— А это одно и то же, дорогая мама, — сказала Эвелин, стоявшая у окна. — Надеюсь, его не схватят, — она вздохнула, сочувствуя неизвестному храбрецу.
— Ты надеешься, что его не схватят, Эвелин! — ее светлость была вне себя от гнева. — Да он же опасный, злокозненный бунтарь! И его поймают, можешь не сомневаться!
— Как сказать... — усомнился капитан.
— Почитайте сами! — леди Кинастон протянула капитану газету.
Гейнор взял ее. Леди Кинастон указала, что следует прочесть, но в этом не было необходимости: сразу бросалось в глаза набранное жирным шрифтом объявление в конце второй колонки:
«ПРАВИТЕЛЬСТВЕННОЕ СООБЩЕНИЕ
Правительству его величества известно, что злокозненный бунтарь и якобитский шпион капитан Дженкин в настоящее время находится в Англии. Министр его величества заявляет, что каждый, кто передаст сведения, способствующие поимке и задержанию вышеупомянутого мятежника, получит из казны его величества вознаграждение в сумме одна тысяча двести гиней».
— Судя по всему, цена за его голову растет, — заметил капитан, возвращая газету ее светлости. — Бедняга! — добавил он и вскоре под благовидным предлогом покинул гостиную и поспешил в сад к Дамарис.
— Мадемуазель! — капитан склонился перед девушкой в глубоком поклоне. — Увы, я пришел попрощаться с вами, но перед отъездом мне хотелось бы поверить вам нечто конфиденциальное, если вы удостоите меня такой чести.
Дамарис вспыхнула и тут же побледнела, потупив карие глаза. Рука ее, потянувшаяся к розе, дрогнула. Капитан Гейнор вдруг понял, что она неправильно истолковала его слова и невольно выдала свои чувства, и эта мысль кинжалом пронзила его сердце.
— Слушаю вас, капитан, — еле слышно проговорила Дамарис.
Какое-то мгновение он колебался, потом сдавленным голосом сказал:
— Не угодно ли вам прогуляться по саду? Дамарис не возражала. Они свернули в молодой ельник, прошли по мосту и оказались на главной аллее сада, не сказав за все это время ни слова друг другу. Молчаливое единение их душ радовало Дамарис и повергало в отчаяние капитана.
Дамарис, как ей казалось, понимала, почему капитан привел ее в сад. Она помнила, что он назвал сад зачарованным уголком, где человек должен проститься с честолюбивыми помыслами и побороть в себе тщеславие. Именно здесь они впервые обменялись незначащими фразами. Здесь, под яблоней они и встретились. Здесь он впервые рассказал о себе. Честность и прямота капитана Гейнора восхитили Дамарис, и она не придала значения его заверениям, что ему чужды высокие идеалы. Желание капитана объясниться с ней там, где они встретились впервые, глубоко тронуло Дамарис. В зачарованном саду капитан Гейнор, ничего не приукрашивая, рассказал о себе, а теперь хочет поверить ей одной свою тайну.
Дамарис с радостью пошла за ним в сад, как пошла бы на край света, позови он ее — ведь она уже отдала ему свое сердце. Сейчас она благодарила судьбу за уговор с Эвелин. Для капитана Гейнора она не Дамарис Холлинстоун, богатая наследница. Как приятно и утешительно сознавать, что желанна ты сама, а не твое наследство! И хорошо, что она богата, а капитан Гейнор беден. Какое счастье, что ей даровано благо дающего! Дамарис принадлежала к бескорыстным натурам, готовым все отдать любимому. Она знала, что хороша собой, и это наполняло ее радостью: красота — тоже дар любимому.
Дамарис шла рядом со своим избранником, точно во сне, счастливом сне, который сбылся. Но почему он молчит? Бедный влюбленный, он не решается открыть ей свое сердце. Неужто он в ней сомневается? Видит Бог, сомнения неуместны! Дамарис искоса взглянула на капитана и отметила, что у него изнуренный вид, а лоб нахмурен. Бедняга, зачем он так терзает себя? С каким радостным нетерпением Дамарис ждала его признания! Если бы он знал, что ее ответ сразу рассеет все его опасения, разгладит морщины на челе. И вместе с тем он был еще милей Дамарис за милую робость, столь неожиданную в таком смелом и бесстрашном человеке.
Наконец капитан Гейнор заговорил тихим, спокойным голосом, и первые же его слова пробудили ее от сладостных грез. Дамарис оцепенела.
— Я хотел бы поговорить с вами о сэре Джоне, — начал он. — Я должен сообщить сэру Джону нечто чрезвычайно важное. Моя ответственность так велика, что я не решаюсь обратиться к нему с письмом: не дай Бог, оно попадет в руки тех, кто использует его во зло сэру Джону.
Не видя ничего вокруг, Дамарис шла рядом с капитаном. Лицо ее было мертвенно бледно, глаза расширились и будто потемнели, губы дрожали. Она задыхалась. Но капитан не заметил перемены: он смотрел в сторону, на залитый солнцем луг.
Молча они подошли к розарию за живой изгородью из самшита. Капитан отступил, пропуская даму вперед, потом вошел в розарий, где, будто пламя на снегу, алели красные розы на фоне белых.
— Передайте сэру Джону, мадемуазель, что я безмерно огорчен, что не могу дождаться его возвращения и уезжаю, не простившись с ним. Я не вправе откладывать своего отъезда: с каждым днем промедления тень виселицы все отчетливей нависает надо мной.
Страшный образ вывел Дамарис из оцепенения.
— Виселица? — воскликнула она, и ужас исказил ее прелестное лицо. — Вы в опасности!
Капитан Гейнор намеренно не щадил девушку, уповая на ее понимание. Он обращался не только к сэру Джону, но и к ней, косвенно объясняя несвоевременность признания, которого она так ждала. При виде ее тревоги душа его чуть не разорвалась от боли. Но, верный долгу чести, он ничем не выдал своей душевной муки. Каждый нерв, каждая частичка его плоти настоятельно требовали, чтобы он заключил девушку в объятия, назвал ее, уже послушную его воле, своей. Но спокойный холодный голос чести остерег капитана от вероломства ветреницы-природы, ничего не желающей знать ни о чести, ни о других человеческих установлениях.
Каким же негодяем надо быть, напоминала честь, чтобы отплатить сэру Джону злом за любовь и добрые дела, обмануть его доверие, похитив его единственную дочь, чтобы обречь ее на злоключения и странствия! Если бы сэр Джон был здесь, все могло бы сложиться иначе. Капитан Гейнор честно рассказал бы сэру Джону, что у него на сердце, и ждал бы решения баронета. Без согласия баронета, — а капитан Гейнор полагал, что баронет навряд ли одобрит его намерения, — он не смеет говорить с его дочерью о любви, переполняющей его сердце. Тянуть время до возвращения сэра Джона капитан не мог не только из-за угрожавшей ему опасности, — он достойно встретил бы любую опасность, — само его пребывание в Англии подвергало риску жизнь арестованных якобитов. Если его не поймают, им не смогут предъявить обвинение, стало быть, надо немедленно покинуть страну. Голос чести звучал так отчетливо и ясно, что истолковать его иначе было невозможно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66