Не исключено, что этот народец
и раньше время от времени пытался вступить в союз с людьми, но его каждый
раз отвергали и вынуждали прятаться - по невежеству, из суеверия, а затем
в силу слишком хрупких и нетерпимых представлений о том, что возможно, а
что невозможно. И похоже, что нынче они предприняли новую попытку
подружиться с нами.
Дж.Х. поджидал меня с видом кота, безмятежно устроившегося в птичьей
клетке и не желающего помнить, что к усам прилипли перышки. С ним сидел
какой-то большой летный начальник - радуга орденских планок поперек груди
и орлы на плечах. Орлы были надраены так ярко, что, казалось, испускали
искры.
- Марк, это полковник Дуглас, - объявил Дж.Х. - Он хочет с тобой
побеседовать.
Мы обменялись рукопожатием, причем полковник вел себя гораздо
любезнее, чем можно было ожидать. После чего Дж.Х. вышел из кабинета,
оставив нас вдвоем. А мы еще посидели и помолчали, как бы оценивая друг
друга. Не ведаю, что чувствовал полковник, а я со своей стороны готов
признаться, что мне было не по себе. Я невольно задавался вопросом, что
такого я натворил и к какому наказанию меня приговорят.
- Интересно, Лэтроп, - обратился ко мне полковник, - расскажете ли вы
мне честно, как это произошло? Как вам удалось выяснить про домовых?
- А я ничего не выяснял, полковник. Это был просто-напросто розыгрыш.
Я рассказал ему, как Пластырь распустил язык, обвиняя всех штатных
сотрудников в отсутствии инициативы, и как я придумал байку про домовых
ради того, чтобы свести с ним счеты. А он свел счеты со мной тем, что взял
и напечатал ее.
Только полковника моя версия не устроила. Так он и сказал:
- За этим кроется что-то еще.
Я не сомневался, что он меня не отпустит, пока я не вывалю все
начистоту, - и хоть он не намекал на это ни словом, за его плечами
вставали контуры Пентагона, комитета начальников штабов, операции
"Летающая тарелка" или как там ее назвали, а еще за его плечами витали ФБР
и множество иных неприятностей. Так что я облегчил себе душу, рассказав
все в подробностях, и отдельные подробности безусловно звучали очень и
очень глупо. Однако он словно не заметил глупостей и спросил:
- И что вы теперь думаете обо всем этом?
- Прямо не знаю, что и думать. Может, они из космоса или...
Он спокойно кивнул.
- Нам известно уже довольно давно, что они совершают посадки. Однако
теперь они впервые сознательно привлекли к себе внимание.
- Но что им нужно, полковник? Чего они добиваются?
- Сам бы хотел это понять, - ответил он. Помолчал и тихо добавил. -
Разумеется, если вы вздумаете ссылаться на меня в печати, я буду отрицать
все напропалую. И вы поставите себя по меньшей мере в двусмысленное
положение.
Бог весть, что еще он намеревался сказать, может, всего ничего. Но
тут зазвонил телефон. Я поднял трубку - вызывали полковника. Он бросил
короткое "Да" и стал слушать. Слушал молча, только мало-помалу бледнел. А
когда повесил трубку, то вид у него был прямо-таки больной.
- Что стряслось, полковник?
- Звонили из аэропорта. Случилось нечто несусветное, и буквально
только что. Эти друзья появились непонятно откуда и накинулись на самолет.
Чистили его и полировали, навели на него глянец и снаружи и изнутри.
Персонал не мог ничего поделать, только хлопал глазами...
Я усмехнулся.
- Что же тут плохого, полковник? Просто они отнеслись к вам
по-доброму.
- Вы еще ничего не знаете! Когда они навели на самолет красоту, то в
завершение намалевали на носу домового!..
Вот, пожалуй, и все, что можно рассказать о проделках домовых. Их
атака на самолет полковника осталась, по сути, их единственным публичным
выступлением. Но если они стремились к гласности, то добились своего -
создали запоминающееся зрелище. В аэропорт в то утро завернул один из
наших фотографов, суматошный малый по имени Чарльз: он никогда не
появлялся там, куда его вызывали, зато неизменно возникал без приглашения
на месте необычных событий и катастроф. Никто не посылал его в аэропорт -
его отправили на пожар, который, к счастью, обернулся всего-то небольшим
возгоранием. За каким чертом его занесло в аэропорт, он и сам впоследствии
объяснить не мог. Однако он очутился именно там и снял домовых, полирующих
самолет, - и не один-два снимка, а дюжины две, израсходовав всю наличную
пленку. Более того, он ухитрился снять их телескопическим объективом,
который в то утро засунул в саквояж по ошибке - раньше он никогда им не
пользовался. С тех пор он с этим объективом не расставался, но, по моим
сведениям, ему больше ни разу не выпадало повода его применить.
Снимки вышли - полная прелесть. Лучшие из них мы отобрали для первой
полосы, разверстав их на всей ее площади, да еще не поскупились и заняли
остальными снимками две внутренние полосы. Агентство "Ассошиэйтед пресс"
приобрело на снимки права и распространило по всей стране, и их успели
напечатать во многих крупных газетах, пока кто-то в Пентагоне не прослышал
об этом и не наложил вето. Но поздно: что бы ни предпринял теперь
Пентагон, снимки уже разошлись. Может, они причинили зло, а может, добро,
- так или иначе, исправить этого было уже нельзя.
Наверное, если бы полковник узнал про снимки, он попробовал бы
запретить их опубликование или даже конфисковал. Но о существовании
снимков стало известно только тогда, когда полковник убрался из нашего
города, а то и вернулся в Вашингтон. Чарли где-то застрял - скорее всего в
пивной - и объявился в конторе лишь под вечер.
Когда все в целом дошло до сведения Дж.Х., он принялся метаться по
редакции, рвать на себе волосы и грозил уволить Чарли. Но кому-то из нас
удалось его утихомирить и водворить обратно в кабинет. Снимки поспели к
последнему вечернему выпуску, заняли несколько полос на следующий день, и
мальчишки, продающие газету в розницу, всю неделю ходили с вытаращенными
глазами - так расхватывали номер с домовыми, запечатленными на пленку.
В середине дня, как только ажиотаж чуточку спал, мы с Пластырем опять
отправились на перекресток пропустить по паре стаканчиков. Раньше я не
особо жаловал Пластыря, но тот факт, что нас с ним уволили вместе,
установил между нами что-то вроде приятельских уз: в конце концов, он
показал себя неплохим парнем.
Бармен Джо был горестен, как всегда.
- Это все они, домовые, - выпалил он, обращаясь к нам, и уж можете
мне поверить: никто никогда не говорил о домовых в таком тоне. - Явились
сюда и принесли каждому столько счастья, что выпивка больше просто не
требуется.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10
и раньше время от времени пытался вступить в союз с людьми, но его каждый
раз отвергали и вынуждали прятаться - по невежеству, из суеверия, а затем
в силу слишком хрупких и нетерпимых представлений о том, что возможно, а
что невозможно. И похоже, что нынче они предприняли новую попытку
подружиться с нами.
Дж.Х. поджидал меня с видом кота, безмятежно устроившегося в птичьей
клетке и не желающего помнить, что к усам прилипли перышки. С ним сидел
какой-то большой летный начальник - радуга орденских планок поперек груди
и орлы на плечах. Орлы были надраены так ярко, что, казалось, испускали
искры.
- Марк, это полковник Дуглас, - объявил Дж.Х. - Он хочет с тобой
побеседовать.
Мы обменялись рукопожатием, причем полковник вел себя гораздо
любезнее, чем можно было ожидать. После чего Дж.Х. вышел из кабинета,
оставив нас вдвоем. А мы еще посидели и помолчали, как бы оценивая друг
друга. Не ведаю, что чувствовал полковник, а я со своей стороны готов
признаться, что мне было не по себе. Я невольно задавался вопросом, что
такого я натворил и к какому наказанию меня приговорят.
- Интересно, Лэтроп, - обратился ко мне полковник, - расскажете ли вы
мне честно, как это произошло? Как вам удалось выяснить про домовых?
- А я ничего не выяснял, полковник. Это был просто-напросто розыгрыш.
Я рассказал ему, как Пластырь распустил язык, обвиняя всех штатных
сотрудников в отсутствии инициативы, и как я придумал байку про домовых
ради того, чтобы свести с ним счеты. А он свел счеты со мной тем, что взял
и напечатал ее.
Только полковника моя версия не устроила. Так он и сказал:
- За этим кроется что-то еще.
Я не сомневался, что он меня не отпустит, пока я не вывалю все
начистоту, - и хоть он не намекал на это ни словом, за его плечами
вставали контуры Пентагона, комитета начальников штабов, операции
"Летающая тарелка" или как там ее назвали, а еще за его плечами витали ФБР
и множество иных неприятностей. Так что я облегчил себе душу, рассказав
все в подробностях, и отдельные подробности безусловно звучали очень и
очень глупо. Однако он словно не заметил глупостей и спросил:
- И что вы теперь думаете обо всем этом?
- Прямо не знаю, что и думать. Может, они из космоса или...
Он спокойно кивнул.
- Нам известно уже довольно давно, что они совершают посадки. Однако
теперь они впервые сознательно привлекли к себе внимание.
- Но что им нужно, полковник? Чего они добиваются?
- Сам бы хотел это понять, - ответил он. Помолчал и тихо добавил. -
Разумеется, если вы вздумаете ссылаться на меня в печати, я буду отрицать
все напропалую. И вы поставите себя по меньшей мере в двусмысленное
положение.
Бог весть, что еще он намеревался сказать, может, всего ничего. Но
тут зазвонил телефон. Я поднял трубку - вызывали полковника. Он бросил
короткое "Да" и стал слушать. Слушал молча, только мало-помалу бледнел. А
когда повесил трубку, то вид у него был прямо-таки больной.
- Что стряслось, полковник?
- Звонили из аэропорта. Случилось нечто несусветное, и буквально
только что. Эти друзья появились непонятно откуда и накинулись на самолет.
Чистили его и полировали, навели на него глянец и снаружи и изнутри.
Персонал не мог ничего поделать, только хлопал глазами...
Я усмехнулся.
- Что же тут плохого, полковник? Просто они отнеслись к вам
по-доброму.
- Вы еще ничего не знаете! Когда они навели на самолет красоту, то в
завершение намалевали на носу домового!..
Вот, пожалуй, и все, что можно рассказать о проделках домовых. Их
атака на самолет полковника осталась, по сути, их единственным публичным
выступлением. Но если они стремились к гласности, то добились своего -
создали запоминающееся зрелище. В аэропорт в то утро завернул один из
наших фотографов, суматошный малый по имени Чарльз: он никогда не
появлялся там, куда его вызывали, зато неизменно возникал без приглашения
на месте необычных событий и катастроф. Никто не посылал его в аэропорт -
его отправили на пожар, который, к счастью, обернулся всего-то небольшим
возгоранием. За каким чертом его занесло в аэропорт, он и сам впоследствии
объяснить не мог. Однако он очутился именно там и снял домовых, полирующих
самолет, - и не один-два снимка, а дюжины две, израсходовав всю наличную
пленку. Более того, он ухитрился снять их телескопическим объективом,
который в то утро засунул в саквояж по ошибке - раньше он никогда им не
пользовался. С тех пор он с этим объективом не расставался, но, по моим
сведениям, ему больше ни разу не выпадало повода его применить.
Снимки вышли - полная прелесть. Лучшие из них мы отобрали для первой
полосы, разверстав их на всей ее площади, да еще не поскупились и заняли
остальными снимками две внутренние полосы. Агентство "Ассошиэйтед пресс"
приобрело на снимки права и распространило по всей стране, и их успели
напечатать во многих крупных газетах, пока кто-то в Пентагоне не прослышал
об этом и не наложил вето. Но поздно: что бы ни предпринял теперь
Пентагон, снимки уже разошлись. Может, они причинили зло, а может, добро,
- так или иначе, исправить этого было уже нельзя.
Наверное, если бы полковник узнал про снимки, он попробовал бы
запретить их опубликование или даже конфисковал. Но о существовании
снимков стало известно только тогда, когда полковник убрался из нашего
города, а то и вернулся в Вашингтон. Чарли где-то застрял - скорее всего в
пивной - и объявился в конторе лишь под вечер.
Когда все в целом дошло до сведения Дж.Х., он принялся метаться по
редакции, рвать на себе волосы и грозил уволить Чарли. Но кому-то из нас
удалось его утихомирить и водворить обратно в кабинет. Снимки поспели к
последнему вечернему выпуску, заняли несколько полос на следующий день, и
мальчишки, продающие газету в розницу, всю неделю ходили с вытаращенными
глазами - так расхватывали номер с домовыми, запечатленными на пленку.
В середине дня, как только ажиотаж чуточку спал, мы с Пластырем опять
отправились на перекресток пропустить по паре стаканчиков. Раньше я не
особо жаловал Пластыря, но тот факт, что нас с ним уволили вместе,
установил между нами что-то вроде приятельских уз: в конце концов, он
показал себя неплохим парнем.
Бармен Джо был горестен, как всегда.
- Это все они, домовые, - выпалил он, обращаясь к нам, и уж можете
мне поверить: никто никогда не говорил о домовых в таком тоне. - Явились
сюда и принесли каждому столько счастья, что выпивка больше просто не
требуется.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10