Она нервно стукнула хлыстом по краю своей юбки.
— Неприятности будут, пока я веду себя так, а не иначе.
Сенешал пожал плечами и сделал шаг к ней, подумав при этом, что мог бы не утруждать себя, надевая прекрасный желтый камзол из Парижа. Сегодня она была явно равнодушна к его нарядам. Он уныло думал также о том, что будет с ним, когда начнутся эти самые неприятности. Слишком долго он нежился на ложе из роз в этом милом уголке Дофинэ, и сейчас его сердце замирало от страха при мысли о том, как бы от роз не остались одни шипы.
— Как довелось королеве узнать о… мадемуазель… м-м… о ее положении? — спросил он.
Маркиза вспыхнула гневом.
— Девчонка нашла предателя, и этот пес переправил письмо в Париж. Этого оказалось достаточно. Если когда-нибудь волею судьбы или случая он попадется на моем пути, клянусь, его повесят без исповеди.
И вдруг она неожиданно приняла позу просительницы, устремив на него свои прекрасные глаза, готовые, казалось, растопить его.
— Трессан, — начала она вкрадчиво, — вокруг меня одни враги. Но вы не оставите меня? Вы будете на моей стороне до конца — не так ли, мой друг? Могу ли я, по крайней мере, положиться на вас?
— Во всем, мадам, — отвечал он. — Вам известно, с каким отрядом прибудет этот человек, Гарнаш?
— Он прибудет один, — заносчиво ответила она.
— Один, — отозвался Трессан с ужасом. — Один? Тогда… Тогда…
Безвольный и потерянный, он вскинул руки вверх. Маркиза поглядела на него.
— Diable! note 6 Что терзает вас? — бросила она. — Могла ли я принести вам лучшие новости?
— Едва ли вы могли принести мне худшие новости, — простонал он.
Затем, будто пораженный какой-то внезапной мыслью, бросившей отблеск надежды в ужасающую темноту, сгущающуюся над его головой, он вдруг посмотрел вверх.
— Вы намереваетесь сопротивляться ему? — поинтересовался он.
Она секунду глядела на него, затем несколько неприязненно рассмеялась.
— Пш-ш-ш. Вы сумасшедший. Вам ли спрашивать, намереваюсь ли я сопротивляться — я, имеющая самый укрепленный замок в Дофинэ? Клянусь Господом, месье, если вам так необходимо услышать это, то я заявляю вам, что намерена сопротивляться ему и всем, кого бы королева ни послала вслед за ним, до тех пор, пока будет цел хотя бы один камень Кондильяка.
Сенешал облегченно выдохнул и снова принялся жевать свой ус.
— Что вы имели в виду, когда сказали, что я не могла сообщить вам новость хуже той, что он прибудет один? — внезапно спросила она.
— Мадам, — сказал он, — если этот человек прибывает без отряда, а вы не подчиняетесь приказам, которые он везет с собой, как вы думаете, что может случиться?
— Он обратится к вам с просьбой дать людей, которые ему будут нужны для штурма моего замка, — спокойно ответила она.
Он недоверчиво посмотрел на нее.
— Значит, вы осознаете это? — воскликнул он. — Вы это осознаете?!
— Но это же очевидно. Это понял бы и ребенок.
Ее невозмутимость была как порыв ветра для тлеющих углей его страхов. Они вдруг разгорелись в пламя гнева, внезапное и страшное. Такое часто случается с затравленным человеком. Лицо его приобрело фиолетовый оттенок, и он двинулся к ней переваливающейся походкой толстяка, дико размахивая руками и ощетинившись крашеными усами.
— А что будет со мной, мадам? — спросил он, брызгая слюной. — Что будет со мной? Я буду разорен, брошен в тюрьму и, может быть, повешен за отказ предоставить ему людей! Вот что у вас на уме. А с какой стати я, бывший сенешалем Дофинэ пятнадцать лет, должен оканчивать свои дни в опале, и все из-за ваших семейных прожектов в отношении жеманной девицы! Seigneur du Ciell note 7 — ревел он. — Мне кажется, вы сошли с ума! Вы не остановитесь перед тем, чтобы сжечь целую провинцию, лишь бы можно было поступать с этим несчастным ребенком так, как вам вздумается. Но, Ventregris! note 8 Разорить меня…
От возмущения он почти лишился дара речи, широко открывая рот и с трудом дыша, а затем принялся нервно расхаживать по комнате, сложив руки на животе.
Госпожа Кондильяк следила за ним взглядом, и лицо ее было спокойно, а взгляд холоден. Она сейчас напоминала крепкий дуб, не сгибающийся даже под натиском урагана. Когда Трессан закончил, она отошла от камина и, легко постукивая хлыстом по краю юбки своего платья, направилась к двери.
— Прощайте, месье де Трессан, — ледяным тоном произнесла она, повернувшись к нему спиной.
При этих словах он остановился как вкопанный и поднял голову. Его гнев угас, как задутая порывом ветра свеча. Но тут же в сердце сенешала закрался новый страх.
— Мадам, мадам! — вскричал он. — Подождите! Выслушайте меня.
Она помедлила, полуобернулась и презрительно посмотрела на него через плечо, усмехаясь пунцовым ртом, и в каждой черте ее лица сквозило высокомерие.
— Я полагаю, месье, что наслушалась от вас глупостей более чем достаточно, — сказала она, — И убедилась, что вы мне вовсе не верный друг, а всего лишь жалкий болтун.
— О, вы не правы, мадам! — выкрикнул он. — Это не так. Я готов служить вам, как никто другой на свете, вы знаете это, маркиза, должны знать…
Она повернулась, оказавшись с ним лицом к лицу, и ее улыбка сделалась чуть шире, как если бы к ее презрению сейчас примешивалось изумление.
— Легко возражать. Легко говорить: «Я умру ради вас», особенно когда необходимость такой жертвы вовсе не доказана. Но стоит мне попросить вас лишь об одолжении, и что же я слышу: «А мое честное имя, мадам? А мой пост сенешала? Должен ли я быть брошен в тюрьму или повешен, чтобы угодить вам? » Фу! — закончила она, гордо вскинув голову. — Мир полон людьми вашего сорта, а я — увы мне и моей женской интуиции — считала, что вы отличаетесь от остальных.
Ее слова вошли в его душу, как раскаленный меч входит в плоть. Они обожгли и сморщили ее. Он увидел себя таким, каким она вынудила его выглядеть в ее глазах: подлым, презренным трусом, напыщенным краснобаем, когда все кругом спокойно, но показывающим спину при малейшей опасности. Он чувствовал себя самым низким и жестоким человеком, живущим на этой грешной земле, а она — о Боже! — считала его отличным от остальных. Она так высоко его ценила, и вот — он разочаровал ее!
Стыд и тщеславие, перемешавшись, внезапно дали его чувствам новый толчок.
— Маркиза, — воскликнул он, — сказанное вами справедливо, но будьте милосердны. Я совсем другое имел в виду, потому что был вне себя. Позвольте мне искупить свою вину!
При этих словах на смену презрению в ее улыбке явилась невыразимая нежность, уловив которую Трессан осознал: лучше быть повешенным, чем пасть в ее глазах. Он резво скакнул вперед и схватил ее руку, протянутую к нему.
— Я знала, Трессан, — сказала она, — что вы были не в себе, что мой храбрый верный друг не покинет меня, когда осознает, что он сказал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67