Но тучи быстро смыкаются, и на улице снова делается уныло и сумрачно, как в погребе.
Моя секретарша на месте, то есть целиком в поле моего зрения, всякий раз как я отрываю взгляд от писем. Она погружена в чтение какой-то книги, вероятно по истории кино. После «серьезного джаза» это второе увлечение Эдит, для меня столь же необъяснимое, как и первое. Смотреть фильмы — это еще куда ни шло, по крайней мере можешь убить время. Но слепнуть над томищем, чтобы узнать, кто, как и с какой целью делал эти фильмы, такое уже не укладывается в моем воображении. Я бы легко мирился с этой причудой моей секретарши, не отвлекай она меня от раздумий своей манерой сидеть, небрежно закинув нога на ногу.
Было бы несправедливо утверждать, что я пухну от безделья. Напротив, со сделками все обстоит благополучно, и мы с Карлом Ришаром, как последние дурачки, радуемся тому, что «Хронос» прочно обосновался на некоторых рынках и уже прокладывает себе путь на Запад. Среди лежащих передо мной писем есть довольно пространные. Это свежие заказы, и мне невольно приходит в голову мысль, если бы и в другом деле все складывалось так же удачно, можно было бы пуститься в пляс.
Однако с другим делом у меня что-то не клеится. Искусство ждать. И все-таки ожидание не всегда приближает нас к цели. Можно терпеливо, до самоотвержения ждать поезда там, где он не проходит. Порой мне начинает казаться, что я в аналогичном положении. Я обосновался в «Зодиаке» и воображаю, что совершил бог весть какой подвиг, а, в сущности, у меня нет никаких доказательств, что «Зодиак» не просто коммерческое предприятие. Наоборот, наблюдения убеждают меня в том, что это обычная, хотя и весьма солидная, фирма, поддерживающая деловые отношения чуть ли не со всем миром и торгующая всевозможными товарами: стиральными машинами и холодильниками, пылесосами и электрическими плитами, электробритвами и фотоаппаратами, радиоприемниками и телевизорами и даже часами «Хронос». Короче, располагающая всем, кроме необходимой мне информации.
Ван Вермескеркен поглощен торговыми операциями. Начальник отдела вроде меня может войти к исполину в любое время и ничего подозрительного не обнаружит. Какой отдел ни возьми, шефы корпят над бумажками. Один Адам Уорнер несколько менее доступен, но и его задачи едва ли выходят за рамки подбора кадров. Эванс, можно подумать, вообще ничем не занимается, разве что устраивает приемы, подписывает контракты да время от времени встречается с приятелями по случаю очередной попойки. А для председателя такой фирмы, как «Зодиак», это вполне нормально — ничего не делать.
Когда я спросил однажды у Эдит, как ей удалось выведать, что у Эванса есть вторая специальность, женщина ответила:
— Я и не старалась выведывать. Просто у меня есть глаза.
— Я тоже не слепой.
— Да, но ты бегаешь по коридорам и не роешься в архиве, как я. У Эванса, который ничего не делает, слишком большой личный персонал.
— Персонал, состоящий из двух человек.
— И еще трех-четырех, что не находятся при нем неотлучно.
Позже я убедился в ее правоте. Только те трое-четверо, что не находятся при нем неотлучно, скорее всего, выполняют работу прислуги. Хозяин, пусть он даже дутая величина, не может обходиться без слуг, раз он владеет роскошным особняком и загородной виллой.
Райман. Во всей задаче пока что это единственное неизвестное, которое мне удалось найти. Но сколь велика от этого польза? Одно время мой контакт с Моранди казался мне пределом мечтаний. Сейчас я в контакте даже с его шефом, и в каком контакте — нас связывает почти дружба. И все-таки мне кажется, что я осужден вечно дожидаться поезда, который либо вообще не существует, либо проходит где-то в сотнях километров отсюда.
Эдит вправе упрекать меня в самоуверенности. Иной раз я потрясаю этим для острастки, однако только мне ведомо, насколько присуща мне самоуверенность, особенно после года бесплодного ожидания.
Имей я в своем распоряжении людей и необходимую экипировку, Райман наверняка привел бы меня к следующему звену в цепи. Только это все пустые мечты, чтобы коротать время. Вся моя команда — это я сам, а согласно инструкциям, подслушивание и слежка — вне полученных мною правил игры. Не говоря уже о том, что в данных условиях это трудноосуществимо. Разумеется, у меня есть некоторая аппаратура — мои глаза и уши, — которая тоже могла бы выполнять определенную работу, если принять во внимание, что почти каждый день я встречаюсь с Райманом, чтобы распить бутылочку мартини. Но и в этих интимных беседах наши откровения ограничиваются общими темами о погоде, о новых фильмах, о женщинах как таковых, да о проблемах рекламы. Последний, более серьезный разговор состоялся после того, как меня вызывал к себе Уорнер.
— Впутались мы в историю, — пробормотал тогда конопатый. — В сущности, я тебя впутал. Хорошо, что все обошлось благополучно. Прости и забудь!
Вот и все, если не считать того, что мы съели и выпили.
Не стал я ни прощать, ни забывать, и Райман по-прежнему остается у меня на примете, но толку от этого пока никакого. Конопатый постоянно разъезжает — то он в Венеции, то в Женеве, он же устраивает встречи, обеды в честь того или другого лица, и вся эта суета вполне естественна для такого бога рекламы, как Райман, но для того, чтобы понять, где кончается то, что естественно, и начинается нечто другое, надо обладать целым взводом помощников, и притом не третьеразрядных.
Я уже заканчиваю просмотр корреспонденции, во время которого позволяю себе заниматься обдумыванием вещей вроде тех, о которых только что шла речь, как в коридоре раздается мелодичный и многообещающий звонок: сегодня пятница, конец рабочего дня, конец рабочей недели. Эдит отрывает глаза от книги и смотрит на меня, но, так как я все еще занимаюсь письмами, она снова погружается в чтение. Это мне нравится в ней: чиновничьи замашки ей не присущи.
Едва замолчал звонок в коридоре, зазвенел телефон. Секретарша отлично знает, кто мне может звонить, поэтому нажимает на кнопку, и я поднимаю трубку.
— Морис, зайдем выпьем по стаканчику или ты торопишься домой, мой мальчик?
— Я не против, при условии, что угощаю я.
— Чудесно. Через пять минут в кафе.
Вручив папку с корреспонденцией Эдит, я встаю.
— Мы с Райманом заглянем в кафе на углу. Пойдем, если хочешь.
— Ну нет, мерси. Только смотри, чтоб он тебя не потащил по всяким там стриптизам. Мы приглашены на вечер к Питеру.
Еще одна положительная черта в характере моей секретарши: она способна предоставлять свободу, не следует тенью, как ревнивая жена.
Раймана я застаю за столиком у самого окна. Столики здесь маленькие, потому что и само кафе невелико; кокетливое заведеньице, отделанное пластиком, с неоновым светом, с зеркалами, рассчитано на пять-шесть человек, хотя здесь находят приют добрых три десятка детей «Зодиака».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66
Моя секретарша на месте, то есть целиком в поле моего зрения, всякий раз как я отрываю взгляд от писем. Она погружена в чтение какой-то книги, вероятно по истории кино. После «серьезного джаза» это второе увлечение Эдит, для меня столь же необъяснимое, как и первое. Смотреть фильмы — это еще куда ни шло, по крайней мере можешь убить время. Но слепнуть над томищем, чтобы узнать, кто, как и с какой целью делал эти фильмы, такое уже не укладывается в моем воображении. Я бы легко мирился с этой причудой моей секретарши, не отвлекай она меня от раздумий своей манерой сидеть, небрежно закинув нога на ногу.
Было бы несправедливо утверждать, что я пухну от безделья. Напротив, со сделками все обстоит благополучно, и мы с Карлом Ришаром, как последние дурачки, радуемся тому, что «Хронос» прочно обосновался на некоторых рынках и уже прокладывает себе путь на Запад. Среди лежащих передо мной писем есть довольно пространные. Это свежие заказы, и мне невольно приходит в голову мысль, если бы и в другом деле все складывалось так же удачно, можно было бы пуститься в пляс.
Однако с другим делом у меня что-то не клеится. Искусство ждать. И все-таки ожидание не всегда приближает нас к цели. Можно терпеливо, до самоотвержения ждать поезда там, где он не проходит. Порой мне начинает казаться, что я в аналогичном положении. Я обосновался в «Зодиаке» и воображаю, что совершил бог весть какой подвиг, а, в сущности, у меня нет никаких доказательств, что «Зодиак» не просто коммерческое предприятие. Наоборот, наблюдения убеждают меня в том, что это обычная, хотя и весьма солидная, фирма, поддерживающая деловые отношения чуть ли не со всем миром и торгующая всевозможными товарами: стиральными машинами и холодильниками, пылесосами и электрическими плитами, электробритвами и фотоаппаратами, радиоприемниками и телевизорами и даже часами «Хронос». Короче, располагающая всем, кроме необходимой мне информации.
Ван Вермескеркен поглощен торговыми операциями. Начальник отдела вроде меня может войти к исполину в любое время и ничего подозрительного не обнаружит. Какой отдел ни возьми, шефы корпят над бумажками. Один Адам Уорнер несколько менее доступен, но и его задачи едва ли выходят за рамки подбора кадров. Эванс, можно подумать, вообще ничем не занимается, разве что устраивает приемы, подписывает контракты да время от времени встречается с приятелями по случаю очередной попойки. А для председателя такой фирмы, как «Зодиак», это вполне нормально — ничего не делать.
Когда я спросил однажды у Эдит, как ей удалось выведать, что у Эванса есть вторая специальность, женщина ответила:
— Я и не старалась выведывать. Просто у меня есть глаза.
— Я тоже не слепой.
— Да, но ты бегаешь по коридорам и не роешься в архиве, как я. У Эванса, который ничего не делает, слишком большой личный персонал.
— Персонал, состоящий из двух человек.
— И еще трех-четырех, что не находятся при нем неотлучно.
Позже я убедился в ее правоте. Только те трое-четверо, что не находятся при нем неотлучно, скорее всего, выполняют работу прислуги. Хозяин, пусть он даже дутая величина, не может обходиться без слуг, раз он владеет роскошным особняком и загородной виллой.
Райман. Во всей задаче пока что это единственное неизвестное, которое мне удалось найти. Но сколь велика от этого польза? Одно время мой контакт с Моранди казался мне пределом мечтаний. Сейчас я в контакте даже с его шефом, и в каком контакте — нас связывает почти дружба. И все-таки мне кажется, что я осужден вечно дожидаться поезда, который либо вообще не существует, либо проходит где-то в сотнях километров отсюда.
Эдит вправе упрекать меня в самоуверенности. Иной раз я потрясаю этим для острастки, однако только мне ведомо, насколько присуща мне самоуверенность, особенно после года бесплодного ожидания.
Имей я в своем распоряжении людей и необходимую экипировку, Райман наверняка привел бы меня к следующему звену в цепи. Только это все пустые мечты, чтобы коротать время. Вся моя команда — это я сам, а согласно инструкциям, подслушивание и слежка — вне полученных мною правил игры. Не говоря уже о том, что в данных условиях это трудноосуществимо. Разумеется, у меня есть некоторая аппаратура — мои глаза и уши, — которая тоже могла бы выполнять определенную работу, если принять во внимание, что почти каждый день я встречаюсь с Райманом, чтобы распить бутылочку мартини. Но и в этих интимных беседах наши откровения ограничиваются общими темами о погоде, о новых фильмах, о женщинах как таковых, да о проблемах рекламы. Последний, более серьезный разговор состоялся после того, как меня вызывал к себе Уорнер.
— Впутались мы в историю, — пробормотал тогда конопатый. — В сущности, я тебя впутал. Хорошо, что все обошлось благополучно. Прости и забудь!
Вот и все, если не считать того, что мы съели и выпили.
Не стал я ни прощать, ни забывать, и Райман по-прежнему остается у меня на примете, но толку от этого пока никакого. Конопатый постоянно разъезжает — то он в Венеции, то в Женеве, он же устраивает встречи, обеды в честь того или другого лица, и вся эта суета вполне естественна для такого бога рекламы, как Райман, но для того, чтобы понять, где кончается то, что естественно, и начинается нечто другое, надо обладать целым взводом помощников, и притом не третьеразрядных.
Я уже заканчиваю просмотр корреспонденции, во время которого позволяю себе заниматься обдумыванием вещей вроде тех, о которых только что шла речь, как в коридоре раздается мелодичный и многообещающий звонок: сегодня пятница, конец рабочего дня, конец рабочей недели. Эдит отрывает глаза от книги и смотрит на меня, но, так как я все еще занимаюсь письмами, она снова погружается в чтение. Это мне нравится в ней: чиновничьи замашки ей не присущи.
Едва замолчал звонок в коридоре, зазвенел телефон. Секретарша отлично знает, кто мне может звонить, поэтому нажимает на кнопку, и я поднимаю трубку.
— Морис, зайдем выпьем по стаканчику или ты торопишься домой, мой мальчик?
— Я не против, при условии, что угощаю я.
— Чудесно. Через пять минут в кафе.
Вручив папку с корреспонденцией Эдит, я встаю.
— Мы с Райманом заглянем в кафе на углу. Пойдем, если хочешь.
— Ну нет, мерси. Только смотри, чтоб он тебя не потащил по всяким там стриптизам. Мы приглашены на вечер к Питеру.
Еще одна положительная черта в характере моей секретарши: она способна предоставлять свободу, не следует тенью, как ревнивая жена.
Раймана я застаю за столиком у самого окна. Столики здесь маленькие, потому что и само кафе невелико; кокетливое заведеньице, отделанное пластиком, с неоновым светом, с зеркалами, рассчитано на пять-шесть человек, хотя здесь находят приют добрых три десятка детей «Зодиака».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66