ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 


МАСКА ХЁТТОКО


На мосту Адзумабаси толпится народ. Время от времени подходит
полицейский и уговаривает всех разойтись, но толпа тут же образуется
снова. Все ждут, когда под мостом пройдут лодки, направляющиеся на
праздник цветущей вишни.
По одной и по две лодки плывут вверх по реке, уже поднимающейся от
прилива. Над многими натянута парусина, к которой прикреплены
свешивающиеся донизу белые в красную полосу занавески. На носу водружены
флаги и старые вымпелы. Все сидящие в лодках, видимо, слегка навеселе.
Из-за занавесок можно разглядеть людей, которые, обмотав голову полотенцем
на манер женщин из Ёсивара или торговок рисом, играют в кэн, выкрикивая:
"Раз, два!" Кто-то пытается петь, качая в такт головой. Сверху, с моста,
все это кажется очень забавным. Когда мимо проплывают лодки с музыкантами,
толпа на мосту разражается громкими возгласами. Кто-то даже кричит: "Вот
дурачье!"
С моста река похожа на оловянную пластинку, поблескивающую на солнце,
временами на волнах от проходящих катеров вспыхивает ослепительная
позолота. И, как укусы вшей, вонзаются в эту гладкую водную поверхность
бодрый стук барабанов, звуки флейты и сямисэна. От кирпичных стен
пивоваренного завода Саппоро далеко за насыпь тянется что-то закопченное,
грязно-белое - это и есть вишни, которые сейчас в цвету. У пристани
Кототои собралось множество японских и европейских лодок. Шлюпочный сарай
университета заслоняет их от солнца, и отсюда видно только, как движется
что-то грязное и темное.
Но вот из-под моста вынырнула еще одна лодка. Как и все прежние, это
четверка, направляющаяся на праздник цветущей вишни. Укрепив на лодке
красно-белые занавески с полосатым вымпелом таких же цветов, гребцы,
повязавшие голову полотенцами с нарисованными на них алыми цветками вишни,
поочередно гребут веслами и отталкиваются шестом. И все же лодка идет не
очень быстро. В тени занавесок сидит с десяток человек. Пока лодка не
вошла под мост, они наигрывали на двух сямисэнах не то "Весна в сливовом
цвету", не то еще что-то, а когда песня кончилась, оркестр заиграл
праздничную музыку. Зеваки на мосту снова разражаются восклицаниями.
Слышится плач ребенка, придавленного в сумятице. Потом пронзительный
женский голос, выкрикивающий: "Эй, смотрите! Вон, танцует!" На палубе
мужчина невысокого роста в шутовской маске хёттоко как-то нелепо прыгает
под музыку.
Он еще раньше снял верхнюю одежду из ткани, какие делают в Титибу, и
выставил на обозрение яркую, в узорах нижнюю рубашку с узкими рукавами.
Что он сильно пьян, ясно уже потому, что воротник его с черным обшлагом
небрежно распахнут, темно-синий пояс развязался и болтается сзади. Танцует
он, конечно, тоже по-сумасшедшему. Совершает какие-то неуклюжие
телодвижения и без конца размахивает руками в подражание священным танцам.
Но и это выглядит так, будто, сильно опьянев, он не владеет своим телом, и
иногда кажется, что он потерял равновесие и просто двигает руками и
ногами, чтобы не свалиться в воду.
Это было еще смешней, и на мосту оживленно загалдели. И, смеясь, все
обменивались критическими замечаниями:
- Вот это походка!
- Развеселился как! И откуда это чучело?!
- Потеха! Ой, смотрите, спотыкается!
- Лучше б он без маски танцевал!
И все в таком духе.
Тем временем - вино, что ли, подействовало сильнее, - движения
танцора становились все более странными. Голова его с завязанным у
подбородка праздничным полотенцем качалась, как стрелка испорченного
метронома, чуть не свешиваясь за борт лодки. Лодочник даже забеспокоился и
дважды его окликнул, но тот, казалось, и не слышал.
И вдруг боковая волна от проходящего катера высоко подбросила лодку.
В этот момент человечек в маске, будто от удара, подался на три шага
вперед, описал последний большой круг и, остановившись, как прекративший
вращение волчок, упал навзничь на дно лодки, задрав ноги в трикотажных
штанах.
Зеваки на мосту снова расхохотались. В лодке от этого толчка,
кажется, даже сломалась ручка сямисэна. Из-за занавесок видно было, как
пьяная шумная компания в смятении то привставала, то садилась. Игравший
вовсю оркестр неожиданно умолк, будто задохнулся. Стали слышны только
громкие голоса. Поднялся переполох. Через некоторое время из-под тента
выглянул человек с красным лицом и, растерянно жестикулируя, что-то
скороговоркой сказал лодочнику. Тогда лодка почему-то взяла круто вправо и
направилась не в ту сторону, где цвели вишни, а к противоположному берегу,
к Яманосюку.
О смерти человека в маске зеваки на мосту узнали спустя десять минут.
Более подробные сведения были помещены в газете на следующий день в отделе
"Разное". Там было сказано, что звали этого чудака Ямамура Хэйкити и что
умер он от кровоизлияния в мозг.

Ямамура Хэйкити - владелец полученной в наследство от отца
художественной лавки в Вакамацу-мати, в районе Нихомбаси. Умер он в
возрасте сорока пяти лет, оставив веснушчатую жену и служившего в армии
сына. Они были не очень богаты, но все же имели прислугу и жили,
по-видимому, не хуже других. Рассказывают, что во время японо-китайской
войны они занялись скупкой натуральной малахитовой краски где-то в
окрестностях Акита и не прогадали, а раньше магазин славился только своей
старинной репутацией, товары же, составлявшие его особую гордость, можно
было пересчитать по пальцам.
Хэйкити - круглолицый, лысоватый, с мелкими морщинами вокруг глаз,
чем-то забавный человек и перед всеми заискивает. Больше всего он любит
выпить и, выпив, становится добродушным. Но вот есть у него привычка - как
выпьет, так и принимается за свои странные танцы. Как сам он рассказывал,
началось все с того, что он учился танцевать у хозяйки заведения Тоёда на
улице Хаматё, бравшей уроки танцев жриц; в те времена и в Симбаси, и в
Ёситё священные танцы были в большом ходу. Но, конечно, хвастаться своим
искусством ему не приходится. Грубо говоря - танцы его какие-то
сумасшедшие, выражаясь мягче - они немногим приятнее, чем движения актеров
Кабуки. Однако он и сам, видно, это осознает и в трезвом виде даже не
упоминает о священных танцах. "Ямамура-сан! Изобрази-ка что-нибудь!" -
говорят ему, но он уклоняется, сводя все к шутке. И все же, стоит ему
приложиться к божественному напитку, как он тотчас повязывает голову
полотенцем, изображает звуки флейты и барабана, становится в позу и
подергивает плечами, охваченный желанием танцевать в маске свои шутовские
танцы.
1 2 3