Он еще осмеливается возражать! Толкнул ребенка на преступление и теперь пыжится, словно вошь в шевелюре панка!
— Успокойтесь, дорогая Берта, — поспешил вмешаться я, опасаясь нового побоища.
— О, не бойтесь, — твердым тоном произнесла китиха, — я совершенно спокойна, вот только терпеть не могу заносчивых типов. Этот придурок выламывается тут перед нами, а у самого сын — бандит и свояченица — убийца. Тошнит меня от его вида!
— Моя сестра — убийца! — раздался голос, напоминавший треск мельницы для перца, если ее наполнить дробью.
На сцене появилась жена ювелира. Сокровищем ее никак нельзя было назвать. Подарком тоже. Красный бумазейный халат прикрывал тощее костистое тело. Волосы свисали тонкими прядями, словно щупальца дохлого осьминога. Верхние зубы сильно выдавались вперед над крючкообразным подбородком, губа была слишком мала, чтобы их прикрыть.
Судя по замогильному голосу, бедняжка страдала ларингитом.
Она обвела нас скорбным взглядом. Такой взгляд иногда встречается у клоунов, когда они переусердствуют с гримом.
— Еще одна пожаловала! — прогремела Берта. — Надо полагать, мамаша юного подонка! Какова семейка, а? Постерегите-ка их, Сан-Антонио, пока я обыщу квартирку. Ювелиры, как же! Скупщики краденого, вот кто эти мерзавцы!
— Кто вам дал право нас оскорблять! — возмутилась мадам Надисс. — И не смейте рыться в наших вещах без ордера на обыск! Не имеете права…
— А, голосок прорезался? — хмыкнула Берта. — Продолжайте, я вас внимательно слушаю. Да-да, продолжайте, а мы посмеемся всласть! Полиция не имеет права? Нам запрещено обыскивать логово гангстеров? Может, арестуем их, комиссар? По-моему, неплохая идея! Будем держать в заложниках, пока не найдут мальчишку и потаскуху. В случае чего будет кого отправить на гильотину. Защелкните-ка на них наручники! И побыстрее, пожалуйста. Уважьте меня. К наглым пройдохам, что вопят о своих правах, не должно быть никакого снисхождения! Меня не удивляет, что щенок стал на скользкий путь. Яблочко от яблони, как говорится в Библии. Погодите-ка, ювелир… — Берта нахмурилась. — Какой пример он может подать сыну? Бедное дитя с самого рождения только и видело, что золотишко да камешки! Как тут не преступить закон! В ребенке с младенчества пестовали дурные наклонности! На этот случай есть статья. Растление малолетних, если не ошибаюсь? Наручники, скорее!
Я с трудом утихомирил мегеру. Власть, которой она самочинно себя облекла на сегодняшний вечер, ударила ей в голову. Кровожадные инстинкты, дремавшие под толстым слоем сала, вдруг громко заявили о себе. Мне пришлось повысить голос и сделать страшные глаза, и уязвленная Берта направилась в глубь квартиры, чтобы убедиться, что она совершенно пуста.
Уф! Наконец-то я остался наедине с удрученной парочкой. Похоже, этих бедолаг преследовал злой рок. От них пахло несчастьем, как от других пахнет потом. Они давно варились в невзгодах, возможно, всю жизнь. Мальчик и девочка для битья, урожденные горемыки! Тревога въелась в их плоть и кровь и, как паразит, высасывала последние силы, разъедала последние надежды.
— Простите выходку толстухи, — произнес я, улыбаясь. — Причину ее присутствия здесь было бы слишком долго объяснять. Она буйная, но не злая.
— Что ЕЩЕ случилось? — голосом из склепа осведомилась мадам Надисс.
Какая безоговорочная покорность судьбе прозвучала в этом “еще”! Их утлая лодчонка была обречена плыть по сточной канаве. Верным курсом на кладбище кораблей! Что ж, попутного ветра, ребята! Одной пробоиной больше, одной меньше…
— Найден труп на крыше дома, где живет ваша сестра…
Я с трудом выговорил “ваша сестра” настолько мало они походили друг на друга. Одна — юная красотка, другая — старая карга. Общего было не больше, чем у спелого персика и обглоданной виноградной кисти.
— Ведь Марсель ваша сестра?
— Сводная…
Ага, это многое объясняет.
— Я, так сказать, ее воспитала, — продолжала мадам Надисс. — Говорите, труп в ее доме? Ужасно.
— Пока мы обследовали помещение, ваша сестричка сбежала.
— То есть как, сбежала?..
— Сказала подружкам, что “запахло жареным”, передаю дословно. Потом схватила пальтишко и была такова. Посреди ночи. Я подумал, что она попытается спрятаться у вас.
— Нет, нет, — закудахтал ювелир. — Мы ее не видели, правда, золотце?
“Золотце”! Бывают же олухи, что так неудачно шутят!
— И она вам не звонила? — допытывался я.
— Нет!
Я сверлил их взглядом, словно директор школы провинившихся учеников. Супруги казались безнадежно искренними.
И тут мне повезло. В нашей профессии на помощь частенько приходит случай, невероятное стечение обстоятельств. Сколько раз, разыскивая преступника, я сталкивался с ним в самом неожиданном месте, но если вставить такие истории в книгу… Читатели немедленно почуяли бы натяжку и обозвали автора дилетантом, кретином, кайфоломом, жалким мошенником и прочее… Им требуется жесткая и яркая конструкция, вроде тех, что складывают из деталек “лего”. А также лихо закрученная интрига! Непременно по трупу в каждой главе. Чтоб им было от чего затаить дыхание. Они любят, когда их запутывают. Если ты объявляешь, что тебе позарез нужно отыскать некоего малого и это вопрос жизни и смерти, а через две строчки выясняется, что искать особенно нечего, вот он, этот малый, сидит за столиком уличного кафе напротив комиссариата и потягивает коктейль, читатели устраивают скандал. Ты злоупотребил их недоверчивостью! Они от тебя отрекаются.
По всем правилам искусства, учитывая конъюнктуру и ситуацию, я бы должен сейчас заткнуть себе глотку. Набрать в рот воды. Сделать вид, что ничего не произошло. Умолчать. Ведь умолчание не ложь, а так, маленькая хитрость.
Но вы же меня знаете… Карты на стол, вот мой принцип! Глаза в глаза с читателем. Это вопрос веры. Правда, полная и чистая! Читатель знает, что каждая, даже самая крошечная, деталь в моих книжках всегда точна, ее можно проверить. Я не имею права юлить. Простофиль я оставляю на растерзание халтурщикам. Тем лживым болтунам, что, торгуя ветром (и хвастаясь этим), спихивают дуракам банальный сквозняк.
В тот момент, когда торговец цацками заверил меня, что свояченица им не звонила, в квартире раздался треск. Странный у их телефона голос, под стать хозяевам. Хриплый, дребезжащий, надрывный. Так звонят к отправлению поезда на забытой богом железнодорожной ветке, ликвидация которой — вопрос ближайших дней.
Хозяева вздрогнули.
Я-то думал, что бледнее уже быть нельзя. Абсолютно бесцветные физиономии. Но эти умудрились побледнеть еще сильнее. Мертвецы. Нет, восковые мумии мертвецов! Нюанс! Все дело в нюансах. Даже Пикассо не пренебрегает волоском на бородавке, он его не замазывает, но интерпретирует, и тот продолжает себе курчавиться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46
— Успокойтесь, дорогая Берта, — поспешил вмешаться я, опасаясь нового побоища.
— О, не бойтесь, — твердым тоном произнесла китиха, — я совершенно спокойна, вот только терпеть не могу заносчивых типов. Этот придурок выламывается тут перед нами, а у самого сын — бандит и свояченица — убийца. Тошнит меня от его вида!
— Моя сестра — убийца! — раздался голос, напоминавший треск мельницы для перца, если ее наполнить дробью.
На сцене появилась жена ювелира. Сокровищем ее никак нельзя было назвать. Подарком тоже. Красный бумазейный халат прикрывал тощее костистое тело. Волосы свисали тонкими прядями, словно щупальца дохлого осьминога. Верхние зубы сильно выдавались вперед над крючкообразным подбородком, губа была слишком мала, чтобы их прикрыть.
Судя по замогильному голосу, бедняжка страдала ларингитом.
Она обвела нас скорбным взглядом. Такой взгляд иногда встречается у клоунов, когда они переусердствуют с гримом.
— Еще одна пожаловала! — прогремела Берта. — Надо полагать, мамаша юного подонка! Какова семейка, а? Постерегите-ка их, Сан-Антонио, пока я обыщу квартирку. Ювелиры, как же! Скупщики краденого, вот кто эти мерзавцы!
— Кто вам дал право нас оскорблять! — возмутилась мадам Надисс. — И не смейте рыться в наших вещах без ордера на обыск! Не имеете права…
— А, голосок прорезался? — хмыкнула Берта. — Продолжайте, я вас внимательно слушаю. Да-да, продолжайте, а мы посмеемся всласть! Полиция не имеет права? Нам запрещено обыскивать логово гангстеров? Может, арестуем их, комиссар? По-моему, неплохая идея! Будем держать в заложниках, пока не найдут мальчишку и потаскуху. В случае чего будет кого отправить на гильотину. Защелкните-ка на них наручники! И побыстрее, пожалуйста. Уважьте меня. К наглым пройдохам, что вопят о своих правах, не должно быть никакого снисхождения! Меня не удивляет, что щенок стал на скользкий путь. Яблочко от яблони, как говорится в Библии. Погодите-ка, ювелир… — Берта нахмурилась. — Какой пример он может подать сыну? Бедное дитя с самого рождения только и видело, что золотишко да камешки! Как тут не преступить закон! В ребенке с младенчества пестовали дурные наклонности! На этот случай есть статья. Растление малолетних, если не ошибаюсь? Наручники, скорее!
Я с трудом утихомирил мегеру. Власть, которой она самочинно себя облекла на сегодняшний вечер, ударила ей в голову. Кровожадные инстинкты, дремавшие под толстым слоем сала, вдруг громко заявили о себе. Мне пришлось повысить голос и сделать страшные глаза, и уязвленная Берта направилась в глубь квартиры, чтобы убедиться, что она совершенно пуста.
Уф! Наконец-то я остался наедине с удрученной парочкой. Похоже, этих бедолаг преследовал злой рок. От них пахло несчастьем, как от других пахнет потом. Они давно варились в невзгодах, возможно, всю жизнь. Мальчик и девочка для битья, урожденные горемыки! Тревога въелась в их плоть и кровь и, как паразит, высасывала последние силы, разъедала последние надежды.
— Простите выходку толстухи, — произнес я, улыбаясь. — Причину ее присутствия здесь было бы слишком долго объяснять. Она буйная, но не злая.
— Что ЕЩЕ случилось? — голосом из склепа осведомилась мадам Надисс.
Какая безоговорочная покорность судьбе прозвучала в этом “еще”! Их утлая лодчонка была обречена плыть по сточной канаве. Верным курсом на кладбище кораблей! Что ж, попутного ветра, ребята! Одной пробоиной больше, одной меньше…
— Найден труп на крыше дома, где живет ваша сестра…
Я с трудом выговорил “ваша сестра” настолько мало они походили друг на друга. Одна — юная красотка, другая — старая карга. Общего было не больше, чем у спелого персика и обглоданной виноградной кисти.
— Ведь Марсель ваша сестра?
— Сводная…
Ага, это многое объясняет.
— Я, так сказать, ее воспитала, — продолжала мадам Надисс. — Говорите, труп в ее доме? Ужасно.
— Пока мы обследовали помещение, ваша сестричка сбежала.
— То есть как, сбежала?..
— Сказала подружкам, что “запахло жареным”, передаю дословно. Потом схватила пальтишко и была такова. Посреди ночи. Я подумал, что она попытается спрятаться у вас.
— Нет, нет, — закудахтал ювелир. — Мы ее не видели, правда, золотце?
“Золотце”! Бывают же олухи, что так неудачно шутят!
— И она вам не звонила? — допытывался я.
— Нет!
Я сверлил их взглядом, словно директор школы провинившихся учеников. Супруги казались безнадежно искренними.
И тут мне повезло. В нашей профессии на помощь частенько приходит случай, невероятное стечение обстоятельств. Сколько раз, разыскивая преступника, я сталкивался с ним в самом неожиданном месте, но если вставить такие истории в книгу… Читатели немедленно почуяли бы натяжку и обозвали автора дилетантом, кретином, кайфоломом, жалким мошенником и прочее… Им требуется жесткая и яркая конструкция, вроде тех, что складывают из деталек “лего”. А также лихо закрученная интрига! Непременно по трупу в каждой главе. Чтоб им было от чего затаить дыхание. Они любят, когда их запутывают. Если ты объявляешь, что тебе позарез нужно отыскать некоего малого и это вопрос жизни и смерти, а через две строчки выясняется, что искать особенно нечего, вот он, этот малый, сидит за столиком уличного кафе напротив комиссариата и потягивает коктейль, читатели устраивают скандал. Ты злоупотребил их недоверчивостью! Они от тебя отрекаются.
По всем правилам искусства, учитывая конъюнктуру и ситуацию, я бы должен сейчас заткнуть себе глотку. Набрать в рот воды. Сделать вид, что ничего не произошло. Умолчать. Ведь умолчание не ложь, а так, маленькая хитрость.
Но вы же меня знаете… Карты на стол, вот мой принцип! Глаза в глаза с читателем. Это вопрос веры. Правда, полная и чистая! Читатель знает, что каждая, даже самая крошечная, деталь в моих книжках всегда точна, ее можно проверить. Я не имею права юлить. Простофиль я оставляю на растерзание халтурщикам. Тем лживым болтунам, что, торгуя ветром (и хвастаясь этим), спихивают дуракам банальный сквозняк.
В тот момент, когда торговец цацками заверил меня, что свояченица им не звонила, в квартире раздался треск. Странный у их телефона голос, под стать хозяевам. Хриплый, дребезжащий, надрывный. Так звонят к отправлению поезда на забытой богом железнодорожной ветке, ликвидация которой — вопрос ближайших дней.
Хозяева вздрогнули.
Я-то думал, что бледнее уже быть нельзя. Абсолютно бесцветные физиономии. Но эти умудрились побледнеть еще сильнее. Мертвецы. Нет, восковые мумии мертвецов! Нюанс! Все дело в нюансах. Даже Пикассо не пренебрегает волоском на бородавке, он его не замазывает, но интерпретирует, и тот продолжает себе курчавиться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46