(прилагательное опущено)!
Эти слова окончательно разъярили гномов, и великий король Тингол Серая Мантия первый и последний раз в своей жизни понял, что такое всерьез ответить за свои слова. Само собой, несдержанных гномов тоже порезали, но некачественно, и двое сумели сбежать в свой Норгорд, где два с половиной месяца подряд рассказывали о подлости и вероломстве эльфов.
А тем временем в Дориате происходили плохие перемены. Со смертью Тингола Мелиан больше ничто не удерживало в Средиземье – такие мелочи, как целый народ, продолжающий на нее надеяться, или дочка с внуком, в счет не шли. Мелиан наказала беречь сильмариль, сняла напряжение с колючей проволоки и отвалила не мешкая. Гномы же собрали войско, пришли в Дориат и учинили резню, а изнежившиеся за сотни лет безбедной жизни режимные эльфы оказать сопротивление не сумели. Но случилось так, что когда гномье войско с победоносным видом возвращалось обратно, лес наполнился звуками рогов, и посыпались стрелы – это Берен решил тряхнуть стариной, и вместе со своим сыном Диором во главе отряда зеленых эльфов совершил очередной акт возмездия, и ни один из гномов не добрался до дома. В качестве военного трофея Берену достался Наугламир с сильмарилем и проклятие гномьего короля в придачу. Берен огорчился и приказал бросить остальные сокровища в реку, видимо, опасаясь, что и их кто-нибудь проклянет. После этого прославленный герой вернулся к жене, а Диор отправился царствовать и править тем, что от Дориата осталось.
Как-то раз осенней ночью в двери Менегрота кто-то постучался, и оказался этот кто-то ни много ни мало, а повелителем зеленых эльфов. Молча подал зеленый молодому королю шкатулку, а в ней лежал все тот же Наугламир. Диор взглянул на него, и понял две вещи – что Берен/Лютиен окончательно померли, и что зеленый повелитель оказался умнее, чем выглядел, и не стал пытаться сильмариль заиграть. Надел Диор ожерелье, и стал прекраснейшим из детей мира всех рас, хоть в школу фотомоделей, хоть куда. Узнавшие об этом Феанорычи окрысились, и принялись готовится к очередной усобице. На этот раз свара получилась на славу. Диор перебил 42.8% сыновей Феанора (троих из семи), но и сам погиб, а его детей жестокие враги бросили умирать в лесу. Маэдрос, на которого отрезанная рука еще оказывала облагораживающее действие, искал их и аукал, но чем все это кончилось – легенды умалчивают. Последние остатки благолепия Дориата были порушены, а народ перебит, но последние из синдара сбежали к морю, и среди них была дочь Диора, Эльвинг, у которой в косметичке лежал Наугламир, замаскированный под кооператорскую дешевку.
О Туоре и падении Гондолина.
Злобные несчастья преследовали всю Хуринско-Туринскую родню, но за всех отыгрался Туор, двоюродный брат Турина, хотя и его жизнь складывалась поначалу весьма обыденно: в юности он три года пахал в рабстве у нехороших людей, но потом сбежал и занялся мелкой партизанщиной. И остался бы Туор рядовым героем, но случилось так, что повелитель вод Ульмо решил вплотную заняться Средиземьем: слишком часто стали плеваться в светлые струи ручьев грязные орки, а поскольку ручьи тоже были Ульмовым воплощением, то понятно, что такие дела ему в конце концов надоели. В качестве орудия своего замысла Ульмо выбрал Туора – иметь дело с эльфами ему уже надоело. И вот Ульмо заставил Туора уйти с партизанской тропы, добраться до моря и навеки полюбить эти синие просторы, в надежде, что Туор в благодарность за экскурсию, не мешкая, примется за дело. Но молодой человек поначалу ожиданий не оправдал. Он поселился на побережье и предался лени и безделью, так что пришлось послать семерых огромных лебедей, летящих с юга. Увидев их, Туор сразу понял это как знак, дескать, он долго медлил, что делает честь его понятливости, кто другой бы мог и не догадаться.
Так Туор пришел в покинутые залы первого города Тургона, и нашел там его меч, кольчугу и щит с личным номером. Туор их надел и вышел опять к морю. Там, среди восьмибалльного волнения, раздался величественный голос повелителя вод. Инструкции были краткими: добраться до Гондолина, а дальше все само собой пойдет. Туор было застремался, и Ульмо дал ему в провожатые эльфа-моряка, последнего из пытавшихся доплыть на Запад. По такому случаю Ульмо не стал его окончательно топить, и моряк преисполнился изумления. Без приключений довел он Туора до Гондолина, а уж там его встретили, как и полагается, по одежке. Звенели трубы, били барабаны, эльфиянки делали нарочито скучающие лица, но самую кислую гримасу состроила конечно же Идриль, дочь Тургона.
Туор стоял перед королем как болванчик, лишь раскрывая рот, а говорил за него опять же Ульмо. Сказано было, что близок Час, и что пора уходить к морю, каковое всегда было последней надеждой эльфов. Но за долгие годы самовластного и никем не контролируемого руководства Тургон разболтался. «Близок час, близок час, – думал он. – Времени только полдевятого. Знаем мы, какая там надежда, в море-то. Этот старый водяной одних наших сколько перетопил, не говоря уж о прочих недоделанных. И вообще, какого орка я буду верить этому смертному, запакованному в мои же доспехи?»
И решил Тургон никуда не уходить, а вместо этого поручил Маэглину составить план-график мероприятий по дальнейшему повышению и всеобщему укреплению бдительности и политической грамотности. Туор остался в Гондолине, и действительно, все пошло само собой, но в немного ином направлении, чем хотелось Ульмо. Несмотря на то что с лесами на территории Гондолина было напряженно, Туор и Идриль все же ухитрились где-то побродить, и весной следующего года родился их сын – Эрендил полуэльф. Тургон оказался значительно умнее Тингола, и не стал по этому поводу закатывать истерик или требовать невыполнимых клятв. Однако смуглый Маэглин, который все прошедшие столетия безнадежно сох по Идриль, созерцая счастливое семейство, окончательно почернел от злости, и не мешкая пошел заниматься горнорудным промыслом. Засевши в шахте он дождался, пока его не возьмут в плен орки, и под страхом пыток выдал город Гондолин со всеми потрохами, после чего был сразу же отпущен и доставлен обратно в шахту с нижайшей просьбой пока что помалкивать о приключении.
Семь лет готовился Моргот расправиться с остатками нольдора в Средиземье, а подготовившись, таки и расправился. В процессе общей резни эпизодами прошло несколько мелких резнюшек, в одной из которых, в частности, Туор ликвидировал Маэглина, еще раз таким образом доказав, что люди в разрешении конфликтных ситуаций всегда более конструктивны, нежели эльфы.
После этого Туор вывел остатки гондолинцев через аварийный тоннель, такой же, как когда-то Саурон построил в Ангбанде, но Моргот предвидел возможность плагиата со своих идей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18
Эти слова окончательно разъярили гномов, и великий король Тингол Серая Мантия первый и последний раз в своей жизни понял, что такое всерьез ответить за свои слова. Само собой, несдержанных гномов тоже порезали, но некачественно, и двое сумели сбежать в свой Норгорд, где два с половиной месяца подряд рассказывали о подлости и вероломстве эльфов.
А тем временем в Дориате происходили плохие перемены. Со смертью Тингола Мелиан больше ничто не удерживало в Средиземье – такие мелочи, как целый народ, продолжающий на нее надеяться, или дочка с внуком, в счет не шли. Мелиан наказала беречь сильмариль, сняла напряжение с колючей проволоки и отвалила не мешкая. Гномы же собрали войско, пришли в Дориат и учинили резню, а изнежившиеся за сотни лет безбедной жизни режимные эльфы оказать сопротивление не сумели. Но случилось так, что когда гномье войско с победоносным видом возвращалось обратно, лес наполнился звуками рогов, и посыпались стрелы – это Берен решил тряхнуть стариной, и вместе со своим сыном Диором во главе отряда зеленых эльфов совершил очередной акт возмездия, и ни один из гномов не добрался до дома. В качестве военного трофея Берену достался Наугламир с сильмарилем и проклятие гномьего короля в придачу. Берен огорчился и приказал бросить остальные сокровища в реку, видимо, опасаясь, что и их кто-нибудь проклянет. После этого прославленный герой вернулся к жене, а Диор отправился царствовать и править тем, что от Дориата осталось.
Как-то раз осенней ночью в двери Менегрота кто-то постучался, и оказался этот кто-то ни много ни мало, а повелителем зеленых эльфов. Молча подал зеленый молодому королю шкатулку, а в ней лежал все тот же Наугламир. Диор взглянул на него, и понял две вещи – что Берен/Лютиен окончательно померли, и что зеленый повелитель оказался умнее, чем выглядел, и не стал пытаться сильмариль заиграть. Надел Диор ожерелье, и стал прекраснейшим из детей мира всех рас, хоть в школу фотомоделей, хоть куда. Узнавшие об этом Феанорычи окрысились, и принялись готовится к очередной усобице. На этот раз свара получилась на славу. Диор перебил 42.8% сыновей Феанора (троих из семи), но и сам погиб, а его детей жестокие враги бросили умирать в лесу. Маэдрос, на которого отрезанная рука еще оказывала облагораживающее действие, искал их и аукал, но чем все это кончилось – легенды умалчивают. Последние остатки благолепия Дориата были порушены, а народ перебит, но последние из синдара сбежали к морю, и среди них была дочь Диора, Эльвинг, у которой в косметичке лежал Наугламир, замаскированный под кооператорскую дешевку.
О Туоре и падении Гондолина.
Злобные несчастья преследовали всю Хуринско-Туринскую родню, но за всех отыгрался Туор, двоюродный брат Турина, хотя и его жизнь складывалась поначалу весьма обыденно: в юности он три года пахал в рабстве у нехороших людей, но потом сбежал и занялся мелкой партизанщиной. И остался бы Туор рядовым героем, но случилось так, что повелитель вод Ульмо решил вплотную заняться Средиземьем: слишком часто стали плеваться в светлые струи ручьев грязные орки, а поскольку ручьи тоже были Ульмовым воплощением, то понятно, что такие дела ему в конце концов надоели. В качестве орудия своего замысла Ульмо выбрал Туора – иметь дело с эльфами ему уже надоело. И вот Ульмо заставил Туора уйти с партизанской тропы, добраться до моря и навеки полюбить эти синие просторы, в надежде, что Туор в благодарность за экскурсию, не мешкая, примется за дело. Но молодой человек поначалу ожиданий не оправдал. Он поселился на побережье и предался лени и безделью, так что пришлось послать семерых огромных лебедей, летящих с юга. Увидев их, Туор сразу понял это как знак, дескать, он долго медлил, что делает честь его понятливости, кто другой бы мог и не догадаться.
Так Туор пришел в покинутые залы первого города Тургона, и нашел там его меч, кольчугу и щит с личным номером. Туор их надел и вышел опять к морю. Там, среди восьмибалльного волнения, раздался величественный голос повелителя вод. Инструкции были краткими: добраться до Гондолина, а дальше все само собой пойдет. Туор было застремался, и Ульмо дал ему в провожатые эльфа-моряка, последнего из пытавшихся доплыть на Запад. По такому случаю Ульмо не стал его окончательно топить, и моряк преисполнился изумления. Без приключений довел он Туора до Гондолина, а уж там его встретили, как и полагается, по одежке. Звенели трубы, били барабаны, эльфиянки делали нарочито скучающие лица, но самую кислую гримасу состроила конечно же Идриль, дочь Тургона.
Туор стоял перед королем как болванчик, лишь раскрывая рот, а говорил за него опять же Ульмо. Сказано было, что близок Час, и что пора уходить к морю, каковое всегда было последней надеждой эльфов. Но за долгие годы самовластного и никем не контролируемого руководства Тургон разболтался. «Близок час, близок час, – думал он. – Времени только полдевятого. Знаем мы, какая там надежда, в море-то. Этот старый водяной одних наших сколько перетопил, не говоря уж о прочих недоделанных. И вообще, какого орка я буду верить этому смертному, запакованному в мои же доспехи?»
И решил Тургон никуда не уходить, а вместо этого поручил Маэглину составить план-график мероприятий по дальнейшему повышению и всеобщему укреплению бдительности и политической грамотности. Туор остался в Гондолине, и действительно, все пошло само собой, но в немного ином направлении, чем хотелось Ульмо. Несмотря на то что с лесами на территории Гондолина было напряженно, Туор и Идриль все же ухитрились где-то побродить, и весной следующего года родился их сын – Эрендил полуэльф. Тургон оказался значительно умнее Тингола, и не стал по этому поводу закатывать истерик или требовать невыполнимых клятв. Однако смуглый Маэглин, который все прошедшие столетия безнадежно сох по Идриль, созерцая счастливое семейство, окончательно почернел от злости, и не мешкая пошел заниматься горнорудным промыслом. Засевши в шахте он дождался, пока его не возьмут в плен орки, и под страхом пыток выдал город Гондолин со всеми потрохами, после чего был сразу же отпущен и доставлен обратно в шахту с нижайшей просьбой пока что помалкивать о приключении.
Семь лет готовился Моргот расправиться с остатками нольдора в Средиземье, а подготовившись, таки и расправился. В процессе общей резни эпизодами прошло несколько мелких резнюшек, в одной из которых, в частности, Туор ликвидировал Маэглина, еще раз таким образом доказав, что люди в разрешении конфликтных ситуаций всегда более конструктивны, нежели эльфы.
После этого Туор вывел остатки гондолинцев через аварийный тоннель, такой же, как когда-то Саурон построил в Ангбанде, но Моргот предвидел возможность плагиата со своих идей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18