— Согласись, что ты самая обыкновенная, что ты боишься остаться одной.
— Нет.
— И не боишься даже умереть? Жанна продолжала улыбаться, и эта улыбка выводила Дезире из себя, у нее возник даже соблазн разозлиться из-за этой улыбки.
— Слишком много у тебя гордыни для приюта!
— Да нет же.
— Выходит, ты хочешь меня убедить, что делаешь это для их блага?
— Я вовсе не уверена, что сделаю им благо. Думаю, что в конце концов я поняла нотариуса. Он прожил дольше меня. Каждый приходит к тому, что устраивается — любым способом, каждый создает себе жизнь по своей собственной мерке.
— Каждый делает то, что может, — словно почувствовав себя задетой, быстро возразила Дезире.
— Каждый делает то, что может, именно это я и говорю. Каждый с грехом пополам пытается жить в мире с самим собой.
— А ты не живешь в мире сама с собой?
— Я ощущала его, когда таскала по лестницам Боба на руках и присматривала за всем домом, чтобы избежать Бог знает какой катастрофы.
— Это ни к чему не привело. Это как твоя большая уборка в среду вечером, после похорон. Стоит мне только подумать, что ты…
— Что ты в этом понимаешь!
— Согласись, что это немного напоминает историю с Лоэ, и ты делаешь это для того, чтобы…
— …чтобы вставать утром первой, чтобы кофе был готов, а стол накрыт, когда поднимутся все остальные, чтобы полы были чистыми, а дом уютным, чтобы опустить руки в воду для мытья посуды, чтобы в момент, когда качаешься от усталости, заметить, что еще не все сделано, что все сделано никогда не будет; чтобы, валясь в кровать от изнеможения, начинать думать о завтрашних заботах и сторожить сон всех остальных…
— Чтобы стать рабой, вот что! Видно, ты не бывала подолгу в услужении, да и людей ты не знаешь.
— Речь идет не о людях. Речь идет о… Она налила себе полный стаканчик алкоголя, который принялась рассматривать с меланхолическим ликованием:
— Видишь, это последний. Очень хочется попробовать еще раз и…
Она обмакнула губы в коньяк, потом спокойным движением бросила стаканчик на пол:
— Ты сама сказала: дом теперь ничей и нет необходимости прибирать.
Это там не санитарная машина?
— Я велю им подняться?
— Да. Не бойся. Я буду благоразумна. Мое дыхание их, может быть, поразит, но завтра, в госпитале, я буду самой кроткой из больных, и все будут меня любить. Я стану так заботиться о себе, что окажусь на ногах раньше, чем через восемь дней, и я поеду к ним. У меня еще достаточно денег в сумке. Я буду тетей Жанной… Дезире, пожимая плечами, вышла.
Оставшись в одиночестве, старая женщина потеряла свою улыбку, испуганно огляделась вокруг себя, прислушалась к шагам на лестнице, потом к стуку носилок о стены, и руки ее судорожно вцепились в простыню, словно в эту последнюю минуту она пыталась зацепиться за этот дом, за эту комнату, за маленький комод, который она видела в последний раз.
— Тетя Жанна… — прошептала она, словно пробуя новое имя.
Два здоровых парня смотрели на нее сверху вниз, как будто прикидывая ее вес, и перемигивались; тот, который был потемнее, сказал, когда Жанна опустила веки:
— Пойдет?
— Пойдет! — весело ответил другой.

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37