он был повыше, больше напоминал по форме тюльпан, хотя фигура, из которой вытекала вода, очень походила на ту, что венчала фонтан в другой комнате. Сквозь открытые балки потолка я увидел угасающий предвечерний свет. Было жарко, но не так душно, как накануне.
Нед, Оливер и Тимоти были уже здесь. Все трое, одетые лишь в шорты, выглядели напряженно и неуверенно. У Оливера на лице застыло то особое выражение оцепенения, которое он принимал в минуты сильного стресса. Тимоти пытался напустить на себя пресыщенный вид, но это ему плохо удавалось. Нед подмигнул мне — то ли ободряя, то ли ехидничая.
Еще в комнате было около дюжины братьев. Они казались отлитыми по одной форме и должно быть являлись, если не родными братьями, то уж, во всяком случае, двоюродными. Ни один из них не был выше пяти футов семи дюймов, а некоторые имели рост в пять футов четыре дюйма и меньше. Лысые. Широкогрудые. Загорелые. Крепкие на вид. Обнажены, если не считать шортов. У одного из них, которого я признал за брата Энтони — а это именно он и был, — на груди висел небольшой зеленый медальон; у трех остальных тоже имелись подобные медальоны, но сделанные из более темного камня, вероятно, оникса. Женщины, пересекшей мне дорогу, в комнате не было.
Врат Энтони жестом показал, чтобы я присоединялся к своим спутникам. Я занял место рядом с Недом. Тишина. Напряженность. Я еле подавил позыв расхохотаться — настолько все было нелепо! Кем, интересно, считают себя эти маленькие напыщенные люди? К чему эта показуха с черепами, это действо, напоминающее очную ставку?
Брат Энтони с серьезным видом изучал нас, будто оценивая. Ни единого звука, кроме нашего дыхания да радостной капели фонтана. Немножко серьезной музыки на заднем плане, прошу вас, маэстро. More stupebit et nature, cum resurget creatura, judicanti responaura. Смерть и Природа стоят в изумлении, когда все Сущее восстает, чтобы отвечать перед Судией. Отвечать перед Судией. Вы и есть наш Судия, брат Энтони? Quando Judex est venturus, cuncta stricte discus-surusl Заговорит ли он когда-нибудь? Должны ли мы так и оставаться целую вечность между рождением и смертью, между чревом и могилой? Ага! Они действуют по сценарию! Один из братьев помельче, без медальона, подходит к нише в стене, достает оттуда тонкую книжку, искусно переплетенную в блестящий красный сафьян, и подает ее брату Энтони. Мне не надо говорить, что это за книга: и так знаю. Liber scriptus proferetur, in quo totum continetur. Написанная книга будет принесена, в которой все содержится. Unde mundus judicetur. По которой мир будет осужден. Что я могу сказать? Царь всемогущий, спасающий по воле своей тех, кто заслуживает спасения, спаси меня, о кладезь милосердия! Теперь брат Энтони смотрит прямо на меня.
— В нынешние времена, — мягко, негромко, звучно проговорил он, — немногие читают «Книгу Черепов». Как случилось, что вы столкнулись с ней?
— Старинная рукопись, — сказал я. — Выла запрятана и заброшена в университетской библиотеке. Мои исследования… случайное открытие… любопытство заставило меня ее перевести…
Врат кивнул.
— А потом пришли к нам? Как это было?
— Заметка в газете, — ответил я. — Что-то насчет образов, символики… мы случайно на нее наткнулись, у нас начались каникулы, и мы решили съездить сюда и посмотреть, если… если…
— Да, — произнес брат Энтони. Никакого вопроса не последовало. Безмятежная улыбка. Он смотрел на меня открытым взглядом, ожидая, очевидно, что я скажу дальше. Нас было четверо. Мы прочитали «Книгу Черепов», и нас было четверо. Формальная сторона заявки внешне в порядке. Exaudi operationem meam, ad te omnis caro veniet. Я не мог говорить. Я безмолвно стоял в бесконечно продолжавшейся тишине, надеясь, что Нед произнесет слова, не желавшие сходить с моих губ, что их скажет Оливер Тимоти. Брат Энтони ждал. Он ждал меня, он будет ждать до трубных звуков Страшного суда, до заключительных аккордов. Говори. Говори. Говори.
И я заговорил, слыша свой голос как бы со стороны, будто записанный на магнитофон.
— Мы четверо… прочитавшие и постигшие смысл «Книги Черепов»… прочитавшие и постигшие… желаем подвергнуться… желаем пройти Испытание. Мы четверо… мы четверо предлагаем себя… в качестве кандидатов… мы четверо предлагаем себя в качестве… — Я запнулся. Был ли мой перевод правильным? Поймет ли он мой язык? — В качестве Вместилища, — закончил я.
— В качестве Вместилища, — повторил брат Энтони.
— Вместилища. Вместилища. Вместилища, — хором произнесли братья.
Разыгрывающаяся сцена стала вдруг напоминать оперу! Да, я превратился в тенора из «Турандот», патетически требующего, чтобы ему назвали роковые загадки. Все это казалось бессмысленной театральщиной, абсурдным и напыщенным лицедейством, противоречащим всякому здравому смыслу, всему происходящему в мире, где радиосигналы передаются через спутники, где волосатые мальчики рыщут в поисках травки, а дубинки staatapolizei обрушиваются на головы демонстрантов в пяти десятках американских городов. Неужели мы сможем стоять вот так же здесь и распевать про черепа и вместилища? Но нас ждали еще более странные вещи. Брат Энтони величаво кивнул тому, кто принес ему книгу, и этот брат снова направился к нише и достал оттуда массивную, тщательно отполированную каменную маску. Он подал ее брату Энтони, который наложил маску на лицо, а один из братьев с медальоном вышел вперед, чтобы завязать сзади ремешок. Маска закрыла лицо брата Энтони от верхней губы до макушки. Она придала ему вид живого черепа: его холодные яркие глаза сверкнули в мою сторону из глубоких каменных глазниц. Ну да, конечно.
— Известно ли вам четверым об условиях, налагаемых Девятым Таинством? — спросил он.
— Да, — ответил я.
Брат Энтони ждал, пока не получил утвердительных ответов от Неда, Оливера и Тимоти, произнесшего «да» довольно сдержанно.
— Вы решаетесь подвергнуться Испытанию не из легкомыслия и, следовательно, отдаете себе отчет, с какими «опасностями» вам предстоит оттолкнуться и чем вы будете вознаграждены за них. Вы предоставляете себя полностью и без внутренних колебаний. Вы пришли сюда, чтобы принять участие в священнодействе, а не забавляться игрой. Вы полностью предаетесь в руки Братства и, в частности. Хранителям. Понимаете ли вы все это?
Да, да, да и — наконец — да.
— Подойдите ко мне. Приложите руки к маске. Мы осторожно, будто боясь электрического разряда от холодного камня, прикоснулись к ней.
— В течение многих лет не имели мы Вместилища, — заговорил брат Энтони. — Мы высоко ценим ваше присутствие и выражаем вам свою признательность за то, что вы появились среди нас. Но теперь я должен сказать вам: если мотивы вашего появления здесь и были суетными, то теперь вы не сможете покинуть этот Дом до окончания срока вашего кандидатства. Сохранение тайны — одно из наших правил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65
Нед, Оливер и Тимоти были уже здесь. Все трое, одетые лишь в шорты, выглядели напряженно и неуверенно. У Оливера на лице застыло то особое выражение оцепенения, которое он принимал в минуты сильного стресса. Тимоти пытался напустить на себя пресыщенный вид, но это ему плохо удавалось. Нед подмигнул мне — то ли ободряя, то ли ехидничая.
Еще в комнате было около дюжины братьев. Они казались отлитыми по одной форме и должно быть являлись, если не родными братьями, то уж, во всяком случае, двоюродными. Ни один из них не был выше пяти футов семи дюймов, а некоторые имели рост в пять футов четыре дюйма и меньше. Лысые. Широкогрудые. Загорелые. Крепкие на вид. Обнажены, если не считать шортов. У одного из них, которого я признал за брата Энтони — а это именно он и был, — на груди висел небольшой зеленый медальон; у трех остальных тоже имелись подобные медальоны, но сделанные из более темного камня, вероятно, оникса. Женщины, пересекшей мне дорогу, в комнате не было.
Врат Энтони жестом показал, чтобы я присоединялся к своим спутникам. Я занял место рядом с Недом. Тишина. Напряженность. Я еле подавил позыв расхохотаться — настолько все было нелепо! Кем, интересно, считают себя эти маленькие напыщенные люди? К чему эта показуха с черепами, это действо, напоминающее очную ставку?
Брат Энтони с серьезным видом изучал нас, будто оценивая. Ни единого звука, кроме нашего дыхания да радостной капели фонтана. Немножко серьезной музыки на заднем плане, прошу вас, маэстро. More stupebit et nature, cum resurget creatura, judicanti responaura. Смерть и Природа стоят в изумлении, когда все Сущее восстает, чтобы отвечать перед Судией. Отвечать перед Судией. Вы и есть наш Судия, брат Энтони? Quando Judex est venturus, cuncta stricte discus-surusl Заговорит ли он когда-нибудь? Должны ли мы так и оставаться целую вечность между рождением и смертью, между чревом и могилой? Ага! Они действуют по сценарию! Один из братьев помельче, без медальона, подходит к нише в стене, достает оттуда тонкую книжку, искусно переплетенную в блестящий красный сафьян, и подает ее брату Энтони. Мне не надо говорить, что это за книга: и так знаю. Liber scriptus proferetur, in quo totum continetur. Написанная книга будет принесена, в которой все содержится. Unde mundus judicetur. По которой мир будет осужден. Что я могу сказать? Царь всемогущий, спасающий по воле своей тех, кто заслуживает спасения, спаси меня, о кладезь милосердия! Теперь брат Энтони смотрит прямо на меня.
— В нынешние времена, — мягко, негромко, звучно проговорил он, — немногие читают «Книгу Черепов». Как случилось, что вы столкнулись с ней?
— Старинная рукопись, — сказал я. — Выла запрятана и заброшена в университетской библиотеке. Мои исследования… случайное открытие… любопытство заставило меня ее перевести…
Врат кивнул.
— А потом пришли к нам? Как это было?
— Заметка в газете, — ответил я. — Что-то насчет образов, символики… мы случайно на нее наткнулись, у нас начались каникулы, и мы решили съездить сюда и посмотреть, если… если…
— Да, — произнес брат Энтони. Никакого вопроса не последовало. Безмятежная улыбка. Он смотрел на меня открытым взглядом, ожидая, очевидно, что я скажу дальше. Нас было четверо. Мы прочитали «Книгу Черепов», и нас было четверо. Формальная сторона заявки внешне в порядке. Exaudi operationem meam, ad te omnis caro veniet. Я не мог говорить. Я безмолвно стоял в бесконечно продолжавшейся тишине, надеясь, что Нед произнесет слова, не желавшие сходить с моих губ, что их скажет Оливер Тимоти. Брат Энтони ждал. Он ждал меня, он будет ждать до трубных звуков Страшного суда, до заключительных аккордов. Говори. Говори. Говори.
И я заговорил, слыша свой голос как бы со стороны, будто записанный на магнитофон.
— Мы четверо… прочитавшие и постигшие смысл «Книги Черепов»… прочитавшие и постигшие… желаем подвергнуться… желаем пройти Испытание. Мы четверо… мы четверо предлагаем себя… в качестве кандидатов… мы четверо предлагаем себя в качестве… — Я запнулся. Был ли мой перевод правильным? Поймет ли он мой язык? — В качестве Вместилища, — закончил я.
— В качестве Вместилища, — повторил брат Энтони.
— Вместилища. Вместилища. Вместилища, — хором произнесли братья.
Разыгрывающаяся сцена стала вдруг напоминать оперу! Да, я превратился в тенора из «Турандот», патетически требующего, чтобы ему назвали роковые загадки. Все это казалось бессмысленной театральщиной, абсурдным и напыщенным лицедейством, противоречащим всякому здравому смыслу, всему происходящему в мире, где радиосигналы передаются через спутники, где волосатые мальчики рыщут в поисках травки, а дубинки staatapolizei обрушиваются на головы демонстрантов в пяти десятках американских городов. Неужели мы сможем стоять вот так же здесь и распевать про черепа и вместилища? Но нас ждали еще более странные вещи. Брат Энтони величаво кивнул тому, кто принес ему книгу, и этот брат снова направился к нише и достал оттуда массивную, тщательно отполированную каменную маску. Он подал ее брату Энтони, который наложил маску на лицо, а один из братьев с медальоном вышел вперед, чтобы завязать сзади ремешок. Маска закрыла лицо брата Энтони от верхней губы до макушки. Она придала ему вид живого черепа: его холодные яркие глаза сверкнули в мою сторону из глубоких каменных глазниц. Ну да, конечно.
— Известно ли вам четверым об условиях, налагаемых Девятым Таинством? — спросил он.
— Да, — ответил я.
Брат Энтони ждал, пока не получил утвердительных ответов от Неда, Оливера и Тимоти, произнесшего «да» довольно сдержанно.
— Вы решаетесь подвергнуться Испытанию не из легкомыслия и, следовательно, отдаете себе отчет, с какими «опасностями» вам предстоит оттолкнуться и чем вы будете вознаграждены за них. Вы предоставляете себя полностью и без внутренних колебаний. Вы пришли сюда, чтобы принять участие в священнодействе, а не забавляться игрой. Вы полностью предаетесь в руки Братства и, в частности. Хранителям. Понимаете ли вы все это?
Да, да, да и — наконец — да.
— Подойдите ко мне. Приложите руки к маске. Мы осторожно, будто боясь электрического разряда от холодного камня, прикоснулись к ней.
— В течение многих лет не имели мы Вместилища, — заговорил брат Энтони. — Мы высоко ценим ваше присутствие и выражаем вам свою признательность за то, что вы появились среди нас. Но теперь я должен сказать вам: если мотивы вашего появления здесь и были суетными, то теперь вы не сможете покинуть этот Дом до окончания срока вашего кандидатства. Сохранение тайны — одно из наших правил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65