назвал себя Сергеем Сергеевичем, предложил садиться, медленно, как старательный ученик, развернул фиолетовые страницы бланка допроса – из одной сразу стало четыре – и начал задавать такие же вопросы, как англичанин Макгрегор: фамилия, имя, отчество, время и место рождения. Исаев отвечал четко, спокойно, цепко изучая паренька, который не поднимал на него глаз, старательно записывал ответы, однако – Исаев ощутил это – крепко волновался, потому что сжимал школьную деревянную ручку с новым пером марки «86» значительно сильнее, чем это надо было, и поэтому фаланга указательного пальца сделалась хрустко-белой, словно в первые секунды после тяжелого перелома.
После какой-то чепухи, тщательно, однако, фиксировавшейся (на чем добирались из Москвы до Читы; какое ведомство покупало билет, сколько денег получили на расходы, в какой валюте), он неожиданно поинтересовался:
– Какого числа Блюхер отправил вас в Хабаровск на связь к Постышеву?
– Это же было четверть века тому назад, точную дату я назвать не могу.
– А приблизительно?
– Приблизительно осенью двадцать второго...
– Осенью двадцать второго, – чеканно, поучающе, назидательно повторил Сергей Сергеевич и вдруг шлепнул ладонью по столу: – Ленин тогда провозгласил: «Владивосток далеко, а город это наш».
– Значит, это была осень двадцать первого.
– Перед отправкой в Хабаровск к белым Блюхер и Постышев инструктировали вас?
– Инструктировал меня Феликс Эдмундович...
Сергей Сергеевич закурил «беломорину», пустил дымок к потолку, заметил взгляд Исаева, которым тот провожал эту пепельно-лиловую струйку табачного дыма, и, глядя куда-то в надбровье подследственного, уточнил:
– Вы хотите сказать, что к Блюхеру и Постышеву вас отправлял лично Дзержинский?
– Да.
– Что он говорил вам?
– Обрисовал ситуацию во Владивостоке, попросил держать связь с ним через Постышева, тот, видимо, отправлял мои донесения Блюхеру, а от него они шли в Москву...
– Дзержинскому?
– Этого я не знаю.
– А в Реввоенсовет Блюхер не мог отправлять ваши донесения?
– Думаю, что в Реввоенсовет их отправлял Феликс Эдмундович...
– Троцкому? – спросил Сергей Сергеевич и еще крепче сжал ручку своими тонкими пальцами.
– Скорее всего Склянскому, заместителю предреввоенсовета страны Троцкого...
– Но вы допускаете мысль, что Дзержинский отправлял ваши донесения Троцкому?
– Вполне, – ответил Исаев.
Сергей Сергеевич как-то судорожно вздохнул, отложил ручку трясущимися пальцами и осведомился:
– Курите?
– Да.
Он достал папироску и протянул ее Исаеву.
– Пожалуйста.
– Спасибо.
– Продолжим работу, – сказал Сергей Сергеевич и снова вцепился в ручку. – Считаете ли вы возможным, что и Троцкий ставил перед вами оперативные задания, особенно накануне волочаевских событий?
– Считаю такое возможным, ведь в то время Троцкий возглавлял Красную Армию...
– Вы настаиваете на этом утверждении? – безучастно поинтересовался Сергей Сергеевич. Исаев не понял:
– На каком именно?
Сергей Сергеевич зачитал ему текст:
– «Троцкий возглавлял Красную Армию»... Я правильно записал ответ? Искажений нет? Вы возражайте, если не согласны с моей записью... Вы правьте меня, это ваше конституционное право...
– Записано правильно.
– Скажите, а в тех инструкциях, которые вы получали из Центра, не было ли каких-то настораживающих вас моментов?
– То есть? – Исаев, внимательно следивший за каждой интонацией следователя, за каждым мускулом его плоского, совершенно бесстрастного лица, не понял смысла вопроса: как можно было сомневаться в указаниях Дзержинского?
– Фамилия Янсон вам говорит что-нибудь?
– Какого Янсона вы имеете в виду? Их было несколько: Николай, Яков...
– Я имею в виду того, который вместе с Блюхером вел переговоры с японцами в Дайрене, – уточнил Сергей Сергеевич.
– Лично с ним я не встречался, но фамилия эта мне известна.
– Я хочу познакомить вас с его показаниями, данными здесь, на следствии: «Лишь значительно позже, в конце тридцать третьего года, когда я активно включился в работу запасного троцкистского центра, Зиновьев сказал мне, что Троцкий переписал тезисы наркоминдела Чичерина, исправив их в том смысле, как это было угодно японским милитаристам. Тогда, в Дайрене, я отчетливо понимал, что наша позиция носит несколько странный, излишне бескомпромиссный характер, однако Блюхер держался этой линии неотступно. Зиновьев, когда мы встретились на даче в Ильинском летом тридцать третьего, совершенно определенно заявил, что Блюхер проводил политику Троцкого, чтобы спровоцировать выступление японцев и затем, после нашего неминуемого отступления, отдать им те территории, на которые они претендовали, в обмен на унизительный мирный договор». Что вы думаете по этому поводу?
– Я хочу ознакомиться с показаниями Янсона...
– Вы что, мне не верите? – Сергей Сергеевич обидчиво удивился. – В таком случае можете заявить отвод...
– Я не сказал, что я вам не верю. Я прошу разрешения ознакомиться с показаниями Янсона...
– Я вас с ними ознакомил.
– Это вздор. В Дайрене была занята правильная позиция. Советская делегация вела переговоры мастерски и мужественно – почитайте белогвардейскую прессу той поры, японские газеты...
– Итак, я формулирую ваш ответ: «Показания Янсона являются клеветническими»... Так?
– Что значит «я формулирую»? – Исаев не понял.
– Я формулирую ваш ответ для записи в протокол допроса. В протокол нелепо вводить слова типа «вздор», нас с вами не поймут... Вопросы и ответы должны быть конкретными, а не эмоциональными.
– Нет уж, давайте-ка я буду формулировать ответы сам, Сергей Сергеевич...
– У вас потом будет право прочитать документ и внести собственноручные изменения.
– Почему «потом»? Если право есть, оно должно существовать постоянно, а не «потом».
– Хотите писать ответы собственноручно?
– Да, предпочел бы.
– У вас есть какие-то претензии к методу и форме ведения допроса?
И Максим Максимович после паузы ответил:
– Нет.
Следователь быстро поднялся из-за стола, подошел к Исаеву, протянул ему свою ученическую ручку и, словно фокусник, растопырив пятерню, резко развернул бланк протокола допроса так, чтобы можно было писать подследственному:
– Пожалуйста, внесите в протокол этот ваш ответ собственноручно.
Русский Макгрегор, подумал Исаев, разбирая ученический почерк следователя, – парень продолжал писать по-школьному, с нажимом, буквочка от буквочки, а три ошибки все равно засадил, не знает, где и как ставить мягкий знак.
– У вас тут ошибки, – заметил Исаев. – Мне исправить или вы сами?
Сергей Сергеевич покраснел – по-девичьи, внезапно; потом, однако, лицо его сделалось пепельным, синюшно-бледным, он вернулся на свое место, медленно размял папиросу, закурил и, уткнувшись в протокол, начал изучать его:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66
После какой-то чепухи, тщательно, однако, фиксировавшейся (на чем добирались из Москвы до Читы; какое ведомство покупало билет, сколько денег получили на расходы, в какой валюте), он неожиданно поинтересовался:
– Какого числа Блюхер отправил вас в Хабаровск на связь к Постышеву?
– Это же было четверть века тому назад, точную дату я назвать не могу.
– А приблизительно?
– Приблизительно осенью двадцать второго...
– Осенью двадцать второго, – чеканно, поучающе, назидательно повторил Сергей Сергеевич и вдруг шлепнул ладонью по столу: – Ленин тогда провозгласил: «Владивосток далеко, а город это наш».
– Значит, это была осень двадцать первого.
– Перед отправкой в Хабаровск к белым Блюхер и Постышев инструктировали вас?
– Инструктировал меня Феликс Эдмундович...
Сергей Сергеевич закурил «беломорину», пустил дымок к потолку, заметил взгляд Исаева, которым тот провожал эту пепельно-лиловую струйку табачного дыма, и, глядя куда-то в надбровье подследственного, уточнил:
– Вы хотите сказать, что к Блюхеру и Постышеву вас отправлял лично Дзержинский?
– Да.
– Что он говорил вам?
– Обрисовал ситуацию во Владивостоке, попросил держать связь с ним через Постышева, тот, видимо, отправлял мои донесения Блюхеру, а от него они шли в Москву...
– Дзержинскому?
– Этого я не знаю.
– А в Реввоенсовет Блюхер не мог отправлять ваши донесения?
– Думаю, что в Реввоенсовет их отправлял Феликс Эдмундович...
– Троцкому? – спросил Сергей Сергеевич и еще крепче сжал ручку своими тонкими пальцами.
– Скорее всего Склянскому, заместителю предреввоенсовета страны Троцкого...
– Но вы допускаете мысль, что Дзержинский отправлял ваши донесения Троцкому?
– Вполне, – ответил Исаев.
Сергей Сергеевич как-то судорожно вздохнул, отложил ручку трясущимися пальцами и осведомился:
– Курите?
– Да.
Он достал папироску и протянул ее Исаеву.
– Пожалуйста.
– Спасибо.
– Продолжим работу, – сказал Сергей Сергеевич и снова вцепился в ручку. – Считаете ли вы возможным, что и Троцкий ставил перед вами оперативные задания, особенно накануне волочаевских событий?
– Считаю такое возможным, ведь в то время Троцкий возглавлял Красную Армию...
– Вы настаиваете на этом утверждении? – безучастно поинтересовался Сергей Сергеевич. Исаев не понял:
– На каком именно?
Сергей Сергеевич зачитал ему текст:
– «Троцкий возглавлял Красную Армию»... Я правильно записал ответ? Искажений нет? Вы возражайте, если не согласны с моей записью... Вы правьте меня, это ваше конституционное право...
– Записано правильно.
– Скажите, а в тех инструкциях, которые вы получали из Центра, не было ли каких-то настораживающих вас моментов?
– То есть? – Исаев, внимательно следивший за каждой интонацией следователя, за каждым мускулом его плоского, совершенно бесстрастного лица, не понял смысла вопроса: как можно было сомневаться в указаниях Дзержинского?
– Фамилия Янсон вам говорит что-нибудь?
– Какого Янсона вы имеете в виду? Их было несколько: Николай, Яков...
– Я имею в виду того, который вместе с Блюхером вел переговоры с японцами в Дайрене, – уточнил Сергей Сергеевич.
– Лично с ним я не встречался, но фамилия эта мне известна.
– Я хочу познакомить вас с его показаниями, данными здесь, на следствии: «Лишь значительно позже, в конце тридцать третьего года, когда я активно включился в работу запасного троцкистского центра, Зиновьев сказал мне, что Троцкий переписал тезисы наркоминдела Чичерина, исправив их в том смысле, как это было угодно японским милитаристам. Тогда, в Дайрене, я отчетливо понимал, что наша позиция носит несколько странный, излишне бескомпромиссный характер, однако Блюхер держался этой линии неотступно. Зиновьев, когда мы встретились на даче в Ильинском летом тридцать третьего, совершенно определенно заявил, что Блюхер проводил политику Троцкого, чтобы спровоцировать выступление японцев и затем, после нашего неминуемого отступления, отдать им те территории, на которые они претендовали, в обмен на унизительный мирный договор». Что вы думаете по этому поводу?
– Я хочу ознакомиться с показаниями Янсона...
– Вы что, мне не верите? – Сергей Сергеевич обидчиво удивился. – В таком случае можете заявить отвод...
– Я не сказал, что я вам не верю. Я прошу разрешения ознакомиться с показаниями Янсона...
– Я вас с ними ознакомил.
– Это вздор. В Дайрене была занята правильная позиция. Советская делегация вела переговоры мастерски и мужественно – почитайте белогвардейскую прессу той поры, японские газеты...
– Итак, я формулирую ваш ответ: «Показания Янсона являются клеветническими»... Так?
– Что значит «я формулирую»? – Исаев не понял.
– Я формулирую ваш ответ для записи в протокол допроса. В протокол нелепо вводить слова типа «вздор», нас с вами не поймут... Вопросы и ответы должны быть конкретными, а не эмоциональными.
– Нет уж, давайте-ка я буду формулировать ответы сам, Сергей Сергеевич...
– У вас потом будет право прочитать документ и внести собственноручные изменения.
– Почему «потом»? Если право есть, оно должно существовать постоянно, а не «потом».
– Хотите писать ответы собственноручно?
– Да, предпочел бы.
– У вас есть какие-то претензии к методу и форме ведения допроса?
И Максим Максимович после паузы ответил:
– Нет.
Следователь быстро поднялся из-за стола, подошел к Исаеву, протянул ему свою ученическую ручку и, словно фокусник, растопырив пятерню, резко развернул бланк протокола допроса так, чтобы можно было писать подследственному:
– Пожалуйста, внесите в протокол этот ваш ответ собственноручно.
Русский Макгрегор, подумал Исаев, разбирая ученический почерк следователя, – парень продолжал писать по-школьному, с нажимом, буквочка от буквочки, а три ошибки все равно засадил, не знает, где и как ставить мягкий знак.
– У вас тут ошибки, – заметил Исаев. – Мне исправить или вы сами?
Сергей Сергеевич покраснел – по-девичьи, внезапно; потом, однако, лицо его сделалось пепельным, синюшно-бледным, он вернулся на свое место, медленно размял папиросу, закурил и, уткнувшись в протокол, начал изучать его:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66