В тюрьме, говоришь, не сидел?
- Как не сидеть! Сидел. Сколь раз. А только так теперь не полагается. Малолетних правонарушителев устроили.
Захохотал негромко, нутром, и лицо человеческое стало - не обезьянье.
- Слышите, товарищ Шидловская, правонарушителев устроили? Ха-ха-ха. Сортиры чистить будешь?
- Дух от их нехороший. А надо, так буду.
- Ну, ладно. Со мной поедешь.
- Куда?
- Там увидишь.
- Скушно будет - убегу. И через часовых убегу, - со злым задором Гришка кинул.
- У нас часовых нет. Беги. А плохой будешь, так и сами вышибем. Под задницу коленкой! Нам барахла не надо. Этого беру.
И других ребят с усмешкой выспрашивать стал. Смирных да ласковых не брал. Трех девчонок отобрал, шесть мальчишек да башкиренка скрипучего.
- Через три дня на вокзал приходите, а завтра здесь ждите.
Для тела покрышку найдем.
- Так ведь их надо куда-нибудь устроить, товарищ Мартынов, на эти дни. Нельзя же их без надзора.
- Как же! Гувернантку им с французским языком приставить надо. Парле франсе, Григорий Песков!
Почти все ребята засмеялись. Даже башкиренок. Морду больно хорошо скроил Мартынов.
- Вы всегда с шуточками, товарищ Мартынов. Даже раздражает! Вы не понимаете, что они сплошь дефективные...
- Как не понять! Наркомпрос разъяснил в инструкциях все как следует. Накормить их, барышня, надо да на работу, камни ворочать! Ну, вот что, которых отобрал, пойдемте продукты получать!
- Ну, слушайте, это же безобразие! Надо же список хоть на них составить, потом выяснить, куда их на эти дни определить, охрану вызвать, чтоб до места проводить.
- Насчет списка навертывайте, как хотите, если писать больно любите. А охрану не надо. Я их к себе на квартиру возьму. Аида продукты получать!
- Да ведь они у вас все разбегутся!
- Убегут, в дураках останутся. Опять в ваш медико-педагогический монастырь попадут. Пишите список. Ребята, сейчас за вами приду, пойду снабжение пощупаю.
На ходу мазнул рукой Гришку по голове и ушел. Гришке отчего-то радостно стало. Длинная рука ласково по голове прошлась. И подумал Гришка:
"Этот ничего. Мужик стоящий".
Никто из десяти не убежал. Не три дня, а неделю прожили с Мартыновым в его маленькой комнате под вздохи квартирной хозяйки. Но вздохи эти слышали только в первый день, когда к вечеру пришли. В остальные дни возвращались поздно. Ко сну сразу. Целые дни гонял их Мартынов за получениями во все концы города. В одном месте посуду достал, в другом - мануфактуру, в третьем - крупу. Потом в теплушку грузили ящики со стеклом. С кучером Николаем на заимку за коровами ездили. Отовсюду собирал в колонию, как хозяин домовитый, Мартынов. Лазейку нашел во все склады, для других замкнутые наглухо. У председателя губчека, к улучшению жизни детей свыше приспособленного, в кабинете часы стенные для колонии снял. И все на ходу потирал ладони одна о другую. Над всеми посмеивался. На ребят покрикивал:
- Эй вы, барахольщики, что брюхо распустили. Навертывайте, навертывайте. Башкурдистан, с Николаем воду носи!
Скот напоить надо.
И понимал башкиренок русскую речь по жестам живым Летел во двор с гортанным криком.
Гришка ожил. Главное дело - весело. Сколько народу за день переглядишь.
Высыхает уже земля. От деревьев дух сладкий, весенний пошел. Солнце тороватое стало. Почти весь день греет. Дождик, если пойдет, так радостный. Только умоет, и опять допустит солнышко все обсушить.
Бегать легко! В первый же день, как из наробраза вышли, в парикмахерскую их Мартынов повел. Головы всем обрили наголо. Даже девчонкам. Потом в бане отмылись и в штаны короткие обрядились. И девчонки. Чудно! А ничего, привыкли.
Одежда легкая. И не хочешь, да скачешь в ней. Штаны до колен, рубашки без воротников и рукавов.
Дорога вся в колонию была для Гришки - как первый сои чудесный.
В двух теплушках ехали. Худых коров и лошадей вместе с собой везли. На остановках убирали за ними. Воду носили. Широко расставив ноги, Мартынов воду качал. На ребят покрикивал. Во время хода поезда с ребятами про них разговаривал.
Не расспрашивал, а все сами про себя наперебой ему-рассказали. Гришке он сказал:
- Родителей нет - это, друг, хорошо. Родители - барахло!
Мать юбкой над сыном трясет, сын бездельник выходит. Родили - и ладно. Сам живи.
- Да, а милиционер говорил: вы - как навоз.
- Навоз - хорошо. От навоза - хлеб хороший будет. Ну, ну, друзья, коров на этой остановке подоим. Молоко пить будем.
Молоко - это хорошо.
Мяса не ел, над ребятами смеялся:
- Барбосом закусываете? Зажваривайте, зажваривайте.
Гришка визжал от восторга:
- Это говядина, не собачатина!
- Все равно. Один черт. Барбос! Вот молоко хорошо. Это,
друзья, хорошо!
В одной теплушке Мартынов верховодил, в другой - кучер Николай. Вот и вся охрана. Ребята менялись. То одни с Мартыновым ехали, то другие. Сами очередь установили, какой пролет кому с кем ехать. На душистом сене валялись. Песни пели, кто какую знал и хотел. Лучше всего у башкиренка вышло. Слова непонятные, не запомнишь. А похоже, что выходило:
Ай дын бинды дынды бинды.
Ай дын бинды дынды бинды.
Чудно! Пять раз пропел. Ребята просили. Глаза закроет, ножки под себя крест-накрест, качается и поет. Хорошо! Еще пять раз Гришка слушать готов.
В широко открытые двери теплушки вольный ветер степной, духовитый врывался. И буйную радость с собой приносил. Гришка криком, визгом, прыжками восторг свой в степь посылал.
Для него мчится этот поезд. Для него паровик ревет. Первый раз так почуял: все Гришкино, все для него! И кричал в открытую дверь во всю силу легких:
- У-гу-гу-гу-гу!..
Вечером, когда кругом прохлада легла и тихоньким быть захотелось, молоко пили. Теплое парное молоко. Сами надоили.
Ух и молоко! Да разве расскажешь? Первый сон чудесный разве расскажешь? Ну, как расскажешь, как сами лошадей из вагонов выводили, сами телеги запрягали? Как темной ночью по лесу незнакомому ехали. И сладкой жутью лес обнимал. Как в сказке!
V
Гришка через озеро громким голосом горы спрашивал:
- Кто была первая дева?
Горы отвечали:
- Ева-а!
Смеялся Гришка:
- Ишь ты, каменюги, разговаривают.
И снова, грудь воздухом подбодрив, орал:
- Хозяин дома-а?
Горы сообщали гулко и раскатисто:
- ...Ома-а!
- Эха это называется. Ха-ар-ашо!
Во всем здесь жилки живые трепещут. Все на Гришкин еов ответ шлет. Не в городе. Там собачонка лаять может, а молчком норовит укусить. Дома не подхватят голос человеческий.
Радостно на камне стоять. Солнце еще раскалиться не успело, а камень теплый. Вчерашнее тепло за ночь не растерял.
Волны на камень несутся. Ровным голосом тянут:
- У-у-у-х... у-у-у... у-х.
Одна большая нарастет. Разбахвалится. Голоса всех прежних покроет и раскатится.
- У-ух-ху-ху-у-у!..
И Гришкины босые ноги обольет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10
- Как не сидеть! Сидел. Сколь раз. А только так теперь не полагается. Малолетних правонарушителев устроили.
Захохотал негромко, нутром, и лицо человеческое стало - не обезьянье.
- Слышите, товарищ Шидловская, правонарушителев устроили? Ха-ха-ха. Сортиры чистить будешь?
- Дух от их нехороший. А надо, так буду.
- Ну, ладно. Со мной поедешь.
- Куда?
- Там увидишь.
- Скушно будет - убегу. И через часовых убегу, - со злым задором Гришка кинул.
- У нас часовых нет. Беги. А плохой будешь, так и сами вышибем. Под задницу коленкой! Нам барахла не надо. Этого беру.
И других ребят с усмешкой выспрашивать стал. Смирных да ласковых не брал. Трех девчонок отобрал, шесть мальчишек да башкиренка скрипучего.
- Через три дня на вокзал приходите, а завтра здесь ждите.
Для тела покрышку найдем.
- Так ведь их надо куда-нибудь устроить, товарищ Мартынов, на эти дни. Нельзя же их без надзора.
- Как же! Гувернантку им с французским языком приставить надо. Парле франсе, Григорий Песков!
Почти все ребята засмеялись. Даже башкиренок. Морду больно хорошо скроил Мартынов.
- Вы всегда с шуточками, товарищ Мартынов. Даже раздражает! Вы не понимаете, что они сплошь дефективные...
- Как не понять! Наркомпрос разъяснил в инструкциях все как следует. Накормить их, барышня, надо да на работу, камни ворочать! Ну, вот что, которых отобрал, пойдемте продукты получать!
- Ну, слушайте, это же безобразие! Надо же список хоть на них составить, потом выяснить, куда их на эти дни определить, охрану вызвать, чтоб до места проводить.
- Насчет списка навертывайте, как хотите, если писать больно любите. А охрану не надо. Я их к себе на квартиру возьму. Аида продукты получать!
- Да ведь они у вас все разбегутся!
- Убегут, в дураках останутся. Опять в ваш медико-педагогический монастырь попадут. Пишите список. Ребята, сейчас за вами приду, пойду снабжение пощупаю.
На ходу мазнул рукой Гришку по голове и ушел. Гришке отчего-то радостно стало. Длинная рука ласково по голове прошлась. И подумал Гришка:
"Этот ничего. Мужик стоящий".
Никто из десяти не убежал. Не три дня, а неделю прожили с Мартыновым в его маленькой комнате под вздохи квартирной хозяйки. Но вздохи эти слышали только в первый день, когда к вечеру пришли. В остальные дни возвращались поздно. Ко сну сразу. Целые дни гонял их Мартынов за получениями во все концы города. В одном месте посуду достал, в другом - мануфактуру, в третьем - крупу. Потом в теплушку грузили ящики со стеклом. С кучером Николаем на заимку за коровами ездили. Отовсюду собирал в колонию, как хозяин домовитый, Мартынов. Лазейку нашел во все склады, для других замкнутые наглухо. У председателя губчека, к улучшению жизни детей свыше приспособленного, в кабинете часы стенные для колонии снял. И все на ходу потирал ладони одна о другую. Над всеми посмеивался. На ребят покрикивал:
- Эй вы, барахольщики, что брюхо распустили. Навертывайте, навертывайте. Башкурдистан, с Николаем воду носи!
Скот напоить надо.
И понимал башкиренок русскую речь по жестам живым Летел во двор с гортанным криком.
Гришка ожил. Главное дело - весело. Сколько народу за день переглядишь.
Высыхает уже земля. От деревьев дух сладкий, весенний пошел. Солнце тороватое стало. Почти весь день греет. Дождик, если пойдет, так радостный. Только умоет, и опять допустит солнышко все обсушить.
Бегать легко! В первый же день, как из наробраза вышли, в парикмахерскую их Мартынов повел. Головы всем обрили наголо. Даже девчонкам. Потом в бане отмылись и в штаны короткие обрядились. И девчонки. Чудно! А ничего, привыкли.
Одежда легкая. И не хочешь, да скачешь в ней. Штаны до колен, рубашки без воротников и рукавов.
Дорога вся в колонию была для Гришки - как первый сои чудесный.
В двух теплушках ехали. Худых коров и лошадей вместе с собой везли. На остановках убирали за ними. Воду носили. Широко расставив ноги, Мартынов воду качал. На ребят покрикивал. Во время хода поезда с ребятами про них разговаривал.
Не расспрашивал, а все сами про себя наперебой ему-рассказали. Гришке он сказал:
- Родителей нет - это, друг, хорошо. Родители - барахло!
Мать юбкой над сыном трясет, сын бездельник выходит. Родили - и ладно. Сам живи.
- Да, а милиционер говорил: вы - как навоз.
- Навоз - хорошо. От навоза - хлеб хороший будет. Ну, ну, друзья, коров на этой остановке подоим. Молоко пить будем.
Молоко - это хорошо.
Мяса не ел, над ребятами смеялся:
- Барбосом закусываете? Зажваривайте, зажваривайте.
Гришка визжал от восторга:
- Это говядина, не собачатина!
- Все равно. Один черт. Барбос! Вот молоко хорошо. Это,
друзья, хорошо!
В одной теплушке Мартынов верховодил, в другой - кучер Николай. Вот и вся охрана. Ребята менялись. То одни с Мартыновым ехали, то другие. Сами очередь установили, какой пролет кому с кем ехать. На душистом сене валялись. Песни пели, кто какую знал и хотел. Лучше всего у башкиренка вышло. Слова непонятные, не запомнишь. А похоже, что выходило:
Ай дын бинды дынды бинды.
Ай дын бинды дынды бинды.
Чудно! Пять раз пропел. Ребята просили. Глаза закроет, ножки под себя крест-накрест, качается и поет. Хорошо! Еще пять раз Гришка слушать готов.
В широко открытые двери теплушки вольный ветер степной, духовитый врывался. И буйную радость с собой приносил. Гришка криком, визгом, прыжками восторг свой в степь посылал.
Для него мчится этот поезд. Для него паровик ревет. Первый раз так почуял: все Гришкино, все для него! И кричал в открытую дверь во всю силу легких:
- У-гу-гу-гу-гу!..
Вечером, когда кругом прохлада легла и тихоньким быть захотелось, молоко пили. Теплое парное молоко. Сами надоили.
Ух и молоко! Да разве расскажешь? Первый сон чудесный разве расскажешь? Ну, как расскажешь, как сами лошадей из вагонов выводили, сами телеги запрягали? Как темной ночью по лесу незнакомому ехали. И сладкой жутью лес обнимал. Как в сказке!
V
Гришка через озеро громким голосом горы спрашивал:
- Кто была первая дева?
Горы отвечали:
- Ева-а!
Смеялся Гришка:
- Ишь ты, каменюги, разговаривают.
И снова, грудь воздухом подбодрив, орал:
- Хозяин дома-а?
Горы сообщали гулко и раскатисто:
- ...Ома-а!
- Эха это называется. Ха-ар-ашо!
Во всем здесь жилки живые трепещут. Все на Гришкин еов ответ шлет. Не в городе. Там собачонка лаять может, а молчком норовит укусить. Дома не подхватят голос человеческий.
Радостно на камне стоять. Солнце еще раскалиться не успело, а камень теплый. Вчерашнее тепло за ночь не растерял.
Волны на камень несутся. Ровным голосом тянут:
- У-у-у-х... у-у-у... у-х.
Одна большая нарастет. Разбахвалится. Голоса всех прежних покроет и раскатится.
- У-ух-ху-ху-у-у!..
И Гришкины босые ноги обольет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10