Как бы там ни было, в этот момент он чувствовал себя сильнее, чем когда-либо. Он был дважды Мегрэ, если можно так выразиться. Не человек, а изваяние из старого дуба или, вернее, из глыбы песчаника.
Локти он положил на спинку стула. Чувствовалось, что, доведенный до крайности, он способен своей широченной лапищей сгрести противника за горло и ударить головой о стену.
– Мортимер вернулся? – спросил он.
Латыш, наблюдавший, как догорала бумажка, медленно поднял голову.
– Не знаю…
От Мегрэ не ускользнуло, что пальцы Латыша судорожно сжались. Заметил он и то, что у дверей спальни стоял чемодан, которого раньше в номере не было. Красная цена ему не составила бы ста франков, а весь вид этой дешевой дорожной сумки никак не вязался с обстановкой в номере.
– Что у вас там?
Латыш не ответил. Только лицо его несколько раз нервно дернулось. В конце концов он спросил:
– Вы меня арестуете?
Несмотря на тревожный тон, в голосе Латыша, казалось, сквозила нотка облегчения.
– Еще не время.
Мегрэ встал, подошел к чемодану и, подтолкнув его ногой к камину, открыл.
Там лежал совершенно новый серый костюм, купленный в магазине готового платья, даже этикетка с ценой еще болталась на нем.
Комиссар снял телефонную трубку.
– Алло. – Мортимер вернулся?.. Нет?.. И никто не приходил в семнадцатый?» Алло. Да. Пакет из магазина на Больших бульварах?.. Можете не приносить.
Комиссар повесил трубку и пробурчал:
– Где Анна Горскина?
– Ищите.
– Иначе говоря, в номере ее нет. Но она здесь была. Она принесла этот чемодан и письмо.
Латыш поспешно разворошил пепел, так что сожженная бумажка рассыпалась в прах.
Комиссар понимал, что сейчас не время заниматься пустыми разговорами, что он на правильном пути, но малейший ложный шаг может лишить его преимущества.
Движимый силой привычки, он встал и так быстро шагнул к камину, что Петерс вздрогнул, поднял было руки для защиты, но тут же устыдился своего жеста и покраснел.
Мегрэ хотел всего-навсего пристроиться спиной к огню.
Он стоял и курил, часто попыхивая трубкой.
В номере воцарилось молчание, такое длительное и тягостное, что от него сдавали нервы.
Латыш не мог скрыть волнения, хотя и старался держаться. По примеру Мегрэ, закурившего трубку, он зажег сигару.
Комиссар принялся вышагивать взад и вперед по комнате и, опершись на маленький круглый столик с телефонным аппаратом, чуть не сломал его.
Петерс не заметил, как Мегрэ нажал на рычаг. Результат не заставил себя ждать. Звонок раздался тут же. На проводе был администратор.
– Алло! Звонили?
– Алло!.. Да! Что вы говорите?
– Алло!.. Это администрация отеля.
Мегрэ остался невозмутимым.
– Алло… Да… Мортимер?.. Благодарю. Я его сейчас увижу.
– Алло!.. Алло! – Едва комиссар положил трубку, как снова раздался звонок. Управляющий упорно не мог ничего понять.
– Что происходит? Не понимаю.
– К черту!.. – громыхнул Мегрэ.
Он устремил взгляд на заметно побледневшего Латыша, который хотел было броситься к двери.
– Пустяки, – успокоил его комиссар. – Вернулся Мортимер Ливингстон. Я просил предупредить меня.
Он увидел капли пота, выступившие на лице собеседника.
– Мы говорили о чемодане и письме, которое в нем было. Анна Горскина…
– Анна здесь ни при чем…
– Простите… Я думал… Разве письмо не от нее?
– Послушайте…
Латыша трясло. Это бросалось в глаза. И это была не обычная нервозность. Лицо его, все тело дергались, как от тика.
– Послушайте!..
– Слушаю, – проронил Мегрэ, повернувшись спиной к огню.
Рука его скользнула в карман. Чтобы вытащить оружие, ему понадобится меньше секунды. Мегрэ улыбался, но за улыбкой скрывалось обостренное до крайности внимание.
– Итак?.. Ведь я же вам сказал, что слушаю.
Но Латыш, схватив бутылку виски, процедил сквозь плотно сжатые зубы:
– Тем хуже.
Он налил себе полный стакан, осушил его залпом и посмотрел на комиссара – взгляд его был мутный, как у Федора Юровича, на подбородке блестела капля виски.
Глава 13
Два Петерса
Никогда Мегрэ не видел, чтобы человек пьянел так мгновенно. Правда, он никогда не видел, чтобы кто-нибудь вылил залпом стакан виски, наполнил его снова и снова выпил, налил и третий раз, потом потряс бутылкой и выцедил последние капли шестидесятиградусного напитка.
Результат был потрясающий. Петерс Латыш побагровел, а через секунду стал мертвенно бледен. На щеках, правда, еще алели красные пятна. Губы стали бескровными. Держась за столик, он сделал несколько шагов и, пошатываясь, промямлил с безразличием пьяницы:
– Вы этого хотели, не так ли?
Латыш издал непонятный смешок, в котором слышалось все: страх, ирония, горечь, может быть, даже отчаяние.
Он опрокинул стул, на который хотел опереться, вытер влажный лоб:
– Заметьте, сами бы вы не разобрались. Это случайность.
Мегрэ не пошевелился. Ему было настолько не по себе от всего происходящего, что он чуть было не заставил собеседника что-нибудь принять или понюхать.
На его глазах происходило то же превращение, что и утром, только в десять, в сто раз более страшное.
Совсем недавно он имел дело с утонченным интеллектуалом, который обладал редкой силой воли и прекрасно владел собой.
Ученый, светский лев с безукоризненными манерами.
И прямо на глазах он превратился в комок нервов, в марионетку в руках у безумного кукольника. Перед Мегрэ дергалось и гримасничало мертвенно-бледное лицо с синюшными пятнами.
Латыш смеялся! Но, смеясь и продолжая бесцельно двигаться, он постоянно прислушивался, наклонялся, словно хотел уловить некий шум внизу, у себя под ногами.
Внизу находился номер Мортимера.
– Придумано было здорово! – хрипло выкрикнул Латыш. – Вам ни за что не разобраться бы, если бы не случайность, говорю вам, скорее цепь случайностей!
Он наткнулся на стену и застыл, привалившись к ней спиной в неестественной позе: количество выпитого было столь велико, что грозило отравлением, и у Латыша, наверное, разламывалась голова, потому что на лице его было написано страдание.
– Ну, попытайтесь ответить мне, пока еще есть время, какой из Петерсов я? По-французски Петерс, Пьер, произносится почти как «питр» – шут, ведь так?
Зрелище было одновременно омерзительное и печальное, комичное и ужасное. Латыш пьянел прямо на глазах.
– Странно, что они не идут! Но они придут, и тогда!..
Ну-ка, угадайте – какой из Петерсов?
Латыш внезапно изменил позу, обхватил голову руками, и гримаса физического страдания исказила его лицо.
– Вам никогда не понять истории двух Петерсов… Вроде Каина и Авеля. Вы ведь, наверное, католик… У нас на родине все протестанты, и мы живем по Библии… Но все зря.
Я вот уверен, что Каин был добряком, этаким доверчивым парнем. А вот Авель…
В коридоре послышались шаги.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33