Разрыв пределов
Мы кинулись на поиски "я" внутри и снаружи механизма, мы так нуждались в чемто, что не было генетической суммой, этой легальной фикцией, этой биографи ей, которая является как бы путем смерти, этим сложением фактов и действий, итог которых нулевой, или вечной надеждой, я не знаю на что, находясь на греб не существования, который постоянно ускользает из-под наших ног и бежит дальше, к другой волне, которая является просто более или менее удачным повторением одного и того же, одной и той же "программы", вложеной в вычислительную машину с хромосомами родителей, учебой, формациями и деформациями; что-то, что не является этим портфелем, который несут под рукой, ни этим стетоскопом, ни этой ручкой, ни схемой наших чувств, наших мыслей, всегда похожих, ни чем-то общим от тысячи лиц и свиданий, которые делают нас всегда похожими и одинокими на маленьком острове нашего "я", и это не "я", миллион разнообразных вещей, идущих отовсюду: снаружи со всех сторон, сверху, снизу, через жизнь, мир, через существа - "я" и там, и внутри, где же "я" ?!
И этот вопрос стал настолько давящим, что однажды мы сделали шаг наружу, шаг в ничто, которое было чем-то, но это было единственным выходом со свинцового острова. И, мало-помалу, в этом маленьком пустом пространстве между тенью механического "я" и этим чем-то или этим ничем, которое смотрит на все, мы увидели, как в нас возрастает пламя необходимости - необходимости, которая становится все более и более интенсивной и кричащей по мере того, как сгущается мрак в нас, и пламя горит в этой давящей пустоте. И медленно-медленно, как отсвет зари ночью, как далекий город в тумане, мы видим возникновение слабых, мигающих потоков света, смутных призраков, таких смутных, что они были похожи на огоньки в темном море, и было непонятно, находились ли они в двадцати метрах или в десяти милях, если это не было отблеском какой-нибудь звезды.
И это ничто было уже чем-то в мире, где абсолютно ничего не было. Но мы упорствовали. Пламя необходимости укоренилось в нас ( или вне нас, или на мес те нас?), стало нашим спутником, нашим присутствием в отсутствии всего, нашей точкой референции, интимной точкой, которая вспыхивает и пылает - вот и все.
И чем больше оно увеличивалось в нас, настойчиво взывая в это удушаающее и пустое ничто, тем четче вырисовывались призраки, увеличивались, вспыхивая поч ти повсюду под нашими ногами будто для того, чтобы сказать нам "Ты видишь, ты видишь", как если бы взывание к новому миру заставляло его рождаться, как если бы что-то отвечало на его зов. И маленькие хрупкие огоньки слились, утвердились, образовали линии, координаты, проходы,и мы начали входить в другую страну, в другое сознание, в другое функционирование бытия, - но где же я во всем этом, где тот, который руководит и владеет, этот единственный путешественнник, этот центр, который не обезьяна и не человек?
И тогда мы посмотрели направо и навлево: где я, кто я?... Нет меня! ни единого следа, ни единого намека, для чего все это служит? Есть маленькая тень впереди, которая захватывае, собирает в кучу чувства, мысли, возможности, планы, как нищий, который боится, что его обворуют, который боится не иметь; он собирает сокровища на своем острове и умирает от жажды, от жажды посреди огромной водной глади. Он сооружает защитные линии и воздвигает замки против этой необъятности, слишком огромной для него. Но мы покинули этот оловянный остров, мы разрушили крепость, которая не была настолько уж укреплена.
И мы вошли в другой поток, который кажется неисчерпаемым сокровищем, беззаботно растрачивающим себя: что мы должны вынести из этой минуты, когда следующая минута, это другое богатство; о чем мы должны думать и что предвидеть?
Жизнь организуется по другому плану, который опрокидывает все старые планы и иногда, на секунду, приоткрывает, как взрыв смеха, неожиданное чудо, внезапную свободу, полное снятие цепей старой программы, легкий закончик, который течет сквозь пальцы, открывает все двери, устраняет одним щелчком неизбежные последствия и все старые железные законы, и оставляет нас на мгновение озадаченных на пороге невероятного солнечного освещения, как если бы мы перешли в другую Солнечную систему, - которая, может быть, вовсе и не система, - и как если бы разрыв механических границ изнутри вызвал такой же разрыв механических границ снаружи. Может быть, мы имеем дело с единственным и тем же самым Механизмом, и его законы являются цепью его собственной цепи.
Однако есть логика в этой другой манере существования, и именно эту логику нам нужно поймать в ловушку, если это возможно, если мы хотим сознательно управлять переходом в другое состояние не только в нашей жизни внутри, но и в нашей жизни снаружи. Нужно знать правила перехода.
По правде говоря, они не даются легко в руки, потому что они очень просты. Нужно экспериментировать, смотреть, неустанно наблюдать и особенно-особенно смотреть в микоскопический мир. И мы предпологаем, что большие приматы прежних времен, которые пытались стать людьми, должны были мало-помалу обнаруживать секрет другого состояния через тысячи молниеносных мгновений, когда они замечали, что эта таинственная мелкая вибрация, которая установилась между ними и их механическим действием, имела власть обработать иначе жест и его результат; нематериальный принцип окольным путем начинал изменять материю и законы лазания по деревьям. И представим еще, что они, наверное, были поражены незначительностью движения,которое вело к таким огромным последствиям (и именно поэтому от них так долго ускользало все - это было слишком просто): "это" не бралось за большие операции, за серьезные обезьяньи дела, а только за маленькие жесты,за камень, который поднимают случайно на краю дороги и который удерживают на мгновение в руке, за этот солнечный лучик на молодом побеге среди миллионов других в лесу, настолько похожих и опасных. Но на этот побег и на этот булыжник смотрят уже по-другому. И все заключается именно в этой разнице.
Значит нет мелочей для искателя нового мира, и мельчайшее колебание спосо ба внутренней, вибрации тщательно замечается вместе с тем жестом, который его сопровождает, с возникающими при этом обстоятельствами, с лицом, которое промелькнет, но мы все называем "вибрация"; мысль очень мало что может увидеть в этом, она принадлежит к старой ментальной гимнастике и совершенно не влияет на новое сознание так же, как лазание по деоевьям ничего не давало для появления первой мысли. Это скорее как перемена внутренней окраски, игра мимолетных теней и маленьких лучиков света солнца, легкости и тяжести, бесконечные варианты ритма, толчки и спокойное течение, внезапное давление, которое заставляет широко открывать глаза, проблески, недомогания, необъяснимые погружения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16