Последний из Мюзарденов сел на первый же поезд на вокзале в Доле и отправился на побережье Нормандии с пересадкой в Париже на вокзале Мэн-Монпарнас.
Жемчужины находилось в воде целых три часа. И это было именно то, что нужно. Божественные жемчужины обрели свой блеск только неделю спустя. Проведи он еще десять дней или две недели в психлечебнице, и можно было бы поставить крест на ожерелье, которое в нормальном состоянии стоило не меньше полумиллиарда.
Когда ожерелье вновь стало тем, чем оно никогда и не должно было перестать быть, Ромуальд отправился в Хагенау, к Ирен, перепеденной с фермы в библиотеку. Они надеялись, что она выйдет на свободу через 7-8 лет, так что их союз станет возможным где-нибудь к 1977 году. После визита в Хагенау он поехал в Кьефран, решив объяснить все от начала до конца, может быть, при помощи рисунков, своему кузену, движимый желанием убедить того помочь ему. И помощь эта могла быть очень большой, так как он знал, что если инженер во что-нибудь поверит, он отдастся этому без оглядки.
Когда Ромуальд приехал в деревню, небо было серым и печальным, падал снег. Декабрьский холод немного отпустил, снег огромным белым ковром тихо накрыл поля, фермы, леса и долины.
Было 30 декабря, год подходил к концу.
Полагая, что его кузен почти полностью излечился от маниакально-депрессинного психоза, Тибо Рустагиль закрыл глаза на его бегство из лечебницы.
- Я улажу это дело с доктором Гаркимбуа, - сказал он.-Это мой друг. А ты… ты выглядишь выздоровевшим.
- Я никогда не был болен, я не сумасшедший, Тибо, уверяю тебя.
Мужчины встретили Новый год в столовой. Все было тихо и спокойно. Прекрасная звездная ночь простиралась над Кьефраном. Старая Огюстина, которая готовила еду и обстирывала изобретателя, закатила такой ужин в духе Пантагрюэля, какие устраивают разве что в самых шикарных ресторанах Парижа. Но старушка не могла долго держать язык за зубами, и вскоре вся округа знала, что Ромуальд вернулся в - энный раз в родные места и живет у своего кузена. Впрочем, фотограф только теребил жидкий пушок под подбородком.
***
Старая Огюстина не включила в меню устриц, поэтому Ромуальд, не мешкая, - было ужо 5 часов вечера - вскочил в микролитражку своего друга и отправился в самый крупный рыбный магазин Мерлянкует в Везуле, где и купил шесть дюжин светлых устриц, и четыре дюжины темных.
Под торжествующим взглядом Рбмуальда, Тибо поднял на свет серую жемчужину в медно-зеленых пятнах, которую он только что достал из своей устрицы.
- Черт побери! Жемчужина! - вскрикнул изобретатель.
Держа жемчужину двумя пальцами, он рассматривал ее при электрическом свете. Ромуальд был очень доволен собой. Чтобы убедить Тибо, что он не сумасшедший, он придумал ход: пожертвовал тремя жемчужинами и не купал их в морской воде в свою последнюю поездку к морю, а положил в карман, где обычно держал зажигалку. Два часа назад на кухне, открыв устрицы, купленные в Везуле, он положил в три из них обесценившиеся жемчужины, которые и попали в тарелку к его кузену.
- Ты не узнаешь ее? - спросил Ромуальд, подняв исхудавшей до прозрачности рукой хрустальный бокал с искристым вином.
- Честное слово, мне это что-то напоминает…
Электромеханик положил жемчужину на вышитую скатерть и извлек вторую из другой устрицы.
- …Это не жемчужины из твоего ожерелья? - спросил ошалело Тибо.
- Да, мой дорогой. Это я их положил туда два часа назад для орошения, устрицы хороши тем, что внутри раковины в них морская вода…
У Тибо Рустагиля перехватило дыхание. Он выпил глоток Эльзасского. Ромуальд положил перед инженером переливающееся колье, которое извлек из кармана пиджака. Тибо сравнил жемчужины, сияющие тысячью оттенков и три тусклые и безжизненные, которые он достал из устриц. Он задумался, теребя свою бородку, задавая себе вопрос: а не правда ли, в самом деле, все то, что рассказывал ему Ромуальд о морских ваннах. Он продолжал молча есть, немного испуганный, глядя то на жемчуг, то на Ромуальда. Когда они приступили к рождественскому пирогу, то есть три часа спустя - праздничный ужин был превосходным - Тибо увидел, что три «экспериментальные» жемчужины начали розоветь, на них появился блеск, и тогда он понял, что Ромуальд не морочил ему голову.
- Итак, это была правда, - сказал инженер. - Все твои поездки, таинственные исчезновения на сутки…
- Я ездил на берег моря. Если бы я тебе сказал правду, ты бы меня упрятал в сумасшедший дом надолго.
- А я думал, ты ездил к любовнице…
- Вот они, мои любовницы, - ответил Ромуальд, беря жемчужины своими бледными пальцами.
Мужчины проговорили всю ночь, но не о политике, а о тайной власти жемчужин Джифаргатара. Потом Тибо, поняв, что с ожерельем, которое в нормальном состоянии стоит полмиллиарда, не шутят, заявил:
- Нечего и думать о том, чтобы ты ездил каждый день на берег моря. Наша бедная Верхняя Сона находится слишком далеко от побережья, а то, сколько стоят сейчас подобные поездки…
- Ты прав. И Ирен никогда не согласится жить у моря из-за своей хронической астмы.
- Есть каждый день устрицы мы тоже не можем. Слишком дорого. Но безвыходных положений не бывает.
У меня есть идея, как сохранить ожерелье…
***
Жизнь в Кьефране для Ромуальда и Тибо продолжала течь в спокойном русле. Изобретатель занимался своим таинственным изобретеыжем. Ромуальд жил за счет своего кузена. Каждое утро он отправлялся в лес за грибами или ловил раков в Одюизе. Затем работал в саду, вел хозяйство и готовил еду. (Старая Огюстина Маон внезапно умерла). Каждый день, встав с постели, Ромуальд шел купать свое ожерелье в бутыли с морской водой, которую мужчины привозили из Трепора. Жемчужины хорошо сохранялись и блестели.
Ромуальду оставалось только дожидаться выхода Ирен из тюрьмы, когда в окрестностях произошел целый ряд краж со взломом, все более и более дерзких, что очень настораживало. Однажды воры проникли к Тибо Рустагилю и унесли два миллиона старых франков наличными. Инженер перенес сильное потрясение и попросил Ромуальда или перенести жемчужины в другое место, или вообще освободить помещение. Рустагиль был убежден, что воры что-то пронюхали о жемчужинах и их местонахождении и приходили именно за ними. Они притягивали мошенников, как вода молнию. Гнев инженера не утихал, и Ромуальд должен был безоговорочно подчиниться его требованиям. Учитывая тот факт, что он жил за счет Тибо, ему следовало вести себя тихо. И речи не могло быть о том, чтобы положить ожерелье в банковский сейф, - из-за необходимости регулярных морских ванн. Ежедневное появление бывшего фотографа в зале, где стоят сейфы Национального банка в Везуде, да еще с большим сосудом в руках, заинтересовало бы весь персонал. Поместить ожерелье в надежно закрываемую лабораторию Рустагиля?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34
Жемчужины находилось в воде целых три часа. И это было именно то, что нужно. Божественные жемчужины обрели свой блеск только неделю спустя. Проведи он еще десять дней или две недели в психлечебнице, и можно было бы поставить крест на ожерелье, которое в нормальном состоянии стоило не меньше полумиллиарда.
Когда ожерелье вновь стало тем, чем оно никогда и не должно было перестать быть, Ромуальд отправился в Хагенау, к Ирен, перепеденной с фермы в библиотеку. Они надеялись, что она выйдет на свободу через 7-8 лет, так что их союз станет возможным где-нибудь к 1977 году. После визита в Хагенау он поехал в Кьефран, решив объяснить все от начала до конца, может быть, при помощи рисунков, своему кузену, движимый желанием убедить того помочь ему. И помощь эта могла быть очень большой, так как он знал, что если инженер во что-нибудь поверит, он отдастся этому без оглядки.
Когда Ромуальд приехал в деревню, небо было серым и печальным, падал снег. Декабрьский холод немного отпустил, снег огромным белым ковром тихо накрыл поля, фермы, леса и долины.
Было 30 декабря, год подходил к концу.
Полагая, что его кузен почти полностью излечился от маниакально-депрессинного психоза, Тибо Рустагиль закрыл глаза на его бегство из лечебницы.
- Я улажу это дело с доктором Гаркимбуа, - сказал он.-Это мой друг. А ты… ты выглядишь выздоровевшим.
- Я никогда не был болен, я не сумасшедший, Тибо, уверяю тебя.
Мужчины встретили Новый год в столовой. Все было тихо и спокойно. Прекрасная звездная ночь простиралась над Кьефраном. Старая Огюстина, которая готовила еду и обстирывала изобретателя, закатила такой ужин в духе Пантагрюэля, какие устраивают разве что в самых шикарных ресторанах Парижа. Но старушка не могла долго держать язык за зубами, и вскоре вся округа знала, что Ромуальд вернулся в - энный раз в родные места и живет у своего кузена. Впрочем, фотограф только теребил жидкий пушок под подбородком.
***
Старая Огюстина не включила в меню устриц, поэтому Ромуальд, не мешкая, - было ужо 5 часов вечера - вскочил в микролитражку своего друга и отправился в самый крупный рыбный магазин Мерлянкует в Везуле, где и купил шесть дюжин светлых устриц, и четыре дюжины темных.
Под торжествующим взглядом Рбмуальда, Тибо поднял на свет серую жемчужину в медно-зеленых пятнах, которую он только что достал из своей устрицы.
- Черт побери! Жемчужина! - вскрикнул изобретатель.
Держа жемчужину двумя пальцами, он рассматривал ее при электрическом свете. Ромуальд был очень доволен собой. Чтобы убедить Тибо, что он не сумасшедший, он придумал ход: пожертвовал тремя жемчужинами и не купал их в морской воде в свою последнюю поездку к морю, а положил в карман, где обычно держал зажигалку. Два часа назад на кухне, открыв устрицы, купленные в Везуле, он положил в три из них обесценившиеся жемчужины, которые и попали в тарелку к его кузену.
- Ты не узнаешь ее? - спросил Ромуальд, подняв исхудавшей до прозрачности рукой хрустальный бокал с искристым вином.
- Честное слово, мне это что-то напоминает…
Электромеханик положил жемчужину на вышитую скатерть и извлек вторую из другой устрицы.
- …Это не жемчужины из твоего ожерелья? - спросил ошалело Тибо.
- Да, мой дорогой. Это я их положил туда два часа назад для орошения, устрицы хороши тем, что внутри раковины в них морская вода…
У Тибо Рустагиля перехватило дыхание. Он выпил глоток Эльзасского. Ромуальд положил перед инженером переливающееся колье, которое извлек из кармана пиджака. Тибо сравнил жемчужины, сияющие тысячью оттенков и три тусклые и безжизненные, которые он достал из устриц. Он задумался, теребя свою бородку, задавая себе вопрос: а не правда ли, в самом деле, все то, что рассказывал ему Ромуальд о морских ваннах. Он продолжал молча есть, немного испуганный, глядя то на жемчуг, то на Ромуальда. Когда они приступили к рождественскому пирогу, то есть три часа спустя - праздничный ужин был превосходным - Тибо увидел, что три «экспериментальные» жемчужины начали розоветь, на них появился блеск, и тогда он понял, что Ромуальд не морочил ему голову.
- Итак, это была правда, - сказал инженер. - Все твои поездки, таинственные исчезновения на сутки…
- Я ездил на берег моря. Если бы я тебе сказал правду, ты бы меня упрятал в сумасшедший дом надолго.
- А я думал, ты ездил к любовнице…
- Вот они, мои любовницы, - ответил Ромуальд, беря жемчужины своими бледными пальцами.
Мужчины проговорили всю ночь, но не о политике, а о тайной власти жемчужин Джифаргатара. Потом Тибо, поняв, что с ожерельем, которое в нормальном состоянии стоит полмиллиарда, не шутят, заявил:
- Нечего и думать о том, чтобы ты ездил каждый день на берег моря. Наша бедная Верхняя Сона находится слишком далеко от побережья, а то, сколько стоят сейчас подобные поездки…
- Ты прав. И Ирен никогда не согласится жить у моря из-за своей хронической астмы.
- Есть каждый день устрицы мы тоже не можем. Слишком дорого. Но безвыходных положений не бывает.
У меня есть идея, как сохранить ожерелье…
***
Жизнь в Кьефране для Ромуальда и Тибо продолжала течь в спокойном русле. Изобретатель занимался своим таинственным изобретеыжем. Ромуальд жил за счет своего кузена. Каждое утро он отправлялся в лес за грибами или ловил раков в Одюизе. Затем работал в саду, вел хозяйство и готовил еду. (Старая Огюстина Маон внезапно умерла). Каждый день, встав с постели, Ромуальд шел купать свое ожерелье в бутыли с морской водой, которую мужчины привозили из Трепора. Жемчужины хорошо сохранялись и блестели.
Ромуальду оставалось только дожидаться выхода Ирен из тюрьмы, когда в окрестностях произошел целый ряд краж со взломом, все более и более дерзких, что очень настораживало. Однажды воры проникли к Тибо Рустагилю и унесли два миллиона старых франков наличными. Инженер перенес сильное потрясение и попросил Ромуальда или перенести жемчужины в другое место, или вообще освободить помещение. Рустагиль был убежден, что воры что-то пронюхали о жемчужинах и их местонахождении и приходили именно за ними. Они притягивали мошенников, как вода молнию. Гнев инженера не утихал, и Ромуальд должен был безоговорочно подчиниться его требованиям. Учитывая тот факт, что он жил за счет Тибо, ему следовало вести себя тихо. И речи не могло быть о том, чтобы положить ожерелье в банковский сейф, - из-за необходимости регулярных морских ванн. Ежедневное появление бывшего фотографа в зале, где стоят сейфы Национального банка в Везуде, да еще с большим сосудом в руках, заинтересовало бы весь персонал. Поместить ожерелье в надежно закрываемую лабораторию Рустагиля?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34