Им на плечи падают ленты серпантина. А где-то у стен суетятся мужчины-прислужники с подносами немытой посуды. И вдруг мелькнул Должанский с перепуганным лицом. Я встала из-за столика, хотела подойти, но тут встретила Лизу Донову. Она тоже была испугана: "Бежим отсюда, здесь кто-то умер!" Мы выбежали в коридор, я обернулась: на меня из подвала смотрели полсотни распахнутых глаз, а коридор походил на больничный. И вот я вижу, в глубине коридора пробежал Вадим Должанский. Его явно преследовали: напряженная спина, прижатые лопатки. Он свернул за угол, и следом показался охотник. Лица я не видела, видела лишь узкую спину в солдатской рубашке, обвисшие синие штаны и коротко стриженный затылок. Я побежала за ними следом, свернула за угол и увидела дверь квартиры. Я звонила, колотила ногами, наконец мне открыли: лысоватый мужчина в домашнем халате, за ним стояла его жена с дочкой. "Где они?" - спросила я. Никто ничего не понял. Я вбежала в их квартиру, раскрыла двери во все комнаты, но никого не нашла. Оставалась последняя дверь. Я не могла ее открыть, я колотила в нее, бросала обувь, разложенную в коридоре, но все напрасно. И вдруг после очередного удара она откры-лась, вернее, ее открыли изнутри. Я увидела уборную по типу поезда. В центре стоял плосколицый монгол в солдатской рубахе. Он широко, от скулы до скулы, улыбался, показывая в разрез улыбки белые, плоские зубы, а в руках он держал конец веревки, перепачканный в земле. "Посмотри", - сказал он и отошел от окна. Это было то самое окно с решеткой, выходящее на крышу прямиком из моей квартиры. За окном, вниз головой, укутанный в шинель и обвязанный веревкой за ноги, висел Должан
ский. Мертвый. С окровавленным ртом. И рядом стоял монгол с плоским каннибальским оскалом. Я поняла, что сейчас он примется за меня. Я решила убежать, метнулась к окну, но увидела, что окно на девятом этаже и внизу ржавые кучи металлолома, а сверху - темно-серое клубящееся небо. И стало так тоскливо, так все равно...
Когда бабка Марина и полковник Корнелий повели меня в первый раз в школу, я разглядывала по дороге всех проходящих мимо детей. Думала: кто будет со мной в одном классе. Впереди женщина тащила за руку мальчишку, рыжего, ниже меня почти на голову. "Ну, мам, ну прости!" - ныл он. "Слышать тебя не хочу, Дима", - отвечала она. "Ну, мам!" "Этот будет со мной в одном классе!.." - решила я. Остальные шли - дети как де-ти. Без родителей. С родителями была только я, потому что я была новенькая, и Должан
ский, потому что у него вызвали родителей в школу. Я шла между полковником Корнелием и бабкой Мариной. Корнелий был в мундире и при орденах, меня отдавали в хорошую школу. Бабка Марина несла букет гладиолусов. "Подаришь учительнице, - сказали мне. - Веди себя хорошо. С достоинством. Здесь дети приличных родителей..." Бабка Марина гордилась. Я тоже. Корнелий волновался. "Здесь надо учиться", - говорил он. Мы обогнали Должанского с матерью, бабка Марина оборачивалась посмотреть, насколько "приличная" у него мать.
И я вспомнила тут же мою старую школу в Новосибирске. Маленькую, трехэтажную школу с оврагом и садом. В овраге валялся металлолом, за-росший одуванчиками. В саду стоял горбоносый Ломоносов. На большой перемене мы бегали в сад - разбивать о его нос вареные яйца из столовой. Нос у Ломоносова облупился, как от загара, как будто бы он только что приехал с юга. В школе было легко, весело и одиноко. Мы были маленькими и злобы учителей не замечали. Они были как глухонемые и слепые одновременно и хотели, чтобы мы оглохли, ослепли, онемели - словом, стали получше.
А нам учительница наша - перманент, кримпленовый костюм, школьный журнал под мышкой - запрещала лазать в овраг. "Там ходит убийца детей, говорила она, сверкая очками. - У него набор ножей, он украл их из исторического музея... Помните, мы ходили в музей? Помните ножи? Он прячется в нашем овраге за кустами сирени... - продолжала Римма Ильинична, дрожа лицом. - Скоро приедет милиция, его поймают, отдадут под суд. Суд будет строгий, но справедливый! Приговорят к расстрелу..." Когда наша первая учительница рассказывала нам о маньяках, у нее даже глаза затуманивались. Мы слушали затаив дыхание; под конец рассказа она распалялась до крика, рассказ становился все страшнее и страшнее, и вдруг ни с того ни с сего она выкрикивала: "Диктант!" Она, сама того не зная, очаровывала нас рассказами об убийце. В сумерки овраг манил. На "продленке" мы все бежали в овраг. Мы говорили: "За сиренью", на самом деле мечтали посмотреть на маньяка...
И вот однажды в саду нашли повешенного. Мы все решили, что это он и есть, наш страх и наша мечта, душитель из кустов сирени.
- Зашел так с улицы и повесился! - негодовала Римма Ильинична, поблескивая красноватыми радужками. - Никого не спросил! Другое место не мог подыскать! Это был очень плохой человек! Он плохо, он гадко поступил, потому что он посмел вот так, никого из нас не спросив, распорядиться собственной жизнью... Он, наверное, сделал что-нибудь очень плохое и побоялся народного гнева!
Мы так его и не увидели. Санитары пронесли его мимо нас на носилках под простыней. Только очертания тела проступали, как у спящего. Водитель "скорой помощи" спокойно курил в кабине. Последнее, что мы уви-дели, были ступни повешенного из-под сбившейся простыни, точно такие же, как у живых. Он был почему-то босиком.
В новую школу я пришла в середине октября, десяти лет, с двумя длинными косичками, в душном воротнике "стойка", в новой форме навырост с подшитыми рукавами. Ко мне тут же подошли дети в аккуратных формах и встали в кружок. Бабка Марина велела мне чваниться, поэтому от-вечала я с важностью, немного помолчав после каждого вопроса.
- Как тебя зовут? - спросила полная девочка Лида Яготтинцева.
- Оля, - сказала я, помолчав.
- Откуда ты?
- Из Новосибирска, - медленно отвечала я.
- Это далеко?
Я промолчала. Тогда она подошла ко мне и двумя пальцами пощупала лен-точку в косе. Я важно убрала ее руку...
Моему новому классу я не понравилась, и только вертлявый худенький Должанский воспринял меня совершенно спокойно, совсем необидно хихикая. "Его, наверное, самого не любят", - решила я. На большой перемене, когда мы все переодевались перед физкультурой, дверь в нашу раздевалку распахнулась и мальчишки внесли голого Должанского. "Уйди с прохода, плоская", - сказали мне мальчики и бросили Должанского к моей кабинке. Он был как голая кукла из магазина игрушек.
На уроках я говорила медленно, подбирая слова поумнее, как учи-ла бабка Марина.
- Говори проще, - сказала мне географичка.
- Культура местных индейцев Америки была очень хорошей, - сказала я. Они делали богов из золота. Их боги до
шли до наших дней. Их культура была лучше культуры их завоевателей...
- Четыре с минусом или три с плюсом?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26