Это дословно. Ван Крам и глазом не моргнул. А через несколько недель предложил ей выйти за него замуж.
— Где они поженились?
— В Константинополе. Это отдельная история. Думаю, что она его в самом деле любила. Повез ее в какую-то контору, она не знает, куда именно, там они подписали какие-то документы, поклялись друг другу в любви и верности, и им объявили, что они — муж и жена. Через несколько дней он предложил поехать во Францию.
— Вместе?
— Да. Сели на итальянский пароход, идущий в Марсель.
— Удостоверение личности у нее на имя Ван Крам?
— Нет. Я спрашивал ее об этом. У них не было времени выправить новое удостоверение. Две недели жили в Марселе, потом переехали в Ниццу. Там появился на свет ребенок.
— Жили в гостинице?
— Сняли очень удобную квартиру близ Променад Дезанглэ. Через два месяца Ван Крам вышел за сигаретами и не вернулся. С тех пор она его не видела.
— И не получала никаких известий?
— Он часто писал: из Лондона, из Копенгагена, из Гамбурга, из Нью-Йорка — и каждый раз присылал деньги.
— Много?
— Иногда много, иногда мало. Просил, чтобы писала о себе, а прежде всего о дочурке.
— Она делала это?
— Да.
— Всегда «до востребования», правда?
— Да. Тогда она и начала играть. Дочка росла, уже ходила в школу…
— …И никогда не видела своего отца?
— Ей было два месяца, когда он исчез, и с того времени не показывался во Франции. Ей ничего о нем не было известно. Последний перевод, год назад, был весьма значительным, но мать проиграла все за одну ночь.
— Неужели Ван Крам не спрашивал ее, где дочь? Он знал, что она в Париже?
— Да. Но мать не знала адреса.
— Это все, старик?
— Почти. Думаю, что она была не совсем откровенна, когда говорила что ей ничего не известно, каким образом ее муж зарабатывает на жизнь О чуть было не забыл о самом важном… Когда несколько лет назад ей нужно было продлить свое удостоверение личности, ей захотелось, чтобы его выписали на фамилию Ван Крам. У нее потребовали свидетельство о браке. Предъявила свой единственный документ, составленный на турецком языке. Его старательно исследовали, отправляли даже в турецкое консульство. Затем сообщили, что этот документ не имеет никакого юридического смысла и что она никогда не была замужем.
— Она очень огорчилась?
— Нисколько. Ничего не может выбить ее из колеи, за исключением того, что красное выходит двенадцать раз подряд, когда она сделала двойную ставку на черное. Слушаешь ее, и кажется, что она живет в каком-то нереальном мире. Когда я рассказал ей о дочери, ни на секунду не потеряла самообладания. Сказала только: «Надеюсь, она не очень мучилась…»
— Конечно, ты сейчас пойдешь спать?
— Если бы! Должен мчаться в Жуан-ле-Пен, где в казино накрыли какого-то афериста. Я вам еще нужен, патрон?
— Пока нет. Хотя подожди… Не показала ли она тебе фотографию своего экс-муженька?
— Я просил ее об этом. Она сказала, что в доме была только одна фотография, это она сняла его, а он об этом даже не подозревал, так как у него был какой-то комплекс: он терпеть не мог фотографироваться. Наверное, уезжая в Париж, дочь забрала ее с собой, так как фотография исчезла.
— Спасибо.
Мегрэ положил трубку и вместо того, чтобы погасить свет и попытаться уснуть, встал, чтобы закурить.
Вдова Кремье вспоминала о фотографии, которую ее квартирантка носила в бумажнике, но он слишком много думал в то время о самой девушке, чтобы обратить на это внимание.
Мегрэ стоял посреди комнаты в пижаме и домашних туфлях на босу ногу. Жена предпочитала ни о чем не спрашивать. Может быть, под впечатлением недавнего сна, он подумал о Лоньоне, Несколько часов назад, не придавая этому никакого значения, пообещал ему: «Буду вас обо всем информировать».
Существование Юлиуса Ван Крама могло принципиально изменить ход расследования.
— Позвоню ему рано утром, — прошептал он.
— Ты что-то сказал?
— Ничего. Сам с собой разговариваю.
Он нашел номер телефона Растяпы с площади Константэн-Пекер. Во всяком случае Лоньону не придется потом ни в чем его упрекать.
— Алло! Могу я попросить вашего мужа. Извините, что разбудил мадам, но…
— Я не спала. Целыми ночами не могу сомкнуть глаз. Засыпаю только на час-другой, — ответила мадам Лоньон, раздраженным и как бы плачущим голосом.
— Говорит комиссар Мегрэ.
— Я узнала месье по голосу.
— Я хотел бы переговорить с вашим мужем.
— А я думала, что он с вами. Он сказал, что работает на вас.
— Когда он ушел?
— Сразу после обеда. Быстро поел и исчез, предупредив, что может не вернуться на ночь.
— Не сказал, куда пошел?
— Он никогда не говорит.
— Благодарю, мадам.
— Значит, это неправда, что он работает с вами?
— Почему? Правда.
— А почему же получается, что вы не…
— Он не обязан сообщать мне о каждом своем шаге. Она не поверила. Подумала, что комиссар лжет, чтобы выгородить ее муженька, и собиралась выпытывать дальше, но Мегрэ положил трубку и сразу же позвонил во 2-й комиссариат, где ему ответил полицейский Ледан.
— Там есть Лоньон?
— Не появлялся со вчерашнего вечера.
— Спасибо. Если он придет, попроси его позвонить мне домой.
— Так точно, комиссар!
И тут в голове у него промелькнула скверная мысль, похожая на ту, что была во сне. Ни с того ни с сего он забеспокоился, почему Лоньона нет ни дома, ни на работе и никто не знает, где он сейчас может быть. Следствие в ночных заведениях он закончил, таксистов тоже допросил. Не подлежит сомнению, что еще один визит в «Ромео» тоже не продвинул бы дело вперед.
Однако Лоньон проводил ночь на охоте. Неужели это означает, что он напал на след?
Мегрэ никогда не завидовал коллегам, еще меньшую конкуренцию составляли инспектора. Когда дело бывало успешно завершено, он всегда, когда они этого заслуживали, отдавал должное их профессионализму. Редко давал интервью. Вот и сегодня репортеров уголовной хроники принимал Люка.
Однако на этот раз он не мог объяснить, почему нервничает. Он отдавал себе отчет, что, как в партии в шахматы, которую разыгрывал во сне, Лоньон был совершенно один, в то время как за спиной Мегрэ была вся полицейская машина.
Он покраснел, думая обо всем этом. Тем не менее появилось желание одеться и поехать на набережную Оофевр, Ему теперь было что делаться узнал, кто тот человек, фотографию которого Луиза Лабуан украла у матери и так тщательно хранила.
Мадам Мегрэ смотрела, как муж идет в столовую, открывает буфет и наливает себе рюмку сливовой наливки.
— Не будешь ложиться?
И логика, и интуиция подсказывали ему: нужно идти. Если он не слушался сам себя, то только для того, чтобы дать Лоньону шанс и тем самым покарать себя за черные мысли.
— Мучаешься из-за этого дела?
— Очень сложное!
Интересная штука! До сих пор он почти не думал об убийце, а только о его жертве.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29