Я видел его в понедельник, в половине шестого вечера…
— Где?
— На улице Толозе… Мы работали в разных местах.. Мне приказали перекрасить кухню у одной старушки на улице Коленкур… Хозяин и другие маляры работали в новом доме на авеню Жюно… Работы там много… Недели на три, не меньше… Около половины шестого, как я уже сказал, я был в мастерской, когда во двор въехал грузовик… За рулем был хозяин, Пру сидел рядом с ним, а Анжело и длинный Жеф находились сзади…
— Ничего необычного вы не заметили?
— Нет. Они выгрузили инструменты, и хозяин, как обычно, вошел в дом, чтобы переодеться… Он всегда переодевался после работы…
— Вам известно, как он проводил свои вечера?
— Да… Мне случалось встречать его.
— Где?
— В бистро… С тех пор, как Пру окончательно устроился в доме, Планшон начал крепко выпивать, особенно по вечерам…
— Вам не казалось, что он мог покончить с собой?
— Мне это даже не приходило в голову.
— Почему?
— Уж если он два года мирился с такой ситуацией, то, наверное, терпел бы измену жены и всю жизнь…
— Вы знаете о том, что он уже не владелец мастерской?
— Он уже давно ей не владеет… Его только считали хозяином, но в действительности он им не был…
— Никто вам не говорил о том, что Пру выкупил у него мастерскую?
Жюль Лавис, прозванный Папашей, внимательно посмотрел на комиссара и отрицательно покачал головой.
— Им удалось заставить его подписать бумагу?
И как бы обращаясь к самому себе, он закончил фразу:
— Они еще хитрее, чем я думал…
— Разве Пру не говорил вам об этом?
— Впервые слышу от вас и совсем этому не удивлен… Не потому ли он уехал?.. Они все-таки вышвырнули его. за дверь?
Казалось, старый маляр был искренне огорчен.
— Мне только непонятно, почему он не взял с собой дочь? Я был убежден, что именно из-за нее он терпел все эти унижения…
— Разве во вторник вам ничего не сообщили?
— Пру лишь сказал, что Планшон уехал.
— Он не уточнил, при каких обстоятельствах это произошло?
— Рассказал только, что Планшон был в стельку пьян, когда пришел забирать свои вещи…
— Вы ему поверили?
— А почему бы и нет?.. Разве все было не так?
Во взгляде маляра появилось любопытство.
— Вы что-то от меня скрываете, не так ли?
— А вы?
— Вернувшись как-то домой, я сказал своей ясене, что Планшон долго не выдержит… А все потому, что он действительно любил свою супругу… До такой степени, что выглядел просто идиотом… Ну, а на дочь он молился, как на икону…
— Грузовик выезжал со двора во вторник утром?
— Да… Нас всех развозил на работу Пру… Он высадил меня на улице Коленкур, напротив дома, где живет эта старушка…
— Ничего необычного вы не заметили?
— В грузовике были бидоны с краской, рулоны обоев, кисти, что же еще?
— Благодарю вас, мосье Лавис.
— Это все?
Старик казался огорченным.
— Вы хотите, чтобы я задал вам другие вопросы?
— Нет. Я думал, что наша беседа будет дольше… Я ведь впервые в полиции…
— Если вдруг вы что-то еще вспомните, обязательно придите или позвоните мне…
— Пру наверняка спросит меня, о чем мы с вами толковали…
— Скажите ему, что я расспрашивал о Планшоне, интересовался, как он себя вел и мог ли покончить с собой…
— Вы думаете, он это сделал?
— Я знаю об этом столько же, сколько и вы…
Старик-маляр ушел, а через несколько минут комиссар пригласил в кабинет молодого итальянца Агокело. Он приехал во Францию всего лишь шесть месяцев назад, и Мегрэ пришлось по два или три раза повторять ему каждый вопрос.
Отвечая на один из них, молодой маляр, казалось, удивился.
— Ваша хозяйка никогда с вами не заигрывала?
— Заигрывала?
Анжело был красивым юношей с неясными и ласковыми глазами.
— Не пыталась ли она завлечь вас в дом? Он рассмеялся и запротестовал:
— А что сказал бы на это господин Роже?
— Он ревнивый?
— Думаю, что…
И он сделал жест рукой, словно вонзая кинжал в грудь.
— Значит, господина Планшона вы после понедельника больше не видели?
На этом комиссар отпустил итальянца. Третий рабочий, вызванный на одиннадцать часов и которого его приятели прозвали верзилой Жефом, постоянно твердил, отвечая на вопросы:
— Не знаю…
Он не желал впутываться в чужие дела и не питал, видимо, особой любви к полиции. Причины для этого у него были: как узнал позже Мегрэ, как-то раз верзила Жеф разбил бутылку о голову одного из клиентов в каком-то баре, а до этого его уже неоднократно задерживали за драки в общественном месте.
Мегрэ пообедал в пивной «Дофин» в компании Люка. Тот не сообщил комиссару ничего нового: опрошенные им водители такси утверждали, что пассажир с заячьей губой им не попадался. Однако это еще ни о чем не говорило: обычно свидетели избегают давать показания, ибо хорошо знают, сколько времени им придется потерять на допросах в полиции, затем у судебного следователя и, наконец, на судебных заседаниях.
Что же касается отдела полиции, занимающегося отелями и меблированными комнатами, то, хотя там и работали опытные специалисты, они так и не смогли отыскать следов Планшона. Тот, насколько Мегрэ мог судить по его характеру, не стал бы предъявлять фальшивые документы и зарегистрировался бы в номере отеля или в меблированной комнате под своим подлинным именем.
Все, кто видел его в последний раз, утверждали, что этот невысокого роста мужчина спускался по улице Толозе, неся в руках два чемодана. Разумеется, он мог сесть в автобус и доехать до вокзала, где его бы не заметили.
— Что вы об этом думаете, шеф?
— Он обещал мне звонить каждый день… В воскресенье он этого не сделал, но в понедельник звонил…
Рене и ее любовник живы. Может, Планшон в самом деле внезапно уехал? Около восьми часов вечера он вышел из кафе, находящегося на площади Аббес. В тот момент Планшон был уже немного навеселе, так как, судя по всему, уже посетил до этого несколько баров. Если получше поискать вокруг, то следы его наверняка обнаружатся. Что могло взбрести ему в голову после нескольких рюмок?
— Если он бросился в Сену, пройдут недели, пока его тело не выловят оттуда… — тихим голосом продолжал Люка.
Конечно, нелепо было думать, что человек с заячьей губой сначала набил своими вещами два чемодана, утащил их из дома, а потом вдруг бросился в Сену, чтобы покончить с собой. Скверно чувствуя себя из-за простуды, Мегрэ выпил чашку кофе с коньяком и к двум часам вернулся к себе в кабинет.
Роже Пру опоздал на десять минут, и комиссар в отместку заставил его ждать в приемной почти до четырех часов. Люка несколько раз пытался разглядеть его через застекленную перегородку.
— Ну, как он там?
— Злится, что его не приглашают в кабинет.
— Чем он занимается?
— Читает газету и часто поглядывает на дверь…
Наконец Жозеф проводил его в кабинет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28
— Где?
— На улице Толозе… Мы работали в разных местах.. Мне приказали перекрасить кухню у одной старушки на улице Коленкур… Хозяин и другие маляры работали в новом доме на авеню Жюно… Работы там много… Недели на три, не меньше… Около половины шестого, как я уже сказал, я был в мастерской, когда во двор въехал грузовик… За рулем был хозяин, Пру сидел рядом с ним, а Анжело и длинный Жеф находились сзади…
— Ничего необычного вы не заметили?
— Нет. Они выгрузили инструменты, и хозяин, как обычно, вошел в дом, чтобы переодеться… Он всегда переодевался после работы…
— Вам известно, как он проводил свои вечера?
— Да… Мне случалось встречать его.
— Где?
— В бистро… С тех пор, как Пру окончательно устроился в доме, Планшон начал крепко выпивать, особенно по вечерам…
— Вам не казалось, что он мог покончить с собой?
— Мне это даже не приходило в голову.
— Почему?
— Уж если он два года мирился с такой ситуацией, то, наверное, терпел бы измену жены и всю жизнь…
— Вы знаете о том, что он уже не владелец мастерской?
— Он уже давно ей не владеет… Его только считали хозяином, но в действительности он им не был…
— Никто вам не говорил о том, что Пру выкупил у него мастерскую?
Жюль Лавис, прозванный Папашей, внимательно посмотрел на комиссара и отрицательно покачал головой.
— Им удалось заставить его подписать бумагу?
И как бы обращаясь к самому себе, он закончил фразу:
— Они еще хитрее, чем я думал…
— Разве Пру не говорил вам об этом?
— Впервые слышу от вас и совсем этому не удивлен… Не потому ли он уехал?.. Они все-таки вышвырнули его. за дверь?
Казалось, старый маляр был искренне огорчен.
— Мне только непонятно, почему он не взял с собой дочь? Я был убежден, что именно из-за нее он терпел все эти унижения…
— Разве во вторник вам ничего не сообщили?
— Пру лишь сказал, что Планшон уехал.
— Он не уточнил, при каких обстоятельствах это произошло?
— Рассказал только, что Планшон был в стельку пьян, когда пришел забирать свои вещи…
— Вы ему поверили?
— А почему бы и нет?.. Разве все было не так?
Во взгляде маляра появилось любопытство.
— Вы что-то от меня скрываете, не так ли?
— А вы?
— Вернувшись как-то домой, я сказал своей ясене, что Планшон долго не выдержит… А все потому, что он действительно любил свою супругу… До такой степени, что выглядел просто идиотом… Ну, а на дочь он молился, как на икону…
— Грузовик выезжал со двора во вторник утром?
— Да… Нас всех развозил на работу Пру… Он высадил меня на улице Коленкур, напротив дома, где живет эта старушка…
— Ничего необычного вы не заметили?
— В грузовике были бидоны с краской, рулоны обоев, кисти, что же еще?
— Благодарю вас, мосье Лавис.
— Это все?
Старик казался огорченным.
— Вы хотите, чтобы я задал вам другие вопросы?
— Нет. Я думал, что наша беседа будет дольше… Я ведь впервые в полиции…
— Если вдруг вы что-то еще вспомните, обязательно придите или позвоните мне…
— Пру наверняка спросит меня, о чем мы с вами толковали…
— Скажите ему, что я расспрашивал о Планшоне, интересовался, как он себя вел и мог ли покончить с собой…
— Вы думаете, он это сделал?
— Я знаю об этом столько же, сколько и вы…
Старик-маляр ушел, а через несколько минут комиссар пригласил в кабинет молодого итальянца Агокело. Он приехал во Францию всего лишь шесть месяцев назад, и Мегрэ пришлось по два или три раза повторять ему каждый вопрос.
Отвечая на один из них, молодой маляр, казалось, удивился.
— Ваша хозяйка никогда с вами не заигрывала?
— Заигрывала?
Анжело был красивым юношей с неясными и ласковыми глазами.
— Не пыталась ли она завлечь вас в дом? Он рассмеялся и запротестовал:
— А что сказал бы на это господин Роже?
— Он ревнивый?
— Думаю, что…
И он сделал жест рукой, словно вонзая кинжал в грудь.
— Значит, господина Планшона вы после понедельника больше не видели?
На этом комиссар отпустил итальянца. Третий рабочий, вызванный на одиннадцать часов и которого его приятели прозвали верзилой Жефом, постоянно твердил, отвечая на вопросы:
— Не знаю…
Он не желал впутываться в чужие дела и не питал, видимо, особой любви к полиции. Причины для этого у него были: как узнал позже Мегрэ, как-то раз верзила Жеф разбил бутылку о голову одного из клиентов в каком-то баре, а до этого его уже неоднократно задерживали за драки в общественном месте.
Мегрэ пообедал в пивной «Дофин» в компании Люка. Тот не сообщил комиссару ничего нового: опрошенные им водители такси утверждали, что пассажир с заячьей губой им не попадался. Однако это еще ни о чем не говорило: обычно свидетели избегают давать показания, ибо хорошо знают, сколько времени им придется потерять на допросах в полиции, затем у судебного следователя и, наконец, на судебных заседаниях.
Что же касается отдела полиции, занимающегося отелями и меблированными комнатами, то, хотя там и работали опытные специалисты, они так и не смогли отыскать следов Планшона. Тот, насколько Мегрэ мог судить по его характеру, не стал бы предъявлять фальшивые документы и зарегистрировался бы в номере отеля или в меблированной комнате под своим подлинным именем.
Все, кто видел его в последний раз, утверждали, что этот невысокого роста мужчина спускался по улице Толозе, неся в руках два чемодана. Разумеется, он мог сесть в автобус и доехать до вокзала, где его бы не заметили.
— Что вы об этом думаете, шеф?
— Он обещал мне звонить каждый день… В воскресенье он этого не сделал, но в понедельник звонил…
Рене и ее любовник живы. Может, Планшон в самом деле внезапно уехал? Около восьми часов вечера он вышел из кафе, находящегося на площади Аббес. В тот момент Планшон был уже немного навеселе, так как, судя по всему, уже посетил до этого несколько баров. Если получше поискать вокруг, то следы его наверняка обнаружатся. Что могло взбрести ему в голову после нескольких рюмок?
— Если он бросился в Сену, пройдут недели, пока его тело не выловят оттуда… — тихим голосом продолжал Люка.
Конечно, нелепо было думать, что человек с заячьей губой сначала набил своими вещами два чемодана, утащил их из дома, а потом вдруг бросился в Сену, чтобы покончить с собой. Скверно чувствуя себя из-за простуды, Мегрэ выпил чашку кофе с коньяком и к двум часам вернулся к себе в кабинет.
Роже Пру опоздал на десять минут, и комиссар в отместку заставил его ждать в приемной почти до четырех часов. Люка несколько раз пытался разглядеть его через застекленную перегородку.
— Ну, как он там?
— Злится, что его не приглашают в кабинет.
— Чем он занимается?
— Читает газету и часто поглядывает на дверь…
Наконец Жозеф проводил его в кабинет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28