зеленые ветви торчали без них. Пахло дымом. Сарина оглянулась, перестала делать вид, что ищет жука, и подошла к костру.
- Целый день! - сказала она. - Мы идем целый день! Где же золотые ворота?
- Еще день, - сказал монах, - еще день! Я говорил тебе - еще день. Всего два дня.
- Хочу сейчас, - сказала Сарина, - хочу сейчас к золотым воротам.
Монах ничего не ответил на эти слова. Он ломал своими мускулистыми худыми руками ветки эвкалипта, которые подобрал на этой стороне - ветер обрывал ветки и заносил их на эту сторону.
Вдруг из-за толстых, хорошо просвечиваемых солнцем и довольно далеко стоящих друг от друга гладких широких стволов эвкалипта появился маленький человек и принялся двигаться к ним. Монах отчетливо видел маленькую шапочку-берет человека, бряцающее оружие у него за спиной - меч и кинжал, но так как меч и кинжал были рассчитаны на нормального человека, а не на Амана (а это был он, Аман), то казались настоящими великанами рядом с маленьким человеком.
Аман приблизился, и, сняв свою шапочку, сказал: "Здравствуйте!"
5. АМАН
Как только Аман приблизился, монах толкнул Сарину так, что она упала в кусты и замерла там, даже не успев вскрикнуть, а потом заснула.
- Здесь, кажется, сидела женщина, - сказал Аман, поздоровавшись и указывая на то место, где сидела Сарина - после рассматривания жука она успела сесть, и тут появился Аман. Покрывало, которое несла Сарина с собой (естественно, нес монах, но оно нужно было Сарине), еще хранило следы ее башмачков, и в складках синего атласного покрывала замерли бусы - желтые янтарно-коричневые бусы.
- Хорошие бусы, - сказал Аман, поднимая цепочку золотых камней. Такие есть только у Сарины. Ей отец привез из Индии.
Монах молчал. Он стоял, как изваяние, и только мысль двигалась в нем. По его худому лицу двигались невидимые судороги. "Неужели конец, - думал Томас, - конец моей счастливой монашеской жизни. Я жил пятьдесят восемь лет, но мне кажется - что один день, и я хочу еще, хочу - еще".
Аман угадал его мысли. Он сел у костра и закурил трубочку. Терпкий дым табака смешался с дымом эвкалиптовых мыслей - ветки мыслили, и их думы навевали на человека странный сон.
"Может быть, я так же умру, как этот человек, который сейчас боится смерти", - думал Аман, глядя на Томаса. Томас был моложе Амана. Отсутствие людей и злобы вернули ему человеческий лик - лик незапятнанного ничем восемнадцатилетнего юноши. Иногда старики моложе нас, и я почувствовала это на собственном опыте.
Аман снова закурил, вдыхая дым костра. Теперь уже он принимал в себя мысли огня - древние умели общаться с природой и внутри себя, и - вне.
- Отец ищет дочь, - сказал он, - и он найдет ее.
Ни слова больше ни говоря, он поднялся и, повернувшись спиной, ушел. Томас видел, как болтается на его уродливой кряжистой спине нож и кинжал кинжал с длинной рукояткой и лезвием раньше назывался "мечом".
Томас молчал. "Смогу ли я любить ее, как раньше? - подумал он, иногда и мысли - ложь".
Сарина проснулась и принялась расспрашивать монаха. "Надо бежать, сказала она, - надо скорее бежать". Она принялась свертывать покрывало и сунула его в руки монаху. "Скорей, - сказала она, - скорей! Мы еще успеем."
Странное оцепенение овладело монахом. Они провели хорошую ночь. Любовь всегда хороша, когда ее мало. Он бросил ветки в огонь - он все держал в одной руке эвкалиптовые ветки, которые ломал, когда пришел Аман, а в другой - покрывало, которое сунула ему Сарина. "Пойдем", - сказал он. "Мы будем счастливы" - это не говорилось, это подразумевалось. Сарине и Томасу не требовалось говорить. Возникла единая мысль - более единая, чем тело. Недаром многие политики сделали себе карьеру через любовь.
"Вернись в монастырь" - шептал ему невидимый голос. Но голос любви был сильнее. Любовь смеется над нами и не воспринимает нас всерьез каких-то человечков, а мы поклоняемся ей и терпим нужду в словах и половых партнерах.
Каждый шаг давался Томасу с трудом. Чем дальше монастырь, тем притягательней его сила. Многие из вас подумали, что Сарина и Томас переспали друг с другом или, как бы это выразиться помягче - устроили половое сношение. В наш век распущенности и свободы только дети вздрагивают от таких слов, а я пишу о людях, которые сами себя погубили. Впрочем, эта фраза пригодна ко всему нашему миру, а не только к Сарине и Томасу, или, предположим, Аману.
Томас стремился как можно дальше уйти от монастыря, чтобы вернуться к нему. Сарина пыталась увести Томаса как можно дальше от монастыря - в этом она угадывала его мысли. Иногда мне кажется, что у женщины нет своих мыслей, а она повторяет только мужские. Тут много рассуждали о любви и огне, пылающем и страстном, так женщина - это кувшин, и он так же пуст, как эхо в горах.
Но везде была равнина. Томас и Сарина шли уже второй день. Вот-вот должны были появиться золотые ворота. Но тут Сарине стало плохо. Напал вдруг кашель, боль в горле и ногах - ноги не могли идти, и пришлось заночевать у брата Томаса - Игоря. Нам дается только два дня, чтобы бежать от напастей, но мы часто используем их не по назначению.
Игорь жил в небольшой избенке типа хаты на краю государства.
6. В ДОМЕ У ИГОРЯ
Игорь и Ольга встретили Сарину. Только не подумайте, что я пишу о себе. У нее были золотистые волосы. Мне уже пятьдесят, а ей было двадцать. Что касается Игоря - то лет тридцать восемь или тридцать - для мужчины возраст не важен.
Игорь был похож на Томаса только глазами - тот же голубой взгляд. Но если у Томаса глаза выцвели и стали серыми, то Игорь и Ольга жили в довольстве уже пять лет - скоро Ольге исполнился бы двадцать один. Детей у них не было. Один отец - это один отец, да и разница в возрасте сказывалась - пятьдесят восемь не тридцать шесть (Игорю было тридцать шесть), но я чувствую, что утомила вас цифрами, так что без дальних цифр скажем, что разговор мужчин был так же бессмыслен, как эти расчеты. Долгое молчание не приучает к болтовне, да к тому же скучно говорить, если видишь мысли друг друга.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13
- Целый день! - сказала она. - Мы идем целый день! Где же золотые ворота?
- Еще день, - сказал монах, - еще день! Я говорил тебе - еще день. Всего два дня.
- Хочу сейчас, - сказала Сарина, - хочу сейчас к золотым воротам.
Монах ничего не ответил на эти слова. Он ломал своими мускулистыми худыми руками ветки эвкалипта, которые подобрал на этой стороне - ветер обрывал ветки и заносил их на эту сторону.
Вдруг из-за толстых, хорошо просвечиваемых солнцем и довольно далеко стоящих друг от друга гладких широких стволов эвкалипта появился маленький человек и принялся двигаться к ним. Монах отчетливо видел маленькую шапочку-берет человека, бряцающее оружие у него за спиной - меч и кинжал, но так как меч и кинжал были рассчитаны на нормального человека, а не на Амана (а это был он, Аман), то казались настоящими великанами рядом с маленьким человеком.
Аман приблизился, и, сняв свою шапочку, сказал: "Здравствуйте!"
5. АМАН
Как только Аман приблизился, монах толкнул Сарину так, что она упала в кусты и замерла там, даже не успев вскрикнуть, а потом заснула.
- Здесь, кажется, сидела женщина, - сказал Аман, поздоровавшись и указывая на то место, где сидела Сарина - после рассматривания жука она успела сесть, и тут появился Аман. Покрывало, которое несла Сарина с собой (естественно, нес монах, но оно нужно было Сарине), еще хранило следы ее башмачков, и в складках синего атласного покрывала замерли бусы - желтые янтарно-коричневые бусы.
- Хорошие бусы, - сказал Аман, поднимая цепочку золотых камней. Такие есть только у Сарины. Ей отец привез из Индии.
Монах молчал. Он стоял, как изваяние, и только мысль двигалась в нем. По его худому лицу двигались невидимые судороги. "Неужели конец, - думал Томас, - конец моей счастливой монашеской жизни. Я жил пятьдесят восемь лет, но мне кажется - что один день, и я хочу еще, хочу - еще".
Аман угадал его мысли. Он сел у костра и закурил трубочку. Терпкий дым табака смешался с дымом эвкалиптовых мыслей - ветки мыслили, и их думы навевали на человека странный сон.
"Может быть, я так же умру, как этот человек, который сейчас боится смерти", - думал Аман, глядя на Томаса. Томас был моложе Амана. Отсутствие людей и злобы вернули ему человеческий лик - лик незапятнанного ничем восемнадцатилетнего юноши. Иногда старики моложе нас, и я почувствовала это на собственном опыте.
Аман снова закурил, вдыхая дым костра. Теперь уже он принимал в себя мысли огня - древние умели общаться с природой и внутри себя, и - вне.
- Отец ищет дочь, - сказал он, - и он найдет ее.
Ни слова больше ни говоря, он поднялся и, повернувшись спиной, ушел. Томас видел, как болтается на его уродливой кряжистой спине нож и кинжал кинжал с длинной рукояткой и лезвием раньше назывался "мечом".
Томас молчал. "Смогу ли я любить ее, как раньше? - подумал он, иногда и мысли - ложь".
Сарина проснулась и принялась расспрашивать монаха. "Надо бежать, сказала она, - надо скорее бежать". Она принялась свертывать покрывало и сунула его в руки монаху. "Скорей, - сказала она, - скорей! Мы еще успеем."
Странное оцепенение овладело монахом. Они провели хорошую ночь. Любовь всегда хороша, когда ее мало. Он бросил ветки в огонь - он все держал в одной руке эвкалиптовые ветки, которые ломал, когда пришел Аман, а в другой - покрывало, которое сунула ему Сарина. "Пойдем", - сказал он. "Мы будем счастливы" - это не говорилось, это подразумевалось. Сарине и Томасу не требовалось говорить. Возникла единая мысль - более единая, чем тело. Недаром многие политики сделали себе карьеру через любовь.
"Вернись в монастырь" - шептал ему невидимый голос. Но голос любви был сильнее. Любовь смеется над нами и не воспринимает нас всерьез каких-то человечков, а мы поклоняемся ей и терпим нужду в словах и половых партнерах.
Каждый шаг давался Томасу с трудом. Чем дальше монастырь, тем притягательней его сила. Многие из вас подумали, что Сарина и Томас переспали друг с другом или, как бы это выразиться помягче - устроили половое сношение. В наш век распущенности и свободы только дети вздрагивают от таких слов, а я пишу о людях, которые сами себя погубили. Впрочем, эта фраза пригодна ко всему нашему миру, а не только к Сарине и Томасу, или, предположим, Аману.
Томас стремился как можно дальше уйти от монастыря, чтобы вернуться к нему. Сарина пыталась увести Томаса как можно дальше от монастыря - в этом она угадывала его мысли. Иногда мне кажется, что у женщины нет своих мыслей, а она повторяет только мужские. Тут много рассуждали о любви и огне, пылающем и страстном, так женщина - это кувшин, и он так же пуст, как эхо в горах.
Но везде была равнина. Томас и Сарина шли уже второй день. Вот-вот должны были появиться золотые ворота. Но тут Сарине стало плохо. Напал вдруг кашель, боль в горле и ногах - ноги не могли идти, и пришлось заночевать у брата Томаса - Игоря. Нам дается только два дня, чтобы бежать от напастей, но мы часто используем их не по назначению.
Игорь жил в небольшой избенке типа хаты на краю государства.
6. В ДОМЕ У ИГОРЯ
Игорь и Ольга встретили Сарину. Только не подумайте, что я пишу о себе. У нее были золотистые волосы. Мне уже пятьдесят, а ей было двадцать. Что касается Игоря - то лет тридцать восемь или тридцать - для мужчины возраст не важен.
Игорь был похож на Томаса только глазами - тот же голубой взгляд. Но если у Томаса глаза выцвели и стали серыми, то Игорь и Ольга жили в довольстве уже пять лет - скоро Ольге исполнился бы двадцать один. Детей у них не было. Один отец - это один отец, да и разница в возрасте сказывалась - пятьдесят восемь не тридцать шесть (Игорю было тридцать шесть), но я чувствую, что утомила вас цифрами, так что без дальних цифр скажем, что разговор мужчин был так же бессмыслен, как эти расчеты. Долгое молчание не приучает к болтовне, да к тому же скучно говорить, если видишь мысли друг друга.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13