Рассказы -
Роберт Силверберг
Как хорошо в вашем обществе..
* * *
Он был единственным пассажиром на борту корабля, единственным человеком внутри изящного цилиндра, со скоростью десять тысяч миль в секунду удаляющегося от Мира Бредли. И все же его сопровождали жена, отец, дочь, сын и другие – Овидий в Хемингуэй, Платон и Шекспир, Гете и Аттила, и Александр Великий. И старый друг Хуан, человек, который разделял его мечты, которые был с ним с самого начала и почти до самого конца.
Кубики с матрицами близких и знаменитостей.
Шел третий час полета. Возбуждение после неистового бегства постепенно спадало, он принял душ, переоделся. Пот и грязь от дикой гонки через потайной туннель исчезли, не оставив и следа, но в памяти наверняка еще надолго сохранятся и гнилостный запах подземелья, и неподдающиеся запоры ворот, и топот штурмовиков за спиной. Но ворота открылись, корабль был на месте, и он спасся. Спасся. Поставлю-ка я матрицы…
Приемный паз был рассчитан одновременно на шесть кубиков. Он взял первые попавшиеся, вложил их на место, включил. Затем прошел в корабельный сад. Экраны и динамики располагались по всему кораблю. На одном из экранов расцвел полный, чисто выбритый, крупноносый человек в тоге.
– Ах, какой очаровательный сад! Я обожаю растения! У вас настоящий дар к выращиванию!
– Все растет само по себе. Вы, должно быть…
– Публий Овидий Назон.
– Томас Войтленд. Бывший президент Мира Бредли. Ныне в изгнании, надо полагать. Военный переворот.
– Примете мои соболезнования. Трагично! Трагично?
– Счастье, что мне удалось спастись. Вернуться, наверное, никогда не удастся. За мою голову, скорее всего, уже назначили цену.
– О, я сполна изведал горечь разлуки с родиной… Вы с супругой?
– Я здесь, – отозвалась Лидия. – Том, пожалуйста, познакомь меня с мистером Назоном.
– Взять жену не хватило времени, – сказал Войтленд. – Но, по крайней мере, я захватил ее матрицу.
Лидия выглядела великолепно: золотисто-каштановые волосы, пожалуй, чуть темнее, чем в действительности, но в остальном – идеальная копня. Он зависал ее два года назад. Лицо жены было безмятежно; на нем еще не запечатлелись следы недавних волнений.
– Не «мистер Назон», дорогая. Овидий. Поэт Овидий.
– Прости… Почему ты выбрал его?
– Потому что он культурный и обходительный человек. И понимает, что такое изгнание.
– Десять лет у Черного моря, – тихо проговорил Овидий. – Моя супруга осталась в Риме, чтобы управлять делами и ходатайствовать…
– А моя осталась на Мире Бредли, – сказал Войтленд. – Вместе с…
– Ты что там говоришь об изгнании? – перебила Лидия. – Что произошло?
Он начал рассказывать про Мак-Аллистера и хунту. Два года назад, делая запись, он не объяснил ей, зачем хочет сделать ее кубик. Он уже тогда видел признаки надвигающегося путча. Она – нет.
Пока Войтленд говорил, засветился экран между Овидием и Лидией, и возникло изборожденное морщинами, загрубевшее лицо Хуана. Двадцать лет назад они вместе писали конституцию Мира Бредли…
– Итак, это случилось, – сразу понял Хуан. – Что ж, мы оба знали, что так и будет. Скольких они убили?
– Неизвестно. Я убежал, как только… – Он осекся. – Переворот был совершен безупречно. Ты все еще там. Наверное, я подполье, организуешь сопротивление. А я… а я…
Огненные иглы пронзили его мозг. А я убежал.
Ожили и остальные экраны. На четвертом – кто-то в белом одеянии, с добрыми глазами, темноволосый, курчавый. Войтленд узнал в нем Платона. На пятом, без сомнения, Шекспир: создатели кубика слепили его по образу и подобию известного портрета: высокий лоб, длинные волосы, поджатые насмешливые губы. На шестом – какой-то маленький, демонического вида человек. Аттила? Все разговаривали, представлялись ему и друг другу.
Из какофонии звуков донесся голос Лидии.
– Куда ты направляешься, Том?
– К Ригелю-19. Пережду там. Когда это разразилось, другого выхода не оставалось. Только добраться до корабля и…
– Так далеко… Ты летишь один?
– У меня есть ты, правда? И Марк, и Линкс, и Хуан, и отец, и все остальные.
– Но ведь это лишь кубики, больше ничего.
– Что ж, придется довольствоваться, – сказал Войтленд.
Внезапно благоухание сада стало его душить. Он вышел через дверь в смотровой салон, где в широком иллюминаторе открывалось черное великолепие космоса. Здесь тоже были экраны. Хуан и Аттила быстро нашли общий язык;
Платон и Овидий препирались; Шекспир задумчиво молчал; Лидия с беспокойством смотрела на мужа. А он смотрел на россыпь звезд.
– Которая из них – наш мир? – спросила Лидия.
– Вот эта, – показал он.
– Такая маленькая… Так далеко…
– Я лечу только несколько часов. Она станет еще меньше.
У него не было времени на поиски. Когда раздался сигнал тревоги, члены его семья находились кто где – Лидия и Линкс отдыхали у Южного Полярного моря, Марк был в археологической экспедиции на Западном Плато.
Интеграторная сеть сообщила о возникновении «ситуации С» – оставить планету в течение девяноста минут или принять смерть. Войска хунты достигли столицы и осадили дворец. Спасательный корабль находился наготове в подземном ангаре. Связаться с Хуаном не удалось. Шестьдесят из драгоценных девяноста минут утоли на бесплодные попытки разыскать друзей.
Он взошел на корабль, когда над головой уже свистели пули. И взлетел.
Один.
С ним были только кубики.
Изощренные творения. Личность, заключенная пластиковую коробку. За последние несколько лет, по мере того, как неизменно росла вероятность «ситуации С», Войтленд сделал записи всех близких ему людей и на всякий случай хранил их на корабле.
На запись уходил час, и в кубике оставалась ваша душа, полный набор ваших личных стандартных реакций. Вложите кубик в приемный паз, и вы оживете на экране, улыбаясь, как вы обычно улыбаетесь, двигаясь, как вы обычно двигаетесь… Матрица запрограммирована участвовать в разговоре, усваивать информацию, менять свои мнения в свете новых данных; короче, она могла вести себя как истинная личность.
Создатели кубиков могли предоставить матрицу любого когда-либо жившего человека или вымышленного персонажа. Почему бы и нет? Вовсе не обязательно копировать программу с реального объекта. Разве трудно синтезировать набор реакций, типичных фраз, взглядов, ввести их в кубик и назвать получившееся Платоном или Аттилой? Естественно, сделанный на заказ кубик какой-нибудь исторической личности обходился дорого – сколько потрачено человеко-часов работы! Кубик чьей-нибудь усопшей тетушки стоил еще дороже, так как мало шансов существовало на то, что он послужит прототипом для других заказов.
Каталог предлагал широкий ассортимент исторических личностей, и Войтленд, оснащая свой корабль, выбрал семь из них.
1 2 3 4