— Э-эй! — вскричал Форстер, вскакивая из-за стола. — Что за внезапная спешка?
— Мне очень жаль, сэр, что удача была неблагосклонна к вам, но я должен ехать. Обстоятельства таковы, что…
— К черту ваши обстоятельства! — вспылил Форстер. — Вы не можете уехать просто так!
— С вашего позволения, сэр, я именно так и поступлю.
— А я вам не позволю!
— В таком случае, к моему огромному сожалению, я буду вынужден обойтись без вашего соизволения. Но я еще вернусь.
— Сэр! Это старая сказка!
Криспин в отчаянии обернулся. Затеять сейчас ссору — означало погубить все, и он чудом сдержал свой гнев. У него оставалось еще несколько минут, пока седлали лошадь.
— Сэр, — обратился он к Форстеру. — Если на ваших пальцах найдется драгоценностей хотя бы на половину той суммы, что я у вас выиграл, я готов поставить весь выигрыш на банк, после чего, независимо от результата, я уеду. Согласны ли вы?
По толпе зрителей пробежал шепот недоумения при виде такой беспечной щедрости, и Форстер был вынужден принять его условия. Он снял с пальцев два оставшихся кольца, достал большой бриллиант из медальона на шее и вынул из уха жемчужную серьгу. Все это он положил на стол, где Геллиард уже поставил против него весь свой выигрыш. Как раз в этот момент появился хозяин, чтобы объявить, что лошадь готова.
Криспин бросил кости и выиграл. Собрав драгоценности со стола, Криспин учтиво извинился и покинул комнату.
Синтия не успела отъехать и шести миль по дороге в Дэнхем, как один из ее телохранителей услышал стук приближающихся копыт и обратил внимание на то, что их преследуют. Синтия приказала скакать быстрее, но погоня настигала их с каждой минутой. Снова один из телохранителей обратился к ней с предложением остановиться и встретиться лицом к лицу с преследователями. Но Синтия содрогнулась при этой мысли и, соблазняя своих спутников обещаниями крупной награды, вынудила их скакать еще быстрее. Они проехали еще одну милю, но топот копыт слышался все ближе и ближе, пока они, наконец, не осознали всю тщетность оторваться от преследователей.
Ночь стояла безлунная, но было достаточно светло, чтобы разглядеть силуэт их преследователя, вырисовывающийся на фоне неба в сотне шагов от них.
Несмотря на приказ Синтии не стрелять, один из ее спутников прицелился из мушкета и выстрелил по приближающемуся силуэту.
Синтия вскрикнула от ужаса, и в следующий момент сэр Криспин настиг их. Стрелявший услышал лязг вытаскиваемого меча, и перед его глазами сверкнуло лезвие стали. В следующий момент Криспин ударил его рукоятью меча по голове, свалив с лошади на землю. Его приятель пришпорил коня и быстрее ночного ветра помчался в сторону Дэнхема.
Прежде чем Синтия успела сообразить, что же произошло, седло перед ней было пустым и она направлялась обратно в Стаффорд на лошади, которую вел на поводу Криспин.
— Глупышка! — гневно сказал Криспин, и после этого они ехали молча, каждый погруженный в свои переживания.
Обратный путь занял у них немного времени, и вскоре она вновь стояла во внутреннем дворе гостиницы, из которого выехала больше часа назад. Не желая проходить через общую комнату, Криспин провел ее через боковую дверь, которая послужила ей дорогой к бегству. В коридоре их встретил хозяин и, взглянув на бешеные глаза Криспина, молча ретировался.
Вдвоем они вернулись в комнату, в которой она в одиночестве провела весь день. Она чувствовала себя как провинившийся ребенок и злилась на свою слабость. И все же она стояла посередине комнаты, потупив взор, не решаясь взглянуть на своего спутника, который смотрел на нее с гневом и изумлением. Наконец ровным спокойным голосом он спросил:
— Почему вы убежали?
Его вопрос разжег в ней гневные чувства, как порыв ветра угасающее пламя. Она гордо откинула назад голову и устремила на него смелый взгляд.
— Я скажу вам! — крикнула она и внезапно замолчала.
Огонь погас, в ее глазах читалось бесконечное изумление при виде темного пятна, медленно расплывающегося по его серому камзолу от левого плеча вниз. Ее удивление сменилось ужасом, когда она догадалась, что это за пятно, и вспомнила, как один из ее спутников стрелял в Криспина.
— Вы ранены? — жалобно сказала она.
Его лицо исказила кривая улыбка, еще больше оттенявшая его бледность. Он сделал протестующий жест, который, казалось, истощил последние силы, и рухнул без сознания на пол. Большая потеря крови и постоянное недосыпание сломили этого железного человека.
В, мгновение ока ее гнев испарился. Ей стало страшно от мысли, что он умер и что эту смертельную рану ему нанесли по ее вине. Со стоном она опустилась на колени подле него. Она подняла его голову и положила себе на колени, шепча его имя, как будто этого было достаточно, чтобы привести его в чувство.
— Криспин, Криспин, Криспин!
Она нагнулась и поцеловала его бледный лоб, затем губы, чувствуя легкое подрагивание. Его глаза открылись. Какое-то время его взгляд был затуманенным, затем в глазах возникло удивленное выражение.
Мгновение назад они оба стояли, объятые гневом, и вдруг он оказался на полу, его голова на ее коленях, ее губы на его губах. Как он попал сюда? Что все это значило?
— Криспин, Криспин! — заплакала она. — Слава. Богу, что это только обморок! Слабым голосом он спросил:
— Почему ты убежала?
— Давай забудем об этом, — ответила она нежным голосом.
— Нет, нет, сначала скажи.
— Я подумала… подумала, — она замялась, набираясь сил. — Я подумала, что я тебе на самом деле безразлична, что ты играешь мной, как игрушкой. Когда мне сказали, что ты играешь в кости с джентльменом из Лондона, я разгневалась на тебя за твое невнимание ко мне. Если бы он любил меня, сказала я себе, он бы никогда не бросил меня одну.
Криспин посмотрел на ее взволнованное лицо. Затем он закрыл глаза, и истина обрушилась на него как поток. Сотни вещей, которые он находил странными в последние два дня, теперь для него стали простыми и понятными, наполняя его душу неизъяснимой радостью. Он не мог заставить себя окончательно поверить, что все это не бред, что Синтия рядом с ним и что он понял ее не правильно. Как он был слеп, каким дураком он был!
Но затем его мысли вернулись к сыну, и как будто ледяная рука сковала его члены. Не открывая глаз, он застонал. Он, наконец, нашел свое счастье. Он снова был любим, и любим самым чистым и нежным существом, которого только создал Господь. Его душа наполнилась великой нежностью. В нем возникло жгучее искушение послать к черту данное слово, презреть веру, позабыть про честь и оставить эту женщину себе.
Она любила его, он знал это теперь. И он любил ее, он это сейчас понял. Что по сравнению с этим его честь, вера и клятва? Что по сравнению с этим его сын, который презирает его?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47